Виктор Гюго. Творческий путь писателя
«Виктор Гюго. Творческий путь писателя» — предисловие Анатолия Луначарского к планировавшемуся в 1928—29 годах, но не осуществлённому изданию Полного собрания сочинений Гюго на русском языке. Впервые напечатано отдельной книжкой в 1931 году.
Цитаты
[править]Мы знаем теперь, что либерализм являлся на деле идеологическим выражением стремления буржуазных классов захватить власть, столкнуть с дороги препятствия, которые ставились для развития капиталистического мира феодальными формами государства, хозяйства и быта <…>. |
… Гюго оказался по личным своим свойствам необыкновенно типичным, богатым и совершенным рупором прогрессивных идей мелкобуржуазных масс одной из самых передовых стран Европы, а — в известной степени — всей Европы вообще… |
Его близость к Орлеанскому дому была такова, что он даже влюбился в жену наследного принца, что отразилось в его «Рюи Блазе», где он хотел тонко намекнуть на свои нежные и рыцарские чувства по отношению к молодой принцессе и, с другой стороны, дать свой собственный фантастический портрет в качестве плебея-трибуна, сближение которого с королевским домом должно пойти на благо народным массам и привести к разоблачению скопившихся у трона злодеев. |
Представитель мелкой буржуазии всегда является личностью политически более или менее шаткой. Ласки двора и аристократов в бесчисленном количестве исторических случаев заставляли искривиться вправо сознание даже очень талантливых и великодушных мелкобуржуазных деятелей. Наоборот, столкновения с властью, гонения отклоняют этот рост влево <…>. |
«Легенда веков» — это колоссальная серия картин из истории культуры человечества, которая, по мнению многих французских критиков, дала впервые Франции подлинно великого поэта, равняющегося своим ростом с колоссами мировой литературы, <…> представляет собой и с общественной точки зрения изумительный памятник иллюминаторской радикально-либеральной публицистики. |
… самый прославленный из его романов «Несчастные» («Отверженные»). |
Именно под влиянием своих глубоких внутренних переживаний вокруг идей Коммуны Гюго пишет свой политический роман «Девяносто третий год». Здесь дана наиболее яркая формула политической и полусоциалистической программы Гюго. <…> |
Старый Гюго представляет собой почти трогательное смешение величия и несколько забавной наивности. |
Самым замечательным является поражающая свежесть чувств, которую Гюго донёс до седых волос, до глубокой старости. Эта непосредственная свежесть чувства полностью отражалась и в его замечательной подруге. |
Разумеется, писатель-реалист, который совсем отказался бы от стилизации и эмоций, оказался бы стоящим за пределами искусства. Даже очеркизм <…> и тот, если он хочет быть художественным очеркизмом, всё-таки должен брать излагаемые им события сквозь призму художественного восприятия, должен так скомпоновать своё повествование о действительности, чтобы оно подействовало на читателя горячее, определённее, чем сама действительность, подействовало бы на него в определённую сторону. Если очерк совсем перестаёт быть художественной агитацией и становится просто информацией, которую можно повернуть и так и сяк и которая ничем не отличается от статистической справки, то, разумеется, об искусстве тут уже говорить не приходится. |
… корабль Гюго несло только одно течение, именно — вера в абстрактный прогресс, в мнимо существующую объективную силу, которая постепенно поднимет человечество от мрака к свету. <…> Это была призрачная сила, которая была призвана заменить для класса, реальная сила которого падала, надежду на свою собственную энергию в деле воплощения своей программы. |
… у Гюго, с одной стороны, стремление к грандиозности, а с другой стороны — всегда легко нащупываемый за нею расчёт проповедника. |
Могущество Гюго, размашистость его кисти придают иногда некоторый оттенок аляповатости и косолапости, которая проникает в его величественность; отсюда упрёки в плебействе, которые Гюго, однако, мог бы с удовольствием принять на свой счёт. |
Самая лирика Гюго постоянно стремится к эпичности. Гюго очень не любит раскрывать непосредственные свои переживания. Порой, читая его лирику, кажется, что эти переживания его редко бывали слишком интимными. Кажется, что и внутреннее его сознание было населено теми же идеями и чувствами, которые составляют его политическую, его проповедническую, его, как он сам любит говорить, пророческую натуру. |
И если скажут: ну, какое нам дело до всего этого, ведь мы для поддержания нашего энтузиазма не нуждаемся ни в какой иллюзии, ни в каком обмане. |
Примечания
[править]- ↑ 1 2 См. гл. V «Что делать?» Ленина.