В подвале у Романа (интервью Аркадия Стругацкого)

Аркадий Стругацкий 17 марта 1982 года отвечал на вопросы участников семинара молодых писателей-фантастов (с неформальным названием «В подвале у Романа») в редакции журнала «Знание — сила».

Цитаты

Кандид и Перец — образы в какой-то степени автобиографические. Вообще автобиографические образы — это у нас довольно частое явление. Как бы хорошо мы ни знали своих близких, <…> уж себя-то мы видали в самых разных ситуациях.

С «Пикником…» <…> нам сначала понравилась сама идея пикника. Мы однажды увидели место, где ночевали автотуристы. Это было страшно загаженное место… И мы подумали: каково же должно быть там бедным лесным жителям? Нам понравился этот образ, но мы не связывали его ни с какими ситуациями. Мы прошли мимо, поговорили, и — лужайка исчезла из памяти. Мы занялись другими делами. А потом, когда возникла у нас идея о человечестве — такая идея: свинья грязь найдёт — мы вернулись к лужайке. Не будет атомной бомбы — будет что-нибудь другое <…>. Человечество на его нынешнем массово-психологическом уровне обязательно найдёт, чем себя уязвить. И вот когда сформулировалась эта идея — как раз подвернулась, вспомнилась нам загаженная лужайка.

Вячеслав Задорожный: Кто из фантастов вам нравится больше всего? — Меньше всего нам нравятся Стругацкие. А больше всего нам нравится Булгаков.

Когда мы начали работать, Тарковский ещё точно не знал, что ему нужно. Тарковскому нужно было показать поход людей за счастьем и разочарование в этом самом счастье, которое возникает во время похода. Вот мы и сделали четыре или пять <…> фантастических вариантов сценария… <…> Сценарист — раб режиссёра. По нашему глубокому убеждению <…>. Сначала Тарковского очень увлекала фантастическая сторона, и мы изощрялись в различных выдумках. <…> В конечном итоге пятый или шестой вариант Тарковскому… <…> Не знаю, понравился или нет… Видимо, Тарковский просто отчаялся и начал снимать. И вот он снял две трети плёнки, отпущенной на фильм. <…> А тут подошла очередь на проявочную машину. У нас, оказывается, в Советском Союзе, единственная такая машина для «Кодака» — на «Мосфильме». Зарядили туда наш фильм, зарядили половину «Сибириады» и зарядили весь <…> «Табор уходит в небо». Ну, и… всё испортили. Всё погибло. Денег больше не давали, плёнки больше не давали, и Тарковский придумал выход: сделать двухсерийный фильм. Тогда получилось бы, что у нас четыре трети плёнки — по две трети на каждую серию. С потерей одной трети на серию ещё можно было как-то мириться. И вот Тарковский меня спрашивает: что, говорит, тебе ещё не надоело «Пикник на обочине» переписывать? Я говорю: надоело. Вот, говорит, поезжай в Ленинград. Вот тебе десять дней, и напиши двухсерийный сценарий, в котором сталкер был бы совсем другим, не тем, что он есть. А каким? А я, говорит, не знаю. Мне нужен другой… Ну, я поехал. Получил от Бориса большой втык за неопределённость. И Борису пришла в голову идея: дать в фильме нечто вроде нового мессии. <…> Тарковский говорит: о! это то, что нужно. Потом были ещё два или три варианта: мы занимались тем, что… выкорчёвывали фантастику из сценария.

Александр Силецкий: А бывает так, что вдруг происходит нечто такое, отчего вы немедленно бросаете начатую вещь <…> и спешно переходите к новой, следуя только что родившейся идее? — Ну, для того, чтобы нас что-то так взбудоражило… Это должно быть начало атомной войны. Обычно это вещи, которые накапливаются исподволь, незаметно, мы к ним привыкаем, и вдруг в каком-то разговоре тема поворачивается каким-то странным образом, и мы говорим: «Ба, а вот оно. Сейчас мы закончим начатую вещь, и хорошо было бы тогда заняться вот каким делом…» Например, я читал «Новые карты ада» <…> и не обращал внимания на одну очень интересную штуку: помните, там раздражали крысам центр удовольствия? Мне это просто забавным показалось, и — проскочило. А когда я перечитал книжку в пятый или шестой раз, <…> то вдруг подумал в ужасе: «Господи боже мой! А если с людьми так?..» <…> «Хищные вещи века», кстати, отсюда и возникли.

Виталий Бабенко: Почему вы пугаете читателя пришельцами, хотя — по идее — он должен пугаться тем, что происходит у нас на Земле? <…> — Где и когда я говорил, что даю хоть ломаный грош за инопланетный разум? Не нужен он мне. И никогда не был нужен. А когда мы «пугаем», <…> мы имеем в виду совершенно определённую цель: <…> есть они или нет, а надеяться на них нечего. Выбили религиозные костыли у людей — вот теперь и ходят-прыгают на одной ноге: «Дай нам, Господи!», «Барин к нам приедет — барин нас рассудит». Вот что нужно выбивать из читателей. Вот эту глупую надежду надо выбивать!

Голого сюжета бойтесь больше всего… Чтобы не ободранное дерево стояло, а чтобы с листвой оно было…

… моё определение простое: цивилизация есть социальная система, которая наличествующими производительными силами непрерывно создаёт новые потребности и тут же создаёт способы их удовлетворения.