Любовь и голуби (фильм)

Любовь и голуби (фильм)

Статья в Википедии

Новости в Викиновостях

«Любо́вь и го́луби» — фильм Владимира Меньшова по одноимённой повести Владимира Гуркина.

Цитаты

Вот так прям чем-то и убила б!

А ты чё стоишь, уши растопырила? Отцова заступница.

Мамка твоя плохая тута — дома, а папка твой хороший — вона, другу́ мамку себе заимел!

[Поёт] …Куда девки, туда яяя-а… Девки в баню, я на баню и ногами та-ра-ба-ню… У!!!

[Объявление в рупор на фоне гремящей на всю округу песни Высоцкого] Товарищи женщины, ярко-оранжевые закончились. Остались только бледно-зелёные!

Ты ли… чё ли?

Девушки, уймите вашу мать! Тихо, тихо, тихо. Эх! Зараза. «ЛЮДК, а ЛЮДК»! Тьфу, деревня! А-а!!

Проститься с другом имею право!

Ну, молодец… Что приехала.

О! Уж закусывут… Ну как же! Я говорю, закусывают уже?!

Ну не пил, не пил я! Хх!.. Хотя… повод есть.

Ну вот, день взятия Бастилии впустую прошёл…

Восемьдесят лет со дня рождения… Ух ты, а ей уж восемьдесят?!

Василий, это вы чем руки-то моете?

Страшную весть принёс я в твой дом, Надежда. Зови детей.

Кикимор я не понимаю. Убери её, Надежда.

Только глаз, как это… один сюда, один — туда!

Брев-но… с вагона соскользнуло, кувырк на землю… Одним концом Ваську — по голове. Шибануло вашего отца, Людка. Всё.

Фигура вторая!.. Печальная.

Умерла, говорит, дедушка, твоя бабушка.

Инфаркт Микарда! Вот такой рубец! Вскрытие показало.

Шо характерно… любили друг друга.

Знаете, как она меня называла? Никто не знает! Я ей говорю — Санюшка! А она мне — Митюнюшка!..

А голос какой был! Скажи ж, Надь! Как запоёт!

Откопались уже? <…> Сон им рассказываю… Приснится же, зараза такая…

Беги, дядь Мить!

Узнаю… кто из вас… с отцом видится… прокляну.

Что характерно… Лёнька… не одобрил… твой поступок.

Что характерно — обнаглели!

А у нас текучка, така страшная у нас текучка…

Я другой узел вяжу.

Иду из мага́зина, вся трясуся. К воротам подойду, думаю: «Нет там тебя, а мне чё там тогда делать?»!

Как яму не стыдно, поросёнку?!.. Кобель!.. Вот ведь какой кобель, батя ваш! Ой, чё делать, не знаю! Ой, горе-то како! Лёньк, поросятам дал?!..

Хрясь! И всё, что болело — в мусорное ведро!

Посылаем запрос в космос: «Так, мол, и так! Как, мол?»

А как хвост тебе в городе прижало, дак куда ж ты, мила моя, побежала?! К маме!

Совсем не держат ноги. Как ватные, ноги. До сих пор трясутся… руки.

Ну, Василий, мягкого тебе полёта.

Надюха — мой компас земной.

Почему люди такие жестокие?

Мы из разных социальных пластов, но ведь нас судьба связала.

Хватит! Я не деревянная! Как жить, баба Шур? Ну как жить? Ну ничего не знаю. Я от мужа сбежала — так отец в бегах!

Людк, прости меня, дуру, прости.

Это откудова это к нам… такого красивого дяденьку замело? Иль чё забыл, сказать пришёл? Ой, гляньте-ка, в глаза не смотрит — наверно, двойку получил. Ну как живёшь-то? Как молодуха… наша? Я ей тут… космы пповыдирал. Расстроилась, поди? Иль ничего? Ну что молчишь-то? Дядь Вась. Ну молчи, молчи.

Ха! Полюбовница на спички денег не даёт. Ой, хорошо живёшь!

Не цепляй меня, Надюха, я ж нормально пришёл-то, обговорить, а ты…

Я тебя цепляю. Я тебя цепляю! Ой, гляньте-ка! А ты знашь, что я твоим голубям… все бошки начисто поотрубала?! Знашь, нет?

Когда Лёнька топор подхватил, я манёхо не родила, знаешь.

Ишь ты, органы движения они лечили, органы движения! Поотрубать бы вам к чёртовой матери эти органы-то, чтоб дурью-то не маялись!

По столовкам ходить не много радости.

Да какая судьба?! По пьянке закрутилось, и не выберешься.

Я не очень пьяная, Василий?

Ну что, не терпится?

Да иди уж, иди…

Чёй-то он в такую рань-то?!

Я ж те говорила: Оденься! Оденься! — «Потеплело! Потеплело!»

Чего?.. Оойй… Кто это прячется, кто это прячется, интересное дело?! Да если б я его, оглоеда, только встретила…

Беги скорей в бакалейку, вот деньги, купи чего надо, не хватит — ещё подкупим. Ой, и хле́ба, сына, хле́ба! Беги.

А ты боялась… Понимать надо.

Вон какого парня-то вырастили!

А теперь смотри на меня — и на себя посмотри!

Вояки…

Всё! Считай, зада нет!

О… Голова! Плашмя! Плашмя надо!

Вот, сынок, когда я служил, старшина верёвочку натянет, как задницей задел — так наряд вне очереди.

А когда я служил, у нас проволочку колючую натягивали. Немцы. А к ней мины… Наряд вне очереди…

А чё сидите? Чё вы сидите-то, а? Старые танцуют — они сидят! Давай-давай-давай…

Куда вы, заполошные?! Слезайте, расшибётесь!

Всё-всё. Всё.

Диалоги

— А-а… Ну вот тебе на платья и на мороженое. А тебе, Людка, — во! — на сапоги и на помады. Вот ить… Будем теперь голодом сидеть. — Чёт ты размахнулась на 25 рублей, Надюха, а?

— Ну, Людк, иди, неси сберкнижку!.. — Где? — Тама! — Аааа! — Ага…

— О, Саня пришла!.. — [передразнивает] Ой, «Саня пришла»!.. Я тебя ещё у магазина заприметила, я ему: «Митя, Митя», — а он ухом не ведёт! Почесал — и почесал!..

— Что говоришь? Шо-то я слышать плохо стал. Ну, ну-ка, скажи что-нибудь. — А чё сказать-то? Здорово, дядя Мить. — Не слышу. Надо это… Аппарат. К ушнику идти, аппарат ставить.

— Па-ра-зит. — Ну… Санька… Это я тебе… ни-ког-да!.. — Хе-хе-хе-хе! Ну, баб Шур!.. — Ничего! Ничего! Врагу не сдаётся наш гордый «Варяг»!

— Здравствуй, Людынька, здравствуй. — Здрасьте, баба Шура. — Ой, ну никак не наглядюсь на тебя, ну никак не наглядюсь. Слышь, Надя!.. Надя, я говорю, не могу наглядеться на Людку-то! Ой, кака́ красавица-то получилась, кака́ удалась красавица-то! А чего не заходишь-то к нам, не проведаешь? Заходи, чайку́ пошвыркаем с брусничкой-то — така́ ладна брусничка получилася!

— Шибануло вашего отца, Людка. Всё… Всё, всё, теперь так и останется… — Что останется? — Что-что? Косоглазие. — Так он живой?! — Ты чё каркаешь, дура? Конечно, живой. А вы что подумали? — Я тебе покажу, что мы подумали!

— Прости, Надежда. — Обрыбишься!

— Выпей, дядь Мить! — Не надо! Санечка не любила этого…

— Лёньк! Баба Шура-то померла. — Нормально. — Вчера!

— Извините, что помешал вам деньги прятать. — Ну, ну, пойди ещё, раззвони по всему посёлку! Трепло!

— Ах, ты… сучка ты… крашена. — Почему же крашеная? Это мой натуральный цвет.

— Она всё спрашивает: «Куда деньги дел, куда деньги дел?». — А куда деньги дел?

— Выходной сегодня? — Выходной.

— А чего квасишься? С Надькой поцапался? — Аха! Чёрт-тё знает… — Я терь тоже со своей в контрах! Она щас там, а я тут, она туда, а я сюда. Пускай помарафонит.

— Пьёте?.. — О, Лёня!

— На, хлебни. — Не, не люблю. — О!..

— Фыр-р-р! Бр-р-р… Ух! О-хо-хо… О, ёшкин кот!!! — Осторожнее, товарищ! Вы меня забрызгали. Я уже мокрая вся с головы до ног. — Я извиняюсь.

— О! Здравствуйте! — В чём дело?! — Вы у нас в отделе кадров работаете, в управлении.

— Товарищ Кузькин? — Ага, Кузякин. — Владимир Валентинович? — Ага, Василий Егорыч. — А, ну правильно, у меня профессиональная память. Значит, Вам досталась вторая путёвка? Тесен мир, хых.

— Нет, нет, выходите первым. — Аха, слушаюсь.

…Но без большой любви на сердце пусто, с тобой тогда друг друга мы нашли… (вокруг звучит «Жгучее южное танго» в исполнении Геннадия Каменного) — Это ж надо… Забраться за тысячи километров от родного дома, чтобы в море встретить человека из своей же конторы! — Я извиняюсь. Вы тоже на курорт «Органов движения», после травмы, а? — Боже сохрани! Мне этот климат посоветовала моя экстрасенс. — Экстра — кто? — …Сенс! Она будущее провидит.

— Вы что, разве об этом ничего не слышали? — Я ведь всё по хозяйству. — Ну, знаете ли… Сейчас все газеты только об этом и пишут. Странно…

— Кстати, о работе. Как у вас с планом? — У нас? Нормально, выполням всё. — Вообще-то, ваш леспромхоз у нас всегда на хорошем счету, мы вами довольны. — Да? Большое спасибо.

— А, ёшкин кот! А-а-апчхи! А-а-а… О!.. Здрасьте, Раиса Захаровна. — Здрасьте! Так мы ещё и соседи… — Аха, извините, а-а-апчхи!..

— Приношу я ей фотографию ещё одного человека. Он, знаете, как-то неожиданно исчез… Мца… Она взглянула внимательно на фотографию, подошла к карте… [начинает всхрапывать] — Ну и чего? Раиса Захаровна. Раиса Захаровна. Раиса Захаровна! Я говорю, ну и чего дальше-то было, подошла к карте и чё? — Да. Подошла к карте… Так вот… Ткнула пальцем и говорит: вот горячая точка, он щас здесь… [всхрапывает] — Я извиняюсь… Нашли?.. Раиса Захаровна! Мужика-то нашли? — …Кому?! — Мужика-то, говорю, нашли?! — Э-э-эх… Да какой-то электросон, я Вам скажу, ну, прямо как каменный век. Понимаете?..

— Я извиняюсь, а Ва́шего мужа как зовут? — Кого?! Ха-ха-ха! Ну нет, знаете ли… Я своей свободой дорожу! Брак — это добровольное рабство. — Даа?..

— А кто Вам галстучек купил? — Дак это, Надюха купила. — Хм… хм-хм… хм-хм… Рекомендую приобрести вот этот. Он и к костюму подходит… И к глазам.

— …Да в уборную я! — И я с тобой!

— Чёй-то, Людк? Пыс-пыс-то чё? — Постскриптум. Послесловие.

— Мой папа очень хотел мальчика, а родилась девочка. — Как назвали-то? — Кого? — Девчушку-то. — Раиса Захаровна! — Не понял… — Ну, мой папа хотел мальчика, а родилась девочка — я́! — Аааа…

— Соль — это белый яд. — Так сахар же белый яд. — Сахар — это сладкий яд. — Раиса Захаровна, может, с хлебушком, а? — Хлебушек — это вообще отрава. — Нет, я сейчас горбушечкой отравился бы. Ну правда, жрать охота. — Не «жрать», а «есть». — Чё? — Да не «чё», а «что»! — Что?

— Ты идёшь к этой горгоне? — Не, я к жене.

— Ай!.. Не пойду! — Ну и сиди. Тока знай: я с сегодняшнего дня с тобой тоже в контрах. Детей не жалеешь?! Его не жалеешь?! Себя не жалеешь, да?! Помру — Ваську на поминки позову, а тебя, охломонку, не пушшу́! — Не пойду!

— Куда он всё хотел-то, говоришь? — Ну, в бар! — Где ж я ему возьму-то, этот бар?.. — Вот побарствует маленько и притопает.

— Ракушек мне привези… И пальму. — Ой, дочь, пальму-то на себе переть? — Веточку.

— Ой! — Чё? — Ты чё сделала-то? — Погладила. — Да кто ж его теперь завяжет-то? — Ой. — Ох, всё. Съездил на курорт.

— Элегию. — Массне?

— Вы кем в управлении-то? — Я работаю в отделе кадров. — Ох, что ж так плохо за кадрами смотрите? Бегают куда хотят ваши кадры, а вам и дела нет. — Вообще-то, знаете, у нас текучки нет. — А у нас тякучка, ох, кака страшная у нас тякучка…

— Всё не так страшно. — Ка ж не страшно? Страшно. — Успокойтесь, прошу вас, успокойтесь. Вы его любите? — Чё? — Любите ли вы этого человека? — О-ой, ох… Да какой эт человек? Да был бы эт человек… да разве б он так поступил? Его эта стерва облапошила, а он, дурак, и уши-то развесил, а. — Ну почему вы думаете, будто его кто-то облапашивает, а не он? — Ой, да что вы говорите? Да разве добрая-то женщина бы так поступила? А вот увидите, всё ей отольётся, всё! Бог-то не Тимошка, видит немножко. Тыщу раз ещё закается, змеюка подколотная… — Что такое, Надя? — …как чужих мужей-то от семей отрывать, а! — Да почему вы так говорите, будто у неё их — я не знаю!.. — А чё, первый он у ней, штоль?! Ну не шешнацать, поди, ей! — Да, не ШИШНАЦАТЬ! И не первый. А если это любовь, Надя? — Кака любовь? — ТАКА любовь! Вот о чём должны вы были сначала подумать, Наденька. — Ну не знаю я уж, сколько лет с им прожили… Чё ж, воевали мы, что ль, с ним? Всё у нас хорошо было. — А привычка? — Кака привычка? — Элементарно, привычка. Потому я и спрашиваю у вас: любите вы этого человека? — Ну не знаю. Вы всё слова каки-то говорите. Кака тут любовь, когда, вон, воздуха мне не хватат. Надышаться-т не могу, а в груди прям жгёт, прям жгёт, как будто жар, вон, с печи сглотнула.

— Однако… потоп щас будет. — А ты из меня сколько крови выпил?! Я ж спокойные дни-то на пальцах могу сосчитать! К Дарье Усвятской… кто через огород шастал? — Говорил же… Огурчиков набрать. — Ну а не пронесло тебя, оглоеда, с тех огурчиков-то?! — Да. — А на Маньку Зыкову не заглядывался, а?! Скажешь, нет?! — Загля-адывался! — Да все вы на одну колодку, дядя Митя! — Оттого вы… все взъерепенились, я погляжу! [Все кричат на дядю Митю] — Лучше молчите, дядя Митя! — А пьёте вы сколько, дядя Митя, а?! А?! — Да что ты, я уж не знаю, куда прятаться! — Ты-то чего-о-о?!! [баба Шура берёт мужа за нос] Ай!! — Молчите лучше, дядя Митя, молчите!

— Замёрзнешь… — Ничего, потеплело маленько!

— Дым-то не мешает? — М. Кури в сторонку.

— Тихо! Я щас огородами пройду, аха… — Куда ты огородами-то без штанов?! — О, ты ёшкин кот! О!

— В армию меня забирают. — Кто? — Дед Пихто. — Когда? — Завтра к семи. — Ой!.. — А эта, как её, ёшкин кот, медкомиссия?.. — Всё прошёл. — И не сказа-ал… — Когда? Вы тут со своей любовью никак не разберётесь. — А какие войска, сынок? — На границу. — Ой!.. — Щас там тихо. — А-а! Тихо!.. — Скажи ты ей. — А чё сказать-то, сынок? — Чтоб не ревела… — Надюха, не реви! А ну-ка давай, иди на стол, собери скоренько. Давай. — Сыночка мой!..

— Пап! — Чё? — Штаны-то надень. — Ой! Ёшкин кот, а!

— Вот, сынок, когда я служил, старшина верёвочку натянет, как задницей задел — так наряд вне очереди. — А когда я служил, у нас проволочку колючую натягивали. Немцы. А к ней мины!.. Наряд вне очереди…

— Слышь, сынок, ты там смотри, чтоб ни одна холера-то на нашу землю, аха… — Брось. Брось, Василий, никто на нас не кинется, не паникуй. — Кидались жа?.. — …ну. — Кидались. Ну и дали им!

— Во, дочь, братка-то в армию уходит. Ну ничего, мы тебе ещё одного народим. — Ты чего говоришь-то, бать? — А чё? — Чего говоришь-то? Не слушай его, Оля! — Да ладно, все уж знают.

— Может мы тоже пойдём с тобой — состругаем себе снегурочку-то? Во жизнь-то! — Молчи уж, стругальщик…

— Всё, хватит! Пойдём, Вась, тяпнем. — Не, не, не. Он же понимат, что она здесь. Куда он без неё-то? — Вот он! — Лети-ит! Гля-аньте-ка… лети-ит! — Во жизнь-то… — Камням, прям камням. — Боже мой.