Был год 2081-й, и в мире наконец воцарилось абсолютное равенство. Люди стали равны не только перед Богом и законом, но и во всех остальных возможных смыслах. Никто не был умнее остальных, никто не был красивее, сильнее или быстрее прочих. Такое равенство стало возможным благодаря 211, 212 и 213-й поправкам к Конституции, а также неусыпной бдительности агентов Генерального уравнителя США. — начало
THE YEAR WAS 2081, and everybody was finally equal. They weren't only equal before God and the law. They were equal every which way. Nobody was smarter than anybody else. Nobody was better looking than anybody else. Nobody was stronger or quicker than anybody else. All this equality was due to the 211th, 212th, and 213th Amendments to the Constitution, and to the unceasing vigilance of agents of the United States Handicapper General.
У Хейзел был безупречно средний ум — то есть думала она короткими вспышками, — а Джордж, умственные способности которого оказались выше среднего, носил в ухе маленькое уравнивающее радио. Закон запрещал его снимать. Радио было настроено на единственную, правительственную, волну, которая каждые двадцать секунд передавала резкие громкие звуки, не позволяющие людям вроде Джорджа злоупотреблять своим умом.
Джордж и Хейзел смотрели телевизор. По щекам Хейзел текли слёзы, но она на какое-то время забыла почему.
По телевизору показывали балерин.
В ухе Джорджа сработал сигнал. Мысли тут же разбежались в разные стороны точно воры от сработавшей сигнализации.
— Очень красивый танец, — сказала Хейзел.
— А?
— Танец, говорю, красивый.
— Ага, — кивнул Джордж и попытался подумать о балеринах. Танцевали они не очень-то хорошо — да и любой другой на их месте станцевал бы точно так же. На руках и ногах у них висели противовесы и мешочки со свинцовой дробью, чтобы никто при виде изящного жеста или хорошенького лица не почувствовал себя безобразиной. Джорджу пришла в голову смутная мысль, что уж балерин-то не стоило бы уравнивать с остальными. Но как следует задуматься об этом не получилось: очередной радиосигнал распугал его мысли.
Джордж поморщился. Две из восьми балерин поморщились вместе с ним.
Хейзел заметила это и, поскольку её мысли ничем не уравнивали, спросила Джорджа, какой звук передали на этот раз.
— Как будто стеклянную бутылку молотком разбили, — сказал Джордж.
— Вот ведь здорово: всё время слушать разные звуки, — с легкой завистью проговорила Хейзел. — Сколько они всякого напридумывали!
Hazel had a perfectly average intelligence, which meant she couldn't think about anything except in short bursts. And George, while his intelligence was way above normal, had a little mental handicap radio in his ear. He was required by law to wear it at all times. It was tuned to a government transmitter. Every twenty seconds or so, the transmitter would send out some sharp noise to keep people like George from taking unfair advantage of their brains.
George and Hazel were watching television. There were tears on Hazel's cheeks, but she'd forgotten for the moment what they were about.
On the television screen were ballerinas.
A buzzer sounded in George's head. His thoughts fled in panic, like bandits from a burglar alarm.
"That was a real pretty dance, that dance they just did," said Hazel.
"Huh" said George.
"That dance-it was nice," said Hazel.
"Yup," said George. He tried to think a little about the ballerinas. They weren't really very good-no better than anybody else would have been, anyway. They were burdened with sashweights and bags of birdshot, and their faces were masked, so that no one, seeing a free and graceful gesture or a pretty face, would feel like something the cat drug in. George was toying with the vague notion that maybe dancers shouldn't be handicapped. But he didn't get very far with it before another noise in his ear radio scattered his thoughts.
George winced. So did two out of the eight ballerinas.
Hazel saw him wince. Having no mental handicap herself, she had to ask George what the latest sound had been.
"Sounded like somebody hitting a milk bottle with a ball peen hammer," said George.
"I'd think it would be real interesting, hearing all the different sounds," said Hazel a little envious. "All the things they think up."
— Что-то у тебя очень усталый вид, — сказала Хейзел. — Может, приляжешь на диван? Пусть мешок полежит немного, а ты отдохни. — Она имела в виду сорокасемифунтовый мешок с дробью, который с помощью большого замка крепился на шее Джорджа. — Я не возражаю, если мы с тобой чуточку побудем неравны.
Джордж взвесил уравнивающий мешок на ладонях.
— Да ладно, — сказал он, — я его и не замечаю вовсе. Он давно стал частью меня.
— Ты последнее время ужасно усталый… как выжатый лимон, — заметила Хейзел. — Вот бы проделать в мешке маленькую дырочку и вынуть несколько дробинок. Самую малость.
— Два года тюремного заключения и две тысячи долларов штрафа за каждую извлечённую дробинку, — напомнил ей Джордж.
"All of a sudden you look so tired," said Hazel. "Why don't you stretch out on the sofa, so's you can rest your handicap bag on the pillows, honeybunch." She was referring to the forty-seven pounds of birdshot in a canvas bag, which was padlocked around George's neck. "Go on and rest the bag for a little while," she said. "I don't care if you're not equal to me for a while."
George weighed the bag with his hands. "I don't mind it," he said. "I don't notice it any more. It's just a part of me."
"You been so tired lately-kind of wore out," said Hazel. "If there was just some way we could make a little hole in the bottom of the bag, and just take out a few of them lead blls. Just a few."
"Two years in prison and two thousand dollars fine for every ball I took out," said George.
Телевизионная программа вдруг прервалась на срочный выпуск новостей. Невозможно было сразу понять, что хочет сказать ведущий, поскольку все ведущие на телевидении страдали серьёзными дефектами речи. С полминуты он пытался выговорить «Дамы и господа», но наконец отчаялся и протянул листок балеринам.
— Ничего страшного, — сказала Хейзел о ведущем. — Он хотя бы попробовал, а это уже много значит — пытаться превозмочь свои силы. Я считаю, его должны повысить.
The television program was suddenly interrupted for anews bulletin. It wasn't clear at first as to what the bulletin was about, since the announcer, like all announcers, had a serious speech impediment. For about half a minute, and in a state of high excitement, the announcer tried to say, "Ladies and Gentlemen." He finally gave up, handed the bulletin to a ballerina to read.
"That's all right—" Hazel said of the announcer, "he tried. That's the big thing. He tried to do the best he could with what God gave him. He should get a nice raise for trying so hard."
