Вавилон-17

«Вавилон-17» (англ. Babel-17) — фантастический роман Сэмюэла Дилэни 1966 года. Эпиграфами частей романа служат стихи его жены Мэрилин Хакер, обозначенной инициалами.

Цитаты

— Структура любого предмета может быть закодирована на молекулярном уровне. В поляризованном состоянии каждая молекула вещества движется свободно. Дайте толчок, и она займёт нужное положение, образуя новую структуру, — барон оглянулся на витрину. — Там, — он махнул рукой в сторону регистрационных шкафов. — Там настоящее оружие — примерно три тысячи структур, в которые может воплотиться этот обломок металла. — часть II, 3

"Annealed in any shape for a time, and codified, the structure of that shape is retained down to the molecules. At any angle to the direction that the matter has been polarized in, each molecule has completely free movement. Just jar it, and it falls into that structure like a rubber figure returning to shape." The Baron glanced back at the case. "Simple, really. There"—he motioned toward the filing cabinets along the wall—"is the real weapon: approximately three thousand individual plans incorporating that little polarized chunk."

— Он может по желанию менять отпечатки пальцев и рисунок сетчатки глаза. Небольшая нейрохирургическая операция увеличила подвижность его лицевых мускулов, и он может резко изменить свою внешность. Микро-ёмкости с красителями и гормонами, размещенные под скальпом, позволяют ему в течение нескольких секунд менять цвет волос, если понадобиться, свести их полностью и вырастить за полчаса новую шевелюру. — часть II, 3

"His fingerprints and retina pattern, he can alter at will. A little neural surgery has made all the muscles of his face voluntary, which means he can alter his face structure drastically. Chemical dies and hormone banks beneath the scalp enable him to color his hair in seconds, or, if necessary, shed it completely and grow a new batch in half an hour."

— Прекрасно, Корд, Но все же, Чтобы хозяином громады этой стать, Одной лишь трусости шакальей мало, Иль брюха полного убийства По самые дрожащие коленки. <…> Рубиновые кляксы честолюбия Забрызгали твой мозг, В удушье страшном породившем смерть. И сам себя ты называешь жертвой, Когда твой разум опьянит Тобой же созданное гадостное пойло, Наполненное кровью и обманом. Уж пальцы тянутся к коварному ножу; <…> Я ж оплела тебя своим стихом. Ты слушаешь и повинуешься... — часть III, 3

"All right. Cord, to be lord of this black barrick Tarik, you need more than jackal lore, or a belly full of murder and jelly knees. Open your mouth and your hands. <…> Ambition like a liquid ruby stains your brain, birthed in the cervixed will to kill, swing in the arc of death's again, you name yourself victim each time you fill with swill the skull's cup lipping murder. It predicts your fingers' movement toward the blade long laid against the leather sheath cord-fixed to pick the plan your paling fingers made; <…> and strong lines of my meaning make your mind change from fulgent tofrangent. Now you hear the wrong cord-song, to instruct you."

	… чтоб наконец в самом себе проснуться, Он повернуться захотел внутри себя. Но провода вцепились мертвой хваткой В глаза. Дробя суставы, языком Давясь, он начал просыпаться. Мы проснемся, когда сумеем повернуться до конца. Пронзённый током, выгнут позвоночник — Он законтачен крепко с потолком. Ещё чуть-чуть... В созвездии разрядов, Из цепи вырывая позвонки И к полюсу стремительно взлетая, Двойник врезается со звоном в потолок. Цепь разомкнулась. Слёзы высыхают, Шипя, на том, что прежде было сердцем И вырвано отныне из груди — Из груды опалённого металла. Вот медленно с тяжёлым стуком на пол Легли осколки ребёр, плеч и бедёр. Они проснулись. Мы проснёмся, Когда сумеем повернуться до конца Захлёбываясь кровью, из утробы Своей он вырвался на мокрый пол, Рождаясь… — часть IV, эпиграф
	... turning in the brain to wake with wires behind his eyes, forking the joints akimbo. He wakes, wired, forked fingers crackling, gagging on his tongue. We wake, turning. Spined against the floor, his spine turning, chest hollowed, air in the wires, sparks glint from the wired ceiling tapping his sparking fingernails. Coughs, cries. The twin behind the eyes coughs, cries. The dark twin doubles on the floor, swallows his tongue. Splashed to the dark pole circuited behind the eyes, the dark twin snaps his spine free, slaps his palms against the ceiling. Charged beads fly. The ceiling, polarized, batters his cheek with metal. Tears free skin. Tears ribs, torn pectorals off metal curved away black, behind the cracks, dried, that are his torn lips. More. Buttocks and shoulderblades grind on the floor gritty and green with brine. They wake. We wake, turning. He, gargling blood, turns, born, on the wet floor ... —from The Dark Twin, M.H.
	— из «Тёмного двойника» М. Х.

	Старея, я становлюсь, как Ноябрь. Беспомощным грузом годов к настоящему. Погружённый в кристальные мечты Я прохожу под застывшей белой линией деревьев, И сухие листья рассыпаются в прах от моих тихих шагов. Этот звук вызывает во мне слово «страх». Он и ветра дыханье — вот всё, что я слышу сейчас. И я воздух холодный пытаю: «Есть ли слово что даст мне свободу?» «Изменение» — ветер шепнул, и добавило солнце: «Запомни». — часть V, эпиграф
	Growing older I descended November. The asymptotic cycle of the year plummets to now. In crystal reveries I pass beneath a fixed white line of trees where dry leaves lie for footsteps to dismember. They crackle with a muted sound like fear. I ask cold air, "What is the word that frees?" The wind says, "Change," and the white sun, "Remember." —from Elektra, M.H.
	— из «Электры» М. Х.

— Вавилон-17 <…> «программирует» действия личности, усиливая их самогипнозом, при этом всё, что продумано на этом языке, кажется правильным, поскольку на других языках оно выражено очень грубо и неуклюже. Запрограммированная личность, во-первых, должна стремиться любой ценой уничтожить Союз, а, во-вторых, оставаться скрытой от остальной части сознания. Это и произошло с нами. — часть V, 4; суть романа — гиперболизация гипотезы лингвистической относительности

"Babel-17 <…> 'programs' a self-contained schizoid personality into the mind of whoever learns it, reinforced by self-hypnosis—which seems the sensible thing to do since everything else in the language is 'right’, whereas any other tongue seems so clumsy. This 'personality' has the general desire to destroy the Alliance at any cost, and at the same time remain hidden from the rest of the consciousness until it's strong enough to take over. That's what happened to us. Without the Butcher's pre-capture experience, we weren’t strong enough to keep complete control, although we could stop them from doing anything destructive."

Перевод

А. Шевченко, 2002 (с некоторыми уточнениями)

О романе

	Принцип, использовавшийся при его создании <…> заключается в частичном использовании некой истины или рациональной гипотезы и раздувании этой части до невероятных размеров. Это такая фантастика, которая, очевидно, никогда не смогла бы осуществиться. Только художественное мастерство может скрыть этот факт от глаза читателя, особенно когда он не специалист в этой области <…>. Но чего, в конце концов, требовать от автора? Чтобы он добился абсолютного эмпирического соответствия? Разве licentia poetica уже лишена всяких прав в научной фантастике? <…> Гипотеза «лингвистического порабощения разума» играет в повести чисто формальную роль. Мы лишь в общих чертах узнаём, как действует придуманная врагом лингвистическая отмычка, но больше нам ничего не удаётся узнать: ни того, какого уровня развития достигла земная цивилизация, ни того, какие, собственно, ценности защищает она от космического агрессора, ни того, что стало центральным пунктом борьбы двух миров и т. п. Автор выбрал для себя настолько удобную позицию, что сама принадлежность читателя к виду Homo делает излишней необходимость объяснения проблем такого рода. Ведь лозунг «right or wrong my country» можно из этических соображений поставить под сомнение, когда речь идёт о земных конфликтах, <…> но похоже на то, что это правило приобретает сверхидеологический смысл, когда Земле противостоит иная цивилизация, иные существа, ибо тогда принцип «right or wrong my human genus» становится универсальным для каждого человека. Однако хотелось бы понять, является ли враг Земли «абсолютным воплощением зла», из-за чего началась война и какие цели преследовали противники, потому что, лишь показав события с этой стороны, можно обратиться к неформальной, то есть аксиологически обоснованной, проблематике. Если бы Дилэни избрал такой путь, беспроблемная пустота произведения наполнилась бы серьёзным содержанием, и одновременно повествование в жанре «чистой научной фантастики» превратилось бы в «утилитарную научную фантастику». Ведь появление средств, способных незаметно управлять поведением человека, уже прогнозируется, хотя лингвистический вариант воздействия не рассматривается. <…> Короче говоря, вместо того, чтобы разрабатывать только шпионский сюжет, данная повесть могла бы стать инструментом, сигнализирующим о дилеммах определенной стадии развития цивилизационных технологий (социотехнологий управления человеческим поведением). Литературные традиции полностью согласуются с таким подходом, даже если при этом нарушается чисто эмпирическое правдоподобие исходных позиций, потому что считается совершенно оправданной трансформация, даже контрэмпирическая, принятых гипотез, если в результате осуществляется анализ реальной культурно-цивилизационной проблематики.
	см. в статье
	— Станислав Лем, «Фантастика и футурология», книга 1 (IV. От структурализма к традиционализму), 1970