Должны ли рассказы быть правдивыми?

«Должны ли рассказы быть правдивыми?», также «Должны ли писатели говорить правду?» (англ. Ought Stories To Be True?) — эссе Джерома К. Джерома из сборника «Досужие мысли в 1905 году».

Цитаты

... литература, чтобы быть реальной силой, должна показывать все стороны жизни и что мы ни к чему путному не придем, если будем глупейшим образом делать вид, будто мы сами всегда безупречны и добродетельны, и только литературному злодею свойственно сходить с пути истинного. Об этом стоит подумать тем, кто пишет книги, и тем, кто их покупает. Если литературу рассматривать только как средство скоротать досуг, тогда чем меньше она связана с жизнью, тем лучше. Глядя в правдивое зеркало природы, мы поневоле предаемся размышлениям; а когда мысль входит в дверь, самоуспокоение вылетает в окно. Должен ли роман (или пьеса) будить в нас мысли и ставить жизненные проблемы? Или он должен уводить нас с пыльных дорог реального мира на цветущие луга мира грез? Тогда пусть наши герои и героини будут не такими, какими люди бывают в действительности, а такими, какими им следовало бы быть. Пусть Анджелина пребудет безупречной, а Эдвин неизменно сохраняет верность. Пусть в последней главе добродетель торжествует над пороком, и пусть считается непреложной истиной, что свадебная церемония разрешает все неразрешимые вопросы. Очень приятно читать сказки, где принц всегда смел и красив, принцесса всегда лучше и прекраснее всех принцесс на свете; где дурных людей можно безошибочно отличить с первого взгляда по их уродству и плохому характеру; где добрые волшебницы неизменно могущественнее злых; где темные тропинки всегда ведут к светлым дворцам; где дракон постоянно оказывается побежденным; где благонравные мужья и добродетельные жены могут рассчитывать на счастливую жизнь до конца своих дней.  Неплохо по временам ускользать из нашего мира в страну грез. Но, увы, жить в этой стране нельзя, и знакомство с её географией мало помогает, когда мы возвращаемся в страну суровой действительности.

Таков уж метод нашей карликовой критики. Она смотрит на писателя, как Гулливер — на бробдингнегских дам: она слишком мала, чтобы видеть их во весь рост; родинка или бородавка заслоняют от них всё остальное.

Это происходит среди читателей из англосаксов: если человек хочет заслужить литературную славу, у него должно отсутствовать чувство юмора. Мне на память приходят несколько случаев успеха в литературе, достигнутого главным образом благодаря этому изъяну.

... в наши дни считается, что иметь такой всеобъемлющий вкус — значит не иметь его вовсе. Тебе говорят, что если ты любишь Шекспира, значит должен обязательно ненавидеть Ибсена; что нельзя высоко ставить Вагнера и терпимо относиться к Бетховену; что если мы признаем какие-нибудь достоинства в Доре, мы не можем понимать Уистлера.

... слабость и беспомощность — самые лучшие чары, побуждающие мужчину проявлять силу и нежность,..

Диккенсовские хорошие женщины слишком хороши на каждый день. Эстер Самерсон, Флоренс Домби, крошка Нелли — у вас нет ни одного недостатка, за который вас можно было бы полюбить. Женщины Вальтера Скотта тоже просто раскрашенные картинки. Он нарисовал только одну живую героиню — Кэтрин Сейтон. Все остальные были лишь наградой, вручаемой герою в конце книги, — вроде молочного поросенка или телячьей ножки, за которыми деревенские парни взбираются на верхушку смазанного жиром шеста. То, что Диккенс может рисовать живых женщин, он доказал Бэллой Вильфер и Эстеллой из «Больших надежд». Но реальные женщины никогда не пользовались популярностью в художественной литературе. Мужчины-читатели предпочитают ненастоящих, и женщины-читательницы тоже протестуют против правды.  С точки зрения художественного мастерства, «Дэвид Копперфильд», несомненно, лучшее произведение Диккенса. Здесь его юмор не так шумлив, пафос не так преувеличен.

Диккенс слишком мало пострадал от того, от чего многие из нас претерпели с избытком, — от критики. Его книги встречали слишком мало противодействия, чтобы его творческие силы пробудились полностью. Слишком часто его патетика переходит в ложный пафос, и не от недостатка умения, а от недостаточной требовательности. Трудно поверить, что писатель, который позволил своей сентиментальности — вернее, сентиментальности публики — увлечь его за собой,..

После Шекспира не было писателя, который столько внес бы в сокровищницу человеческой мысли. Даже если бы у Диккенса было в два раза больше недостатков, всё равно он — один из величайших писателей современности. Таких людей, каких мы видим у Диккенса, никогда не существовало, — говорит наш маленький критик. Но не существовало также и Прометея, олицетворяющего гордый человеческий дух, и Ниобеи, матери всех матерей, и их вовсе нельзя назвать правдиво изображенными жителями Афин, срисованными с тех, кого можно было бы встретить во время утренней прогулки по городу.

... количество добродетелей, которое Диккенс тратит на одного героя, в действительной жизни было бы распределено более экономной природой человек на пятьдесят.

... главное в литературном произведении — это жизнь. «Дэвид Копперфильд» — грустная книга, и это только прибавляет ей очарования в наши грустные времена. Человечество приближается к старости, и мы полюбили грусть, как любим друга, который почти никогда с нами не расстается. В дни нашей юности мы были сильны и веселы. Вместе с Улиссом и его товарищами мы радостно приветствовали и солнце и дождь. В наших жилах текла красная кровь, и мы смеялись, и рассказы наши были полны силы и надежды. Сейчас мы, как старики, сидим у камина, глядя на образы, возникающие в огне, и истории, которые нам нравятся, — это грустные истории, похожие на нашу жизнь.

Перевод

Г. Островская, 1958.