Перейти к содержанию

Записки о кошачьем городе

Материал из Викицитатника

«Записки о кошачьем городе» (кит. 猫城记) — сатирико-антиутопичный роман-памфлет Лао Шэ 1932 года.

Цитаты

[править]
  •  

Между тем человек-кошка взобрался на дерево, бережно сорвал несколько листьев, взял их в зубы и вновь спустился, показывая то на меня, то на листья. <…>
Съев один за другим два листа, я ощутил лёгкое головокружение. Душистый сок как бы растекся по всему телу, наполняя его приятной истомой. Потянуло спать, и всё-таки я не заснул, потому что в этом озере дурмана таилась капля возбуждающего, как при лёгком опьянении. У меня в руке был ещё один лист, но я не мог поднять руку. Смеясь над собой (не знаю, отразился ли этот смех на моём лице), я прислонился к дереву, закрыл глаза и покачал головой. Вмиг чувство опьянения прошло, теперь уже всё моё тело, каждая пора смеялась. Голода в жажды как не бывало, мыться больше не хотелось: грязь, пот и кровь ничуть меня больше не тяготили.
Лес, как мне показалось, посветлел, серый воздух стал не холодным и не душным, а таким, что лучше и не надо; зелёные деревья приобрели какую-то мягкую поэтическую прелесть. Промозглая вонь сменилась крепким сладковатым ароматом, словно от перезрелой дыни. Нет, это была не нега, а восхитительное опьянение. Два листа влили в меня неведомую силу, и в сером воздухе Марса я теперь чувствовал себя точно рыба в воде.
Я присел на корточки, хотя раньше не любил так сидеть, и начал внимательно разглядывать своего кормильца. Обида на него прошла; теперь он стал мне симпатичен. — 5

  •  

Есть у них и письменность: смешные значки, похожие на маленькие башенки или пагоды, но их очень трудно изучить. Обычные люди-кошки знают от силы два десятка таких значков.
Большой Скорпион — так звали моего нового друга — помнил очень много башенок и даже умел слагать стихи. Поставишь в ряд несколько красивых слов без всякой мысли — и получается кошачье стихотворение: драгоценный лист, драгоценный цветок, драгоценная гора, драгоценная кошка, драгоценный живот… Так звучало стихотворение Большого Скорпиона «Чувства, возникшие при чтении истории». У людей-кошек была своя история и двадцатитысячелетняя цивилизация.
<…> Большой Скорпион был важной персоной в Кошачьем государстве: крупным помещиком и в то же время политическим деятелем, поэтом и военным. Крупным помещиком он считался потому, что владел целой рощей дурманных деревьев. Дурманные листья являются самой изысканной пищей людей-кошек, а это, в свою очередь, тесно связано с историей дурманных листьев. Вытащив для доказательства несколько исторических скрижалей (вместо книг у людей-кошек употребляются каменные плиты длиной в два аршина и толщиной в полвершка, на каждой из которых вырезано десятка полтора очень сложных знаков), он сказал, что пятьсот лет назад они ещё кормились земледелием и дурманные листья завёз в Кошачье государство какой-то иностранец. Сначала их могли есть только высокопоставленные лица, а потом листьев стали ввозить больше и к ним пристрастились все. Не прошло и пятидесяти лет, как граждане, не употреблявшие их, стали исключением. Есть дурманные листья очень приятно и выгодно, после них разыгрывается воображение, но руки и ноги перестают двигаться. Поэтому землепашцы вскоре забросили свою землю, а ремесленники свои ремесла. Видя, что все предаются безделью, правительство издало указ, запрещающий есть дурманные листья. Однако в первый же день после запрета императрица от тоски дала императору три пощёчины (Большой Скорпион продемонстрировал мне очередную историческую скрижаль), отчего император заплакал горючими слезами. Поэтому к вечеру того же дня вышел новый указ: считать дурманные листья «государственной пищей». Большой Скорпион сказал, что во всей кошачьей истории не было более славного и милосердного деяния. После возведения дурманных листьев в ранг государственной пищи кошачья цивилизация стала развиваться во много раз быстрее, чем прежде: дурманные листья отбили охоту к физическому труду, что позволило сконцентрировать энергию на духовной деятельности. Особенно прогрессировали поэзия и искусство: за последние четыреста лет кошачьи поэты ввели в поэтический язык множество новых словосочетаний, не употреблявшихся за всю предшествующую двадцатитысячелетнюю историю, например, такое, как «драгоценный живот».
Но это не значит, разумеется, что в обществе не возникали известные разногласия. Триста лет назад дурманные листья выращивались повсюду, но чем больше люди ели их, тем ленивее становились. В конце концов некому даже стало сажать дурманные деревья. И тут вдруг случилось грандиозное наводнение <…>. Наводнение унесло множество дурманных деревьев. Без чего-нибудь другого жители ещё могли обойтись, но без дурманных листьев они не могли предаваться праздности и лени, поэтому всюду начался разбой. Судебных дел стало так много, что правительство издало ещё один в высшей степени гуманный указ: не считать кражу дурманных листьев преступлением. Последние триста лет были периодом разбоя, но это совсем неплохо, так как разбой свидетельствует о свободе личности, а свобода всегда была высшим идеалом людей-кошек. (Примечание. Слово «свобода» в кошачьем языке не совпадает по своему значению с аналогичным китайским словом. Люди-кошки называют свободой насилие над другими, отказ от совместной деятельности, произвол…) <…>
— Тогда почему же вы продолжаете сажать деревья? — спросил я. <…> Он ответил, что сейчас дурманные деревья сажают лишь несколько десятков человек, исключительно сильные мира сего: политические деятели, военные и поэты, которые одновременно являются помещиками. Они не могут не сажать дурманных деревьев, так как иначе потеряют всю свою власть. Для политических деятелей дурманные листья — единственный способ увидеть императора. Военные используют их как армейский провиант, а поэтам они дают возможность грезить средь бела дня. В общем, дурманные листья всемогущи, благодаря им можно всю жизнь бесчинствовать. Слово «бесчинствовать» в устах высокопоставленных людей-кошек — самое изысканное понятие.
Охрана дурманных рощ — основная функция Большого Скорпиона и других помещиков. На свою армию они не могут положиться, потому что кошачьи солдаты, как приверженцы истинной свободы, могут только поедать дурманные листья и не понимают, что значит повиноваться приказу. Солдаты часто грабят собственных хозяев — с точки зрения людей-кошек (во всяком случае Большой Скорпион думал именно так), это вполне логично. Кто же охраняет дурманные леса? Иностранцы. Каждый помещик вынужден содержать несколько иностранных наёмников. Страх перед иностранцами — одна из исконных особенностей кошачьей натуры. Любовь к так называемой «свободе» не позволяет кошачьим солдатам прожить хотя бы три дня без убийства, а война с иностранцами для них вещь совершенно невозможная. Большой Скорпион прибавил с удовлетворением, что стремление к взаимной резне в Кошачьем государстве день ото дня возрастает, и методы убийства стали почти столь же утончёнными, как законы стихосложения.
— Убийство стало своего рода искусством! — поддакнул я. <…>
В древности люди-кошки воевали с иностранцами и даже побеждали, но за последние пятьсот лет вследствие междоусобиц совершенно позабыли об этом, обратили все усилия на внутренние раздоры и стали очень бояться иностранцев. Без иностранной поддержки их император не получил бы к своему столу ни одного дурманного листа. — 6

  •  

— Неужели человек ценится меньше дурманного листа?
— Мёртвые — это мёртвые, а живым нужно есть дурманные листья. — 8

  •  

Возле рощи с утра до вечера стояло множество зрителей. Впрочем, нет, не зрителей, потому что глаза у них были блаженно закрыты, а носы втягивали волшебный аромат. Из разинутых ртов текла слюна. Когда задувал ветер, все продолжали стоять неподвижно — вытягивались и поворачивались только их шеи, подобно рожкам улиток. Какой-нибудь созревший лист падал. «Нюхатели» не видели и не слышали его мягкого падения, но, казалось, чуяли носом: они мгновенно открывали глаза, шевелили губами, однако Большой Скорпион всегда опережал жаждущих. Он подкатывался, точно клубок шерсти, и подбирал свою драгоценность. Вокруг раздавались тяжелые вздохи.
Для охраны рощи Большой Скорпион нанял пятьсот солдат, расквартировав их больше чем в километре отсюда, потому что они первыми начали бы грабить рощу. Не приглашать их нельзя, так как охрана дурманных деревьев была самым важным делом в Кошачьем государстве. Все понимали, что солдаты ничего не могут защитить, но отказаться от них значило оскорбить генералов, а Большой Скорпион был гражданином благонамеренным и не хотел, чтобы его в чем-нибудь обвинили. Однако во избежание соблазна он ставил свое войско подальше. Когда ветер дул слишком сильно и притом в сторону солдат, хозяин приказывал им отойти ещё на полкилометра. Они ни за что не послушались бы его приказов и восстали, если бы рядом не было меня. Недаром в Кошачьем государстве существует поговорка: «Иностранец чихнёт — сто солдат упадёт».
Войском Большого Скорпиона командовали двадцать генералов. Эти генералы были мудрыми, справедливыми, верными и надежными, но в любую минуту вполне могли связать хозяина и тоже кинуться грабить рощу. Только благодаря моему присутствию они не грабили, а оставались верными и надёжными.
Забот у Большого Скорпиона было хоть отбавляй: шпионить за генералами, следить за направлением ветра, отгонять солдат, присматривать за зеваками. Недавно ему одним духом пришлось съесть тридцать валявшихся листьев, иначе бы они пропали. Говорят, что после сорока листьев можно три дня не спать, но зато на четвёртый день отправишься к праотцам. Такая уж это штука, дурманные листья: если съешь мало, чувствуешь себя неплохо, но ничего не хочешь делать; если много съешь, способен горы свернуть, но скоро помрешь. Большой Скорпион был очень труслив, знал, что объедаться листьями нельзя, однако сдержать себя не мог. Бедный Большой Скорпион! — 9

  •  

Наискосок от «института», который я только что видел, было другое учебное заведение, наполненное юнцами лет по пятнадцать-шестнадцать. Несколько юнцов прижали кого-то к земле и явно пытались его оперировать. Рядом толпа учащихся связывала сразу двоих. Это, наверное, был семинар по биологии. Хотя подобные опыты показались мне слишком жестокими, я решил досмотреть до конца. Между тем связанных бросили к стене, а у оперируемого отрезали руку и подкинули её в воздух!
— Посмотрим, как он теперь будет руководить нами, дохлая тварь! — кричали юнцы. — Ты хотел, чтобы мы учились? И ещё не разрешал трогать девушек? Общество разложилось, а ты заставлял нас учиться?! Вырвать у негодяя сердце!
В воздух взлетело что-то кроваво-красное. — 17

  •  

— Ты спрашиваешь, почему люди ещё соглашаются быть директорами или преподавателями? Это связано с двухвековой исторической эволюцией. Сначала предметы в школах были разные и специалисты из этих школ выходили разные. Одни изучали промышленность, другие — торговлю, третьи — сельское хозяйство… Но что они могли делать после окончания? Для тех, кто изучал машины, мы не приготовили современной промышленности; изучавшие торговлю были вынуждены становиться лоточниками, а стоило им начать дело покрупнее, как их грабили военные; специалистам но сельскому хозяйству приходилось выращивать только дурманные деревья. Словом, школы никак не были связаны с жизнью, и у выпускников оставалось два основных пути: в чиновники или в преподаватели. Для того чтобы стать чиновником, нужно было иметь деньги и связи, лучше всего при дворе, тогда ты одним скачком мог оказаться на небе. Но у многих ли бывают сразу и деньги, и связи? Большинству приходилось идти в учителя, потому что люди, получившие новое образование, неохотно становились ремесленниками или лоточниками. — 18

  — Маленький Скорпион
  •  

— Это самые драгоценные предметы на Марсе, но они уже проданы иностранцам за три биллиона национальных престижей. Если бы правительство не поторопилось, оно могло бы выручить за них, по крайней мере, пять биллионов, потому что два биллиона мы получили даже за каменные сосуды, которым нет ещё десяти тысячелетий. Правительство просчиталось, и мы, посредники, получим меньше комиссионных. Это ужасно! Чем мы будем кормиться? Жалованья нам не выдают уже несколько лет. Правда, на комиссионных можно неплохо заработать, но ведь мы ученые нового типа, и нам нужно во много раз больше денег, чем старым ученым. Мы пользуемся только импортными вещами, а каждая такая вещь могла бы прокормить дюжину старых ученых! — 20

  — смотритель кошачьего «музея»
  •  

— По-моему, каких бы политических взглядов ты ни придерживался, всякое преобразование нужно начинать с экономики и проводить его честно. А среди наших деятелей нет ни одного честного человека, и в экономике они ничего не смыслят. Власть для них — только средство угнетать да притеснять. Между тем сельское хозяйство и промышленность в полном развале. Когда находится человек вроде меня, который хочет построить политику на научных и гуманных принципах, его объявляют лжецом, потому что иначе деятелям пришлось бы признать собственную неправоту. Кстати, даже если бы они решились её признать, их всё равно бы не поняли.
В свое время бесчестная политика родилась как результат экономического развала. Сейчас об экономике вообще никто не беспокоится; восстановить её не легче, чем воскресить мертвеца. — 23

  — Маленький Скорпион
  •  

— Мы должны свергнуть всех богов и поставить на их место великого святого Мяу! — провозгласил он. — Мы должны низвергнуть родителей, преподавателей и восстановить нашу свободу! Мы должны низложить императора и осуществить кошкизм! <…> тогда все дурманные листья, женщины, народ и сам кошкизм будут нашими. Вспомните, что говорит великий святой Мяу: «Вперёд! На дворец!»
Никто не тронулся с места. Студент крикнул снова — опять никто не шевельнулся.
— Может быть, сначала лучше разойтись по домам и убить отцов? — предложил один. — Во дворце слишком много солдат, как бы не нарваться!
Все повскакали с земли.
— Погодите! Сядьте! Значит, начинаем с отцов?
Студенты заспорили, засомневались:
— Если мы убьём отцов, кто нам будет давать дурманные листья?
— Правильно! Сначала нужно забрать все дурманные листья, а уже потом убить их владельцев!
— Раз у нас нет единого мнения, можно разделиться, — предложил другой.
— Антиимператорская фракция пойдёт во дворец, а антиотцовская — по домам.
— Но великий святой Мяу говорил только об убийстве императора, а не отцов…
— Контрреволюция! — 24

  — мяуисты
  •  

Показался строй каких-то особых солдат, у которых на шее висели красные шнуры. <…>
— Это так называемая красноверёвочная, или государистская, гвардия. Красные шнуры — её отличительный знак, как и в других странах. Но там государизм означает крайний, даже фанатический патриотизм, а наша красноверёвочная гвардия из того же патриотизма стремится в местечко: поспокойнее, где ей ничто не угрожает. Ведь если иностранцы перебьют её, она больше не сможет проявлять свою любовь к родине!.. — 25

  •  

— Мы солдаты его отца, а он не позаботился о нас, бросил вас в бой, не захотел отпустить, как собирался сделать его отец. Если хоть один из нас останется в живых, не видать тебе хорошей смерти! Другие преспокойненько отступили, даже пограбили немного, — не то что мы! — 26

  — солдат войска о Маленьком Скорпионе

Перевод

[править]

В. И. Семанов, 1969