Бугульминский цикл

«Бугульминский цикл» или «Комендант города Бугульмы» — цикл из 9 сатирических рассказов Ярослава Гашека 1921 года.

Цитаты

	Поскольку между чувашами, лет пятьдесят тому назад принявшими христианство, и черемисами, которые и по сей день остаются язычниками, господствует страшная вражда, в Гулукове у нас произошло небольшое столкновение. Мои вооружённые до зубов чуваши, совершив обход деревни, приволокли ко мне старосту — Давледбея Шакира, который держал в руках клетку с тремя белыми белками. Один из чувашей, тот, что лучше других умел говорить по-русски, дал мне такое разъяснение: — Чуваши — православные… один, десять, тридцать, пятьдесят годов. Черемисы — поганые свиньи. Вырвав из рук Давледбея Шакира клетку с белками, он продолжал: — Белая белка — это их бог. Один, два, три бога. Этот человек их поп. Он скачет вместе с белками, скачет, молится им… Ты его окрестишь… Чуваши выглядели столь угрожающе, что я велел принести воды, покропил Давледбея Шакира, бормоча нечто-то невразумительное, и после этого отпустил его. Потом мои молодцы забрали всех черемисских богов и… теперь я могу заверить каждого, что суп из черемисского господа бога получился просто замечательный.
	Poněvadž mezi Čuvaši, kteří přijali již křesťanství asi před 50 lety, a Čeremisy, kteří jsou až do dnes pohani, panuje strašné nepřátelství, stala se v Gulukovo malinká nehoda. Moji Čuvaši, ozbrojení až po uši, prohlížejíce si vesnici, přivlékli ke mně starostu Davledbaje Šakira, který držel v ruce klec s třemi bílými veverkami, a jeden z nich, který uměl nejlépe rusky, obrátil se ke mně s tímto objasněním: Čuvaši pravoslavní jeden, deset, třicet, padesát let Čeremisi pohani, svině." Vyrvav z ruky Davledbaje Šakira klec s bílými veverkami, pokračoval: "Bílá veverka je jejich bůh jeden, dva, tři bohové. Tento muž kněz, skáče s veverkami, skáče, modlí se k nim. Ty ho pokřtíš…" Čuvaši tvářili se tak hrozivě, že poručil jsem přinést vody, pokropil jsem Davledbaje Šakira, mumlaje nesrozumitelná slova, načež jsem ho propustil. Čeremiské bohy potom moji molodci stáhli a mohu ubezpečit každého, že z pána boha Čeremisů jest velmi dobrá polévka.
	— «Комендант города Бугульмы» (Velitelem města Bugulmy)

	… я увидел на углу площади свежий плакат, гласивший: «Всему населению Бугульмы и уезда! Приказываю, чтобы все жители города и уезда, которые не умеют читать и писать, научились этому в течение трёх дней. Кто по истечении этого срока будет признан неграмотным, подлежит расстрелу. Комендант города Ерохимов».
	… na rohu náměstí viděl jsem čerstvě nalepený plakát, na kterém stálo: Všemu obyvatelstvu Bugulmy i újezda! Rozkazuji, aby všichni ti z celého města i újezda, kteří neumí číst a psát, naučili se tak během tří dnů. Kdo po té lhůtě bude uznán jako negramotný, bude zastřelen. Velitel města: Jerochymov.
	— «Адъютант коменданта города Бугульмы» (Adjutantem velitele města Bugulmy)

	Ещё в начале войны меня исключили из офицерской школы 91-го пехотного полка, а потом спороли и нашивки одногодичного вольноопределяющегося. И в то время как мои бывшие коллеги получали звания кадетов и прапорщиков и гибли, как мухи, на всех фронтах, я обживал казарменные кутузки в Будейовицах и в Мосте-на-Литаве. А когда меня наконец отпустили и собрались отправить с маршевой ротой на фронт, я скрылся в стогу и пережил таким образом три срока. Потом я симулировал эпилепсию, и меня чуть было не расстреляли: пришлось проситься на фронт «добровольно».
	Vyhodili mne na začátku války z důstojnické školy 91. pěšího pluku, pak mně odpárali i ty jednoročácké nášivky, a zatímco druzí moji bývalí kolegové dostávali tituly kadetů i faehnrichů a padali jako mouchy na všech frontách, seděl jsem zavřen v kasárenské base v Budějovicích i v Mostu nad Litavou, a když mne pustili na konec a chtěli odpravit s "marškumpačkami" do pole, skrýval jsem se ve stohu a přežil tak tři "marškumpačky". Pak jsem simuloval, že mám padoucnici a byli by mne málem zastřelili, kdybych se nebyl dobrovolně přihlásil do pole. Od té chvíle se na mne štěstí usmálo, a když jsem na pochodu od Sambora obstaral pro pana nadporučíka Lukáše byt s takovou jednou roztomilou Polkou a znamenitou kuchyní, byl jsem povýšen na ordonance. Když později pod Sokalem se objevily u našeho "batalionskomandanta" vši, vychytal jsem je, namazal svého představeného v zákopech rtuťovou mastí a dostal jsem velkou stříbrnou medaili za chrabrost.
	— « Стратегические затруднения» (V strategických nesnázích)

Перевод

С. И. Востокова, 1966

О цикле

	Наполовину мать «Швейка» — Россия, эмбрион Швейка — уже в легионерских зарисовках, созданных на заре легионерской идиллии, юморески из Бугульмы уже чистокровно швейковские.
	— Юлиус Фучик, «Зачатие бравого солдата Швейка», 1925

Циклом фельетонов, опубликованных в «Трибуне» под названием «Из тайн моего пребывания в России», он словно бы удовлетворил любопытство падкой до сенсации публики, повествуя о своём «большевистском прошлом». Но и в этом случае речь идёт о сложной маскировке и мистификации. Обращение с реальными событиями и подлинными фактами здесь совершенно вольное <…>. Из всего контекста повествования мы устанавливаем, что Гашек рассматривает эти события как часть юмористической мистификации, которая призвана не только скрывать «тайну» минувших лет — своей иронией она оборачивается как раз против любопытствующей буржуазной публики. При всём том он рассказывает о революционных событиях — так, как они ему, свидетелю, представлялись: простыми, естественными, оправданными и глубоко человеческими. <…> Пренебрежение и скепсис по отношению к честолюбивым военачальникам проявляется, с другой стороны, в подчеркнутом возвеличивании естественной бесстрастности простого человека, помогающей ему преодолевать жизненные трудности и превратности судьбы. Ирония Гашека основана на взаимосвязи обеих противоположностей. Критика воинской славы и мощи связана с непроизвольным восхвалением рядового участника военных маршей, — недооцененный и неприметный, он остался забытым, безымянным «винтиком» истории. Поэтому, очевидно, мы вправе утверждать, что уже в цикле фельетонов о Бугульме намечается основной мотив «Похождений бравого солдата Швейка».

— Радко Пытлик, «Швейк завоёвывает мир», 1983