«Белая болезнь» (чеш.Bílá nemoc) — фантастическая пьеса Карела Чапека 1936 года, впервые поставлена в 1937. Гротескно и сатирически изображает тоталитаризм Третьего Рейха.
Сигелиус. Стоит написать о болезни в газете, как большинство читателей тотчас начинает искать у себя симптомы.
Сигелиус. Пока что удалось с несомненностью установить, что ченгова болезнь поражает только лиц в возрасте сорока пяти лет и старше. Очевидно, для неё создают благоприятную почву те естественные изменения в человеческом организме, которые мы называем старением… Репортер. Это чрезвычайно интересно. Сигелиус. Вы думаете?.. А сколько вам лет? Репортер. Тридцать. Сигелиус. Вот то-то и оно. Будь вы постарше, это не казалось бы вам… таким интересным…
Сигелиус. В конце концов мы существуем для того, чтобы облегчить страдания больных… по крайней мере платёжеспособных.
Гален. ...я собирался жениться… а на жалованье ассистента семьи не прокормишь… Сигелиус. Вы совершили ошибку! Я всегда говорю своим ученикам: хотите заниматься наукой, не женитесь! А уж если женитесь, то выбирайте богатую невесту. Надо жертвовать личной жизнью ради науки.
Сигелиус. Ваше превосходительство, у меня не хватает слов… Нам… клинике Лилиенталя, выпало счастье получить ваше высокое одобрение… Мы, люди науки, понимаем, однако, сколь незначительны наши заслуги в сравнении с заслугами того, кто избавил наш национальный организм от более грозных болезней — от язвы анархии, от эпидемии варварской свободы, от проказы продажности и гангрены социального разложения, грозившей гибелью всему нашему народу… Одобрительный шёпот среди гостей: «Отлично! Браво!»
Я пользуюсь случаем, чтобы, как простой врач, склониться перед великим врачом, который излечил всех нас от политической проказы, склониться перед тем, кто с твердостью применял подчас связанную с хирургическим вмешательством, но неизменно целительную терапию! (Низко кланяется Маршалу.)
Гален. Но я, как врач, не хочу, чтобы люди убивали друг друга. Сигелиус. А я в стенах моей клиники запрещаю подобные речи! Мы служим не какой-то гуманности, а науке и… своей нации, коллега. Не забывайте, что здесь государственная клиника!
Отец. Главный бухгалтер концерна Крюга! Через мои руки каждый день будут проходить миллионы. Какой-нибудь молокосос не справился бы с этим. А говорят, будто люди старше пятидесяти лет уже не нужны. Я вам покажу, кто нужен, а кто не нужен! Кто бы подумал тридцать лет назад, когда я поступил к Крюгу, что я дотяну до главного бухгалтера! Неплохая карьера, мать! <…> «Вы пока примете руководство бухгалтерией, коллега». — «Пожалуйста, господин барон». Так он мне и сказал!.. Да! А знаешь, мать, на это место у нас метили ещё пять человек. Но, понимаешь, все они померли… И все от белой болезни. <…> Знаешь что, я откровенно скажу тебе, мать: слава богу, что появилась эта белая болезнь!
Отец. Ах, сволочь! Как это только терпят!.. Да ещё пишут о нем в газетах! Я бы безо всяких разговоров велел этого типа пристрелить. Это же изменник! Мать. Кто, отец? Отец. Да вот тут сказано, что лекарство изобрёл какой-то доктор Гален. И он, мол, не откроет своего секрета ни одному государству, пока оно не предложит другим державам заключить вечный мир!.. Мать. А что ж в этом плохого? Отец. Послушай, как можно задавать такие глупые вопросы? На это не пойдет сейчас ни одна страна в мире. Зря, что ли, мы потратили столько миллиардов на вооружение? Вечный мир! Да это же просто преступление! Что ж, по-твоему, закрыть предприятия Крюга? Двести тысяч человек выбросить на улицу? А ты ещё спрашиваешь, что в этом плохого! В тюрьму нужно этого типа! Говорить сейчас о мире — да это подстрекательство к бунту! На каком основании этот бродяга требует, чтобы весь мир разоружался по его указке?
Мать. Слушай, а если это лекарство и вправду действует? Отец. Тем хуже! Тогда я зажал бы ему пальцы в тиски… Заговорил бы! Нынче, голубушка, есть средства заставить людей говорить. Скажи, пожалуйста, неужто позволить, чтобы этот мерзавец морил нас белой болезнью из-за такой дурацкой утопии, как мир? Хороша гуманность! Мать (глядит в газету) . Этот доктор говорит только, что хочет прекратить убийства… Отец. Негодяй! А слава нации для него ничто? А… а… если нашему государству нужно жизненное пространство? Разве нам уступят его по доброй воле? Кто против убийств, тот против наших коренных интересов, понятно?
Барон Крюг. Если бы страх всегда безраздельно владел людьми, никогда не было бы войн.
Маршал. А газ «Ц»? Барон Крюг. В любом количестве. Вчера у нас был с ним несчастный случай: в одном из цехов лопнул баллон… Маршал. Есть жертвы? Барон Крюг. Погибли все. Сорок работниц и четверо рабочих. Смерть мгновенная. Маршал. Прискорбно… но сам по себе результат замечательный. Поздравляю вас, милый Крюг.
Маршал. Слушайте, вы — безумец или… или герой? Гален (отступает) . Нет, что вы… Во всяком случае, не герой. Но я был на войне… служил полковым врачом… и видел, сколько там гибнет народу… столько здоровых людей. Маршал. Я тоже был на войне, доктор. Но я там видел, как люди сражаются за славу нации. И я привел их домой победителями. Гален. Вот в том-то и дело. А мне больше доводилось видеть тех, кого вы уже не привели домой. Вот в чём разница,.. ваше превосходительство.
Маршал. Только война превращает людей в нацию, а мужчин в героев. Гален. И в мертвецов. Их мне на войне попадалось гораздо больше. Маршал. Таково ваше ремесло, доктор. А мне при моем ремесле больше приходилось видеть героев. Гален. Да, из тех, что не были на передовой, ваше превосходительство. Мы, сидевшие в окопах, не очень-то храбрились.
Маршал. Что касается поводов для вооруженного выступления…
Министр пропаганды. Поводы у нас подготовлены давно: интриги против нашего государства, систематические провокации и так далее. В нужный момент произойдет покушение на одного из наших второстепенных политических деятелей. Потом будет достаточно провести широкие аресты и дать сигнал газетам. Организуем стихийные демонстрации, участники которых будут требовать войны… За патриотический подъем я ручаюсь… пока ещё не поздно.
Маршал (к толпе) . В момент, когда наши сероброкрылые самолеты уже сеют смерть над городами наших заклятых врагов… Восторженный рёв толпы.
…я хочу вынести на суд народа этот мой самый решительный шаг. Крики: «Да здравствует Маршал!», «Слава Маршалу!»
Да, я начал войну и начал её, не объявляя. Я поступил так для того, чтобы сохранить тысячи жизней наших сыновей, которые в эту минуту выигрывают свою первую битву, громя ещё не успевшего опомниться противника. Теперь я прошу вас одобрить такую тактику. Неистовый крик: «Да, да! Одобряем! Да здравствует Маршал!»
