Обыкновенное чудо (пьеса)

Обыкновенное чудо (пьеса)

Статья в Википедии

Медиафайлы на Викискладе

Новости в Викиновостях

Обыкновенное чудо — пьеса-сказка Евгения Шварца. Написана в 1948 году под названием «Медведь», окончательная редакция сделана в 1954-м. Была дважды экранизирована.

Цитаты

Сказка рассказывается не для того, чтобы скрыть, а для того, чтобы открыть, сказать во всю силу, во весь голос то, что думаешь. — Пролог

Действие первое

Хозяин. Что с тобой? Кто тебя посмел обидеть? Хозяйка. Ты. Хозяин. Да не может быть! Ах я грубиян! Бедная женщина, грустная такая стоит, головой качает… Вот беда-то! Что же я, окаянный, наделал? Хозяйка. Подумай. Хозяин. Да уж где тут думать… Говори, не томи… Хозяйка. Что ты натворил нынче утром в курятнике? Хозяин (хохочет) . Так ведь это я любя! Хозяйка. Спасибо тебе за такую любовь. Открываю курятник, и вдруг — здравствуйте! У всех моих цыплят по четыре лапки… Хозяин. Ну что ж тут обидного? Хозяйка. А у курицы усы, как у солдата. Хозяин. Ха-ха-ха! Хозяйка. Кто обещал исправиться? Кто обещал жить как все? Хозяин. Ну дорогая, ну милая, ну прости меня! Что уж тут поделаешь… Ведь всё-таки я волшебник! Хозяйка. Мало ли что! Хозяин. Утро было весёлое, небо ясное, прямо силы девать некуда, так хорошо. Захотелось пошалить… Хозяйка. Ну и сделал бы что-нибудь полезное для хозяйства. Вон песок привезли дорожки посыпать. Взял бы да превратил его в сахар. Хозяин. Ну какая же это шалость! Хозяйка. Или те камни, что сложены возле амбара, превратил бы в сыр. Хозяин. Не смешно! Хозяйка. Ну что мне с тобой делать? Бьюсь, бьюсь, а ты все тот же дикий охотник, горный волшебник, безумный бородач! Хозяин. Я стараюсь!

Медведь. Когда какая-нибудь первая попавшаяся принцесса меня полюбит и поцелует — я разом превращусь в медведя и убегу в родные мои горы. Хозяйка. Боже мой, как это грустно! Хозяин. Вот здравствуйте! Опять не угодил… Почему? Хозяйка. А о принцессе-то вы и не подумали? Хозяин. Пустяки! Влюбляться полезно. Хозяйка. Бедная влюблённая девушка поцелует юношу, а он вдруг превратится в дикого зверя? Хозяин. Дело житейское, жена. Хозяйка. Но ведь он потом убежит в лес! Хозяин. И это бывает.

Король. Я страшный человек! Хозяин (радостно). Ну да? Король. Очень страшный. Я тиран! Хозяин. Ха-ха-ха! Король. Деспот. А кроме того, я коварен, злопамятен, капризен. Хозяин. Вот видишь? Что я тебе говорил, жена? Король. И самое обидное, что не я в этом виноват… Хозяин. А кто же? Король. Предки. Прадеды, прабабки, внучатые дяди, тети разные, праотцы и праматери. Они вели себя при жизни как свиньи, а мне приходится отвечать. Паразиты они, вот что я вам скажу, простите невольную резкость выражения. Я по натуре добряк, умница, люблю музыку, рыбную ловлю, кошек. И вдруг такого натворю, что хоть плачь. Хозяин. А удержаться никак невозможно? Король. Куда там! Я вместе с фамильными драгоценностями унаследовал все подлые фамильные черты. Представляете удовольствие? Сделаешь гадость — все ворчат, и никто не хочет понять, что это тётя виновата.

Король. Это драгоценное трёхсотлетнее королевское вино. Нет, нет, не обижайте меня. Давайте отпразднуем нашу встречу. (Разливает вино.) Цвет, цвет какой! Костюм бы сделать такого цвета — все другие короли лопнули бы от зависти! Ну, со свиданьицем! Пейте до дна! Хозяин. Не пей, жена. Король. То есть как это «не пей»? Хозяин. А очень просто! Король. Обидеть хотите? Хозяин. Не в том дело. Король. Обидеть? Гостя? (Хватается за шпагу.) Хозяин. Тише, тише, ты! Не дома. Король. Ты учить меня вздумал?! Да я только глазом моргну — и нет тебя. Мне плевать, дома я или не дома. Министры спишутся, я выражу сожаление. А ты так и останешься в сырой земле на веки веков. Дома, не дома… Наглец! Ещё улыбается… Пей! Хозяин. Не стану! Король. Почему? Хозяин. Да потому, что вино-то отравленное, король! <…> Король. Подумайте, что выдумал! Хозяин. Пей ты первый! Пей, пей! (Хохочет.) То-то, брат! (Бросает в очаг все три бокала.) Король. Ну, это уж глупо! Не хотел пить — я вылил бы зелье обратно в бутылку. Вещь в дороге необходимая! Легко ли на чужбине достать яду? Хозяйка. Стыдно, стыдно, ваше величество! Король. Не я виноват! Хозяйка. А кто? Король. Дядя! Он так же вот разговорится, бывало, с кем придётся, наплетёт о себе с три короба, а потом ему делается стыдно. А у него душа тонкая, деликатная, легко уязвимая. И чтобы потом не мучиться, он, бывало, возьмёт да и отравит собеседника. Хозяин. Подлец! Король. Скотина форменная! Оставил наследство, негодяй! Хозяин. Значит, дядя виноват? Король. Дядя, дядя, дядя! Нечего улыбаться! Я человек начитанный, совестливый. Другой свалил бы вину за свои подлости на товарищей, на начальство, на соседей, на жену. А я валю на предков как на покойников. Им всё равно, а мне полегче. Хозяин. А… Король. Молчи! Знаю, что ты скажешь! Отвечать самому, не сваливая вину на ближних, за все свои подлости и глупости — выше человеческих сил! Я не гений какой-нибудь. Просто король, каких пруд пруди. Ну и довольно об этом! Всё стало ясно. Вы меня знаете, я — вас: можно не притворяться, не ломаться. Чего же вы хмуритесь? Остались живы-здоровы, ну и слава богу… Чего там…

Король. За стенкой такое делается, что самому бывает жутко. Знаете, небось, что такое королевский дворец? Хозяин. Ух! Король. Вот то-то и есть! За стеной люди давят друг друга, режут родных братьев, сестер душат… Словом, идёт повседневная, будничная жизнь.

Король. Во мне вдруг проснулся дед с материнской стороны. Он был неженка. Он так боялся боли, что при малейшем несчастье замирал, ничего не предпринимал, а всё надеялся на лучшее. Когда при нём душили его любимую жену, он стоял возле да уговаривал: потерпи, может быть, всё обойдётся! А когда её хоронили, он шёл за гробом да посвистывал. А потом упал да умер. Хорош мальчик?

Дама. Его окаянное превосходительство министр-администратор не дал нам сегодня пудры, духов келькфлер и глицеринового мыла, смягчающего кожу и предохраняющего от обветривания. Я убеждена, что он продал всё это туземцам. Поверите ли, когда мы выезжали из столицы, у него была всего только жалкая картонка из-под шляпы, в которой лежал бутерброд и его жалкие кальсоны. (Министру.) Не вздрагивайте, мой дорогой, то ли мы видели в дороге! Повторяю: кальсоны. А теперь у наглеца тридцать три ларца и двадцать два чемодана, не считая того, что он отправил домой с оказией.

Администратор (бормочет, углубившись в книжку). Два фунта придворным, а четыре в уме… Три фунта королю, а полтора в уме. Фунт принцессе, а полфунта в уме. Итого в уме шесть фунтиков! За одно утро! Молодец. Умница. Входит хозяйка. Администратор подмигивает ей. Ровно в полночь! Хозяйка. Что — в полночь? Администратор. Приходите к амбару. Мне ухаживать некогда. Вы привлекательны, я привлекателен — чего же тут время терять? В полночь. У амбара. Жду. Не пожалеете. Хозяйка. Как вы смеете! Администратор. Да, дорогая моя, — смею. Я и на принцессу, ха-ха, поглядываю многозначительно, но дурочка пока что ничего такого не понимает. Я своего не пропущу! Хозяйка. Вы сумасшедший? Администратор. Что вы, напротив! Я так нормален, что сам удивляюсь. Хозяйка. Ну, значит, вы просто негодяй. Администратор. Ах, дорогая, а кто хорош? Весь мир таков, что стесняться нечего. Сегодня, например, вижу: летит бабочка. Головка крошечная, безмозглая. Крыльями — бяк, бяк — дура дурой! Это зрелище на меня так подействовало, что я взял да украл у короля двести золотых. Чего тут стесняться, когда весь мир создан совершенно не на мой вкус. Береза — тупица, дуб — осёл. Речка — идиотка. Облака — кретины. Люди — мошенники. Все. Даже грудные младенцы только об одном мечтают — как бы пожрать да поспать. Хозяйка. И не подумаю. Да ещё мужу пожалуюсь, и он превратит вас в крысу. Администратор. Позвольте, он волшебник? Хозяйка. Да. Администратор. Предупреждать надо! В таком случае — забудьте о моём наглом предложении. (Скороговоркой.) Считаю его безобразной ошибкой. Я крайне подлый человек. Раскаиваюсь, раскаиваюсь, прошу дать возможность загладить. Всё. Где же, однако, эти проклятые придворные! Хозяйка. За что вы их так ненавидите? Администратор. Сам не знаю. Но чем больше я на них наживаюсь, тем больше ненавижу.

Король. Честное слово, мне здесь очень нравится. Весь дом устроен так славно, с такой любовью, что взял бы да отнял! Хорошо всё-таки, что я не у себя! Дома я не удержался бы и заточил бы вас в свинцовую башню на рыночной площади. Ужасное место! Днем жара, ночью холод. Узники до того мучаются, что даже тюремщики иногда плачут от жалости… Заточил бы я вас, а домик — себе! Хозяин (хохочет). Вот изверг-то! Король. А вы как думали? Король — от темени до пят! Двенадцать поколений предков — и все изверги, один к одному!

Первый министр. Государь, по крайнему моему разумению, старшие не должны вмешиваться в любовные дела детей, если это хорошие дети, конечно. Король. Вы умрёте первым, ваше превосходительство.

Действие второе

Трактирщик. Да, я служу людям и горжусь этим! Я считаю, что трактирщик выше, чем Александр Македонский. Тот людей убивал, а я их кормлю, веселю, прячу от непогоды. Конечно, я беру за это деньги, но и Македонский работал не бесплатно.

Охотник. Не считая мелкой дичи, я подстрелил на своём веку пятьсот оленей, пятьсот коз, четыреста волков и девяносто девять медведей.<…> Медведь. Убивать медведей — всё равно что детей убивать! Охотник. Хороши дети! Вы видели их когти? Медведь. Да. Они много короче, чем охотничьи кинжалы. Охотник. А сила медвежья? Медведь. Не надо было дразнить зверя. Охотник. Я так возмущён, что просто слов нет, придётся стрелять. (Кричит.) Эй! Мальчуган! Принеси сюда ружьё! Живо! Сейчас я вас убью, молодой человек. Медведь. Мне всё равно. Охотник. <…> Гляди, ученик, и учись. Этот наглец и невежда сейчас будет убит. Не жалей его. Он не человек, так как ничего не понимает в искусстве. Подай мне ружьё, мальчик. Что ты прижимаешь его к себе, как маленького ребёнка? Вбегает трактирщик. Трактирщик. Что случилось? А, понимаю. Дай ему ружьё, мальчик, не бойся. Пока господин знаменитый охотник отдыхал после обеда, я высыпал порох из всех зарядов. Я знаю привычки моего почтенного гостя! Охотник. Проклятье! Трактирщик. Вовсе не проклятье, дорогой друг. Вы, старые скандалисты, в глубине души бываете довольны, когда вас хватают за руки. Охотник. Нахал! Трактирщик. Ладно! Ладно! Съешь лучше двойную порцию охотничьих сосисок. Охотник. Давай, чёрт с тобой. И охотничьей настойки двойную порцию.

Король. Я не подумал об этом. Вы совершенно правы. Тем не менее, приказания своего не отменю. Трактирщик. Почему? Король. Почему, почему… Самодур потому что. Во мне тётя родная проснулась, дура неисправимая.

Администратор. Когда контрабандист ползет через пропасть по жёрдочке или купец плывёт в маленьком судёнышке по Великому океану — это почтенно, это понятно. Люди деньги зарабатывают. А во имя чего, извините, мне голову терять? То, что вы называете любовью, — это немного неприлично, довольно смешно и очень приятно. При чём же тут смерть? Дама. Замолчите, презренный! Администратор. Ваше величество, не велите ей ругаться! Нечего, сударыня, нечего смотреть на меня так, будто вы и в самом деле думаете то, что говорите. Нечего, нечего! Все люди свиньи, только одни в этом признаются, а другие ломаются. Не я презренный, не я злодей, а все эти благородные страдальцы, странствующие проповедники, бродячие певцы, нищие музыканты, площадные болтуны. Я весь на виду, всякому понятно, чего я хочу. С каждого понемножку — и я уже не сержусь, веселею, успокаиваюсь, сижу себе да щёлкаю на счётах. А эти раздуватели чувств, мучители душ человеческих — вот они воистину злодеи, убийцы непойманные. Это они лгут, будто совесть существует в природе, уверяют, что сострадание прекрасно, восхваляют верность, учат доблести и толкают на смерть обманутых дурачков! Это они придумали любовь. Нет её! Поверьте солидному состоятельному мужчине! Король. А почему принцесса страдает? Администратор. По молодости лет, ваше величество! Король. Ладно. Сказал последнее слово приговорённого, и хватит. Всё равно не помилую! Ступай! Ни слова! Застрелю! Администратор уходит, пошатываясь. Экий дьявол! И зачем только я слушал его? Он разбудил во мне тётю, которую каждый мог убедить в чём угодно. Бедняжка была восемнадцать раз замужем, не считая легких увлечений. А ну как и в самом деле нет никакой любви на свете? Может быть, у принцессы просто ангина или бронхит, а я мучаюсь.

Король. Кто живёт в трактире? Трактирщик. Знаменитый охотник с двумя учениками. Король. Охотник? Позовите его! Он мог встретить мою дочку. Ведь охотники охотятся повсюду! Трактирщик. Увы, государь, этот охотник теперь совсем не охотится. Король. А чем же он занимается? Трактирщик. Борется за свою славу. Он добыл уже пятьдесят дипломов, подтверждающих, что он знаменит, и подстрелил шестьдесят хулителей своего таланта. Король. А здесь он что делает? Трактирщик. Отдыхает! Бороться за свою славу — что может быть утомительнее?

Сражаются ожесточённо. Принцесса. Уже дважды я мог убить вас. Медведь. А я, мальчуган, ищу смерти! Принцесса. Почему вы не умерли без посторонней помощи? Медведь. Здоровье не позволяет.

Король. Чёрт знает что… Эй вы… Свита… Поищите там чего-нибудь в аптечке… Я потерял сознание, остались одни чувства… Тонкие… Едва определимые… То ли мне хочется музыки и цветов, то ли зарезать кого-нибудь. Чувствую, чувствую смутно-смутно — случилось что-то неладное, а взглянуть в лицо действительности — нечем…

Король. Мне попала вожжа под мантию! Я — король или не король?

'Администратор. Какой же это крест? Смешно, честное слово… Это скорее буква «х»!

Король. Наконец-то, наконец вырвалась дочка моя из той проклятой теплицы, в которой я, старый дурак, её вырастил. Теперь она поступает как все нормальные люди: у неё неприятности — и вот она палит в кого попало. (Всхлипывает.) Растёт дочка.

Король. Эй вы, там! Плаху, палача и рюмку водки. Водку — мне, остальное — ему. Живо!

Король. (Торжественно.) Как почётный святой, почётный великомученик, почётный папа римский нашего королевства приступаю к совершению таинства брака. Жених и невеста! Дайте друг другу руки!

Вбегает король, сопровождаемый всей свитой. Принцесса. Папа — он… Король. Да, да, я подслушал. Вот жалость-то какая! <…> Дочка, дочка… Со мною происходит нечто ужасное… Доброе что-то — такой страх! — что-то доброе проснулось в моей душе. Давай подумаем — может быть, не стоит его прогонять. А? Живут же другие — и ничего! Подумаешь — медведь… Не хорёк всё-таки… Мы бы его причёсывали, приручали. Он бы нам бы иногда плясал бы…

Хозяин. Ты! Держи ответ! Как ты посмел не поцеловать её? Медведь. Но ведь вы знаете, чем это кончилось бы! Хозяин. Нет, не знаю! Ты не любил девушку! Медведь. Неправда! Хозяин. Не любил, иначе волшебная сила безрассудства охватила бы тебя. Кто смеет рассуждать или предсказывать, когда высокие чувства овладевают человеком? Нищие, безоружные люди сбрасывают королей с престола из любви к ближнему. Из любви к родине солдаты попирают смерть ногами, и та бежит без оглядки. Мудрецы поднимаются на небо и ныряют в самый ад — из любви к истине. Землю перестраивают из любви к прекрасному. А ты что сделал из любви к девушке? Медведь. Я отказался от неё. Хозяин. Великолепный поступок. А ты знаешь, что всего только раз в жизни выпадает влюблённым день, когда всё им удаётся. И ты прозевал своё счастье. Прощай. Я больше не буду тебе помогать. Нет! Мешать начну тебе изо всех сил. До чего довёл… Я, весельчак и шалун, заговорил из-за тебя как проповедник. Пойдём, жена, закроем ставни. Хозяйка. Идём, дурачок. <…> Входят охотник и его ученик. <…> Медведь. Хотите убить сотого медведя? Охотник. Медведя? Сотого? Медведь. Да, да! Рано или поздно — я разыщу принцессу, поцелую её и превращусь в медведя… И тут вы… Охотник. Понимаю! Ново. Заманчиво. Но мне, право, неловко пользоваться вашей любезностью… Медведь. Ничего, не стесняйтесь. Охотник. А как посмотрит на это её королевское высочество? Медведь. Обрадуется! Охотник. Ну что же… Искусство требует жертв. Я согласен. Медведь. Спасибо, друг! Идём!

Действие третье

Трактирщик. А если всё-таки мальчик проберётся сюда… Хозяин. Ну уж нет! Самые тихие речки по моей просьбе выходят из берегов и преграждают ему путь, едва он подходит к броду. Горы уж на что домоседы, но и те, скрипя камнями и шумя лесами, сходят с места, становятся на его дороге. Я уж не говорю об ураганах. Эти рады сбить человека с пути. Но это ещё не всё. Как ни было мне противно, но приказал я злым волшебникам делать ему зло. Только убивать его не разрешил. Хозяйка. И вредить его здоровью. Хозяин. А всё остальное — позволил. И вот огромные лягушки опрокидывают его коня, выскочив из засады. Комары жалят его. Хозяйка. Только не малярийные. Хозяин. Но зато огромные, как пчёлы. И его мучают сны — до того страшные, что только такие здоровяки, как наш медведь, могут их досмотреть до конца, не проснувшись. Злые волшебники стараются изо всех сил, ведь они подчинены нам, добрым. Нет, нет! Всё будет хорошо, всё кончится печально. Зови, зови друзей прощаться с принцессой.

Эмилия. Это смешно, но я не в силах смеяться. Когда теряешь одного из друзей, то остальным на время прощаешь всё… (Всхлипывает.) Хозяин. Сударыня, сударыня! Будем держаться как взрослые люди. И в трагических концах есть своё величие. Эмилия. Какое? Хозяин. Они заставляют задуматься оставшихся в живых. Эмилия. Что же тут величественного? Стыдно убивать героев для того, чтобы растрогать холодных и расшевелить равнодушных. Терпеть я этого не могу. Поговорим о другом. Хозяин. Да, да, давайте. Где же бедняга король? Плачет, небось! Эмилия. В карты играет, старый попрыгун! Первый министр. Сударыня, не надо браниться! Это я виноват во всем. Министр обязан докладывать государю всю правду, а я боялся огорчить его величество… Надо, надо открыть королю глаза! Эмилия. Он и так все великолепно видит. Первый министр. Нет, нет, не видит. Это принц-администратор плох, а король просто прелесть что такое. Я дал себе клятву, что при первой же встрече открою государю глаза. И король спасет свою дочь, а следовательно, и всех нас! Эмилия. А если не спасёт? Первый министр. Тогда и я взбунтуюсь, чёрт возьми!

Король. Ничего, ничего я не могу сделать! Первый министр. Почему? Король. Потому что вырождаюсь, дурак ты этакий! Книжки надо читать и не требовать от короля того, что он не в силах сделать. Принцесса умрёт? Ну и пусть. Едва я увижу, что этот ужас в самом деле грозит мне, как покончу самоубийством. У меня и яд давно приготовлен. Я недавно попробовал это зелье на одном карточном партнёре. Прелесть что такое. Тот помер и не заметил. Чего же кричать-то? Чего беспокоиться обо мне? Эмилия. Мы не о вас беспокоимся, а о принцессе. Король. Вы не беспокоитесь о своём короле? Первый министр. Да, ваше превосходительство. Король. Ох! Как вы меня назвали? Первый министр. Ваше превосходительство. Король. Меня, величайшего из королей, обозвали генеральским титулом? Да ведь это бунт! Первый министр. Да! Я взбунтовался. Вы, вы, вы вовсе не величайший из королей, а просто выдающийся, да и только. Король. Ох! Первый министр. Съел? Ха-ха, я пойду ещё дальше. Слухи о вашей святости преувеличены, да, да! Вы вовсе не по заслугам именуетесь почётным святым. Вы простой аскет! Король. Ой! Первый министр. Подвижник! Король. Ай! Первый министр. Отшельник, но отнюдь не святой. Король. Воды! Эмилия. Не давайте ему воды, пусть слушает правду! Первый министр. Почётный папа римский? Ха-ха! Вы не папа римский, не папа, поняли? Не папа, да и всё тут! Король. Ну, это уж слишком! Палач! Эмилия. Он не придёт, он работает в газете министра-администратора. Пишет стихи. Король. Министр, министр-администратор! Сюда! Обижают! Входит министр-администратор. Он держится теперь необыкновенно солидно. Говорит не спеша, вещает. Администратор. Но почему? Отчего? Кто смеет обижать нашего славного, нашего рубаху-парня, как я его называю, нашего королька?

Король. Палача отняли, жандармов отняли, пугают. Свиньи вы, а не верноподданные.

Охотник. (Читает.) «Спасти принцессу может только чудо. Вы её уморили, а винить будете меня. А доктор тоже человек, у него свои слабости: он жить хочет. Прощайте. Доктор».

Принцесса. Смерть-то, оказывается, груба. Да ещё и грязна. Она приходит с целым мешком отвратительных инструментов, похожих на докторские. Там у неё лежат необточенные серые каменные молотки для ударов, ржавые крючки для разрыва сердца и ещё более безобразные приспособления, о которых не хочется говорить. Эмилия. Откуда вы это знаете, принцесса? Принцесса. Смерть подошла так близко, что мне видно всё. И довольно об этом. Друзья мои, будьте со мною ещё добрее, чем всегда. Не думайте о своём горе, а постарайтесь скрасить последние мои минуты.

Хозяин. Слава храбрецам, которые осмеливаются любить, зная, что всему этому придёт конец. Слава безумцам, которые живут себе, как будто они бессмертны, — смерть иной раз отступает от них.

Хозяин. Давайте принимать жизнь такой, как она есть. Дождики дождиками, но бывают и чудеса, и удивительные превращения, и утешительные сны.

Хозяин. Любите, любите друг друга, да и всех нас заодно, не остывайте, не отступайте — и вы будете так счастливы, что это просто чудо!