Как черви, плоски и правы,
столпились людские истины,..
— «И вот опять всё то же», 1914
Кто жаждет напиться из лужиц,
тот встретит преграду потока, —
сумейте же будущий ужас
познать во мгновение ока!
Ведь если пощады в словах нет,
ведь если не выплыть из тины, —
припомните: ржавчиной пахнет
затупленный нож гильотины.
— «Предчувствия», 1916
Ещё на закате мерцали…
Но вот – почернело до ужаса,
и всё в небесном Версале
горит, трепещет и кружится.
Как будто бы вечер дугою
свободу к зениту взвез: с неба —
одна за другою
слезают тысячи звёзд!
И как над горящею Францией
глухое лицо Марата, —
среди лихорадящих в трансе
луна – онемевший оратор.
И мир, окунувшись в мятеж,
свежеет щекой умытенькой;
потухшие звезды – и те
послов прислали на митинги.
<…>
А где-то, как жар валюты,
на самой глухой из орбит,
солнце кровавым Малютой
отрекшееся скорбит!
— «Небо революции», 1917
Революция — это рёвы улиц,
это топот толп, прочтенный вслух.
Только в революцию можно стать под пули,
грудью их отвеяв, словно пух.
Революция — это души настежь!
Сердце сбило всех обид замки,
и в пустые ребра, как очей ни застишь,
небо набивает синевы комки.
<…>
Революция — это праздник праздных,
тем, кто не у дел был — даль привет:
только в революцию за дело казни,
за безделье ж казней нет!
— «Это революция», <1918>
Не уроню такого взора,
который — прах, который — шорох.
Я не хочу земного сора,
я никогда не встречу сорок.
— «Еще и осени не близко...», 1919
Бедности дней,
сумраку дней,
нищенству дней
Жизнь — все видней,
боль — все родней.
Сердце, бледней!
— «Сказ», 1919
Если кровь напоенной рубахи
заскорузла в заржавленный лёд —
верь, восставший! Размерены взмахи,
продолжается ярый полет!
— «Стихи сегодняшнего дня», <1919>
Исхудавший, тонкий облик мира!
Ты, как тень, безмочен и беззвучен,
ты, как та заржавленная лира,
что гремит в руках морских излучин.
— «Заржавленная лира», 1920
Измята твоих полей лень,
за клетью пустеет клеть,
и росный ладан молелен
рассыпан по небу тлеть.
Яркоголовая правда,
ступи же кривде на лоб,
чтоб пред настающим завтра
упало вчера — холоп!
Чтоб, в облаках ещё пенясь,
истаяла б там тоска!
Чтоб город, морей отщепенец,
обрушился в волн раскат!
— «Москва на взморье», 1920
Но встал свободы вестник,
подобный вешним водам,
винтами мрачных лестниц
взлетевший по заводам.
От слов его синели
и плавились металлы,
и ало пламенели
рабочие кварталы.
Его напевы проще,
чем капли снеготая,
но он запел — и площадь
замолкла, как пустая.
Рабочие России,
мы жизнь свою сломаем,
но будет мир красивей
цветущий Первым маем!
— «Первомайский гимн», 1920
Сенсацией заграничных газет
является вновь всплывшая гипотеза
о световых сигналах с Марса,
подтверждаемая такими авторитетами,
как Маркони и др.
Из газет.
Радио с Марса! Радио с Марса!
Неужели правда? Неправда! Нет!!
Прыжки огромного желтого барса,
распластанного между планет.
<…>
— Неужели ж не бред? Неужели не сон?
— Какое! Слепые от света мечутся!!
— Тише!!!
«Земля. Говорит Эдисон».
«О-т-в-е-ч-а-е-т
с-ы-н ч-е-л-о-в-е-ч-е-с-к-и-й».
— «Радиовесть», <1920>
Товарищ — Солнце! Выведи день,
играющий всеми мускулами,
чтоб в зеркале памяти — прежних дребедень
распалась осколками тусклыми.
