Опыт о свободе высказывания мнений (Ламетри)

«Опыт о свободе высказывания мнений» (фр. Essai sur la libertè de produir ses sentimens) — сочинение, опубликованное анонимно в конце 1748 года. На то, что автор — Жюльен Ламетри, вскоре указывала газета «Göttinger Zeitungen für gelehrt Sachen», но многие считают автором Эли Люзака, друга и издателя Ламетри. Написано с опорой на Жана Барбейрака. С конца XVIII века было впервые переиздано лишь в 1976 году на русском языке.

Цитаты

Тебе, поистине свободный народ, хочу я посвятить этот маленький труд, тема которого — самая прекрасная из человеческих свобод. Из всех народов мира вы, может быть, единственный, кто полностью ею пользуется. <…> Без неё все ваши Коллинзы, Кларки, Робины, Ньютоны, Бентли, Локки и бесчисленное множество других были бы, возможно, заурядными учёными. Робость не останавливает вас на вашем прекрасном пути, и страх не мешает вам впоследствии. Вам не знакома страсть к насильственному убеждению людей… — Посвящение английской нации (À la nation angloise)

C’est à toi Peuple véritablement libre que je veux consacrer un petit Ouvrage qui a la plus belle partie de la liberté de l Homme pour objet. De tous les peuples du monde vous êtes peut être le sèul qui en jouïssez parfaitement. <…> Sans elle tous ces Collins, ces Clarks, ces Robins, ces Newtons, ces Bentleys, ces Lockes & une infinité d’autres n’auroient peut être été que des Savans ordinaires. La timidité ne vous arrète pas en beau chemin & la crainte ne vous empêche pas sur les conséquences. On ne connoit pas chez vous un rage de forcer la persuasion…

Некоторые обстоятельства помешали мне привести эту работу в больший порядок. Я набросал свои мысли на листках бумаги, собрал их и тотчас отправил издателю или, вернее, другу, взявшему на себя заботу об их издании. Отсюда и небрежность стиля, и беспорядочность рассуждений. — Предисловие

Во все времена ненависть людей к свободе себе подобных не знала границ, и они всегда стремились ущемить её повсюду, где это возможно. Если бы мы могли, разве мы не распространили бы свои запреты даже на образ мыслей людей? <…> Разве те, кто осмеливается посягать на самое дорогое для рода человеческого — на свободу мыслить, кто вынужден предоставить её таким людям, у которых тщетно пытались её отнять, людям, у которых хватило смелости пренебречь всеми подлыми попытками лишить их этой свободы, — разве имеют они право кичиться тем, что они-де предоставляют людям свободу мыслить, и разве не заслуживают они ненависти и презрения всего живого? <…> Разве высшее существо наделило меня способностью мыслить для того, чтобы я приспосабливал её к способностям других людей? Зачем я наделен этой способностью — для того, чтобы изучать мысли себе подобных и высказывать свои собственные, или для того, чтобы слепо подчинять свои мысли мыслям других людей? <…> Но если необходимо, чтобы свобода человека была ограничена, то и само это ограничение должно иметь границы, пренебрежение которыми может повлечь за собою только несчастье для тех же самых человеческих существ. Решение этой проблемы я предоставляю исследователям естественного права. — Введение

Глава I

Естественно ли, чтобы одни люди могли обладать правом ограничивать свободу высказывания мнений других людей

Доказано, что человек и в силу своей собственной природы, и вследствие божественной воли обязан способствовать всеобщему благу и должен добиваться своего собственного счастья постольку, поскольку это не мешает счастью его ближних в частности и счастью всего общества в целом. Отсюда следует, что, если отвлечься от всякой власти вообще и от обязательного повиновения государю, или, скажем иначе, если рассматривать людей относительно тех действий, которые никак не определены государём, — отсюда, повторяю, следует, что человеку не может быть позволено высказывать мнения, вредящие обществу, ибо свобода человека изначально ограничена тем, что способно причинять вред.

Бог хочет всеобщего благоденствия, он хочет, чтобы наш разум руководил нами в поисках того, что способно привести нас к этой цели. Однако, поскольку это — общий долг всех людей, все будут призваны (и получат соответственно на это право) всячески содействовать всеобщему благоденствию; отсюда со всей очевидностью следует, что высказывание мнений по этому поводу не может быть ограничено, ибо мнения одних людей служат основанием для мнений других.

… людям можно противодействовать лишь постольку, поскольку их можно уличить в хитрости, злом умысле и т.п.; скажем иначе: нельзя запретить людям высказывать те или иные мнения, можно лишь помешать лицам, уличенным в том, что их мнения вредны для общества, распространять их в дальнейшем. <…> Следовательно, чтобы можно было иметь право препятствовать высказыванию какого-то мнения, необходимо, чтобы было доказано, что это мнение повредит обществу. Но из того, что любое доказательство может быть названо таковым лишь после опровержения всех выдвинутых против него возражений, следует, что свобода высказывания мнений никогда не должна ограничиваться в отношении мнений, высказываемых об этих доказательствах, или о том, что полезно для общества <…>. Таким образом, чтобы не допускать высказывания известных мнений, необходимо быть глубоко убеждённым во вредоносности этих мнений, необходимо, чтобы эта убеждённость была обоснована и чтобы людям была предоставлена полная свобода исследования этой убеждённости.

Все люди имеют право и обязаны принимать участие в поисках истины; но невозможно искать истину, не зная мнений, противоположных нашим, поэтому совершенно очевидно, что нельзя лишать нас средств, позволяющих узнать мнения других, нельзя поэтому лишать их свободы высказывания мнений. Поскольку эта обязанность взаимна, данное рассуждение доказывает, что каждому человеку следует предоставить свободу высказать своё мнение не только потому, что он имеет право его высказать, но и потому, что мы обязаны его знать.

Глава II

Может ли свобода высказывания мнений быть вредной для общества; не вреднее ли в этом отношении принуждение, чем полная свобода

До тех пор, пока не будет доказано, что те или иные мнения вредны для общества, люди не будут считать их таковыми, хотя бы эти мнения сами по себе и были вредными; то же самое относится и к высказыванию этих мнений. Отсюда следует, что по отношению к людям и для блага общества в целом необходимо допустить, что высказыванием каких-либо мнений нельзя повредить обществу до тех пор, пока не будет доказано, что они вредны по своей природе.

Согласитесь, ведь нет ничего смешнее, как запрещать людям высказывать опасные мнения, ссылаясь на то, что некоторые умы могут их дурно истолковать. А поскольку мнения могут оказаться вредными лишь в этом отношении, значит, совсем не существует мнений, способных причинить вред, если только их не истолковывают в дурном смысле; следовательно, интересы общества требуют, чтобы люди могли свободно и без всяких ограничений высказывать свои мысли.

Только уничтожив всё, что способно пошатнуть прочность какого-либо утверждения, можно с гордостъю назвать его строго доказанным; в противном случае оно будет лишено очевидности, столь необходимой для всякой истины. Отсюда вполне закономерно следует, что без свободы высказывания мнений нельзя быть полностью уверенным ни в одном положении. Значит, без свободы высказывания мнений мы никогда не сможем убедиться в истинности того или иного утверждения, а в силу этого мы не сможем воспользоваться им, чтобы вывести из него следствия, если их не рассматривать, конечно, просто как игру ума и воображения.

Легкомысленные краснобаи, вам не поможет то, что вы считаете себя вдохновленными высшим божественным разумом: ваше поведение опровергает ваши речи, а ваша несправедливость — цель, которая, по вашим словам, стоит перед вами; ваша ложь покрывает вас позором.

Глава III

Имеют ли право монархи ограничивать свободу высказывания мнений своих подданных

… в соответствии с принципами доброй морали каждый человек должен следовать своим собственным убеждениям, даже если они ошибочны. Отсюда, согласно самым строгим правилам умозаключения, мы делаем вывод, что монархи должны и могут направлять волю своих подданных на все, что они считают подходящим для блага человеческого общества вообще и государства, которым они управляют, в частности; а уже отсюда в силу тех же причин следует, что монархи имеют право ограничивать свободу своих подданных не только во всём, что может причинить вред обществу, но и во всём, что они считают неблагоприятным для своего государства <…>. Значит, совсем не обязательно, чтобы те или иные мнения противоречили общественной пользе: достаточно монархам считать их таковыми — и они могут запретить их высказывание.

Огромную пользу для всех государств может принести безграничная власть монархов над их подданными, а именно: они могут заставить своих проповедников держать языки на привязи. <…> Чего мы только ни видели и ни видим ежедневно в государствах, где они имеют, к несчастью, слишком большое влияние либо на тех, кто правит, либо на тех, кем управляют. Они кичатся тем, что могут осмеивать монархов и не упускают ни малейшей возможности наносить оскорбления тем, кого они должны почитать и слушаться. Вот последствия свободы высказывания мнений, которую в данном случае я вовсе не собираюсь защищать. Это одно из самых явных и грубых злоупотреблений ею. Духовным лицам платят за то, чтобы они проповедовали религию в стране, им предоставлена свобода наставлять народ в законе божьем, а не судить о том, что недоступно их пониманию и о чём они должны хранить на людях глубокое молчание, точно так же как и все остальные члены общества.

Глава IV

Которая содержит некоторые возражения против того, что было установлено в предыдущих главах

Мне говорят, что существуют такие вещи, которые, став всем известными, не преминули бы разрушить все государство. К таким вещам относится, например, право освободиться от своего государя и вернуть себе былую свободу. К каким только злоупотреблениям ни привели подобные убеждения римлян, сколько несчастий явилось следствием этой пагубной идеи! <…> Однако это верно не только в отношении мнений, упомянутых выше; существует бесконечное множество мнений, способных привести к столь же печальным последствиям, которые тем самым показывают, что предоставление людям полной свободы высказывания любых мнений противоречит общественному благу. <…> Во-первых, я отрицаю, что убеждение, согласно которому дозволено освободиться от несправедливого государя и вернуть себе былую свободу, может привести к большим несчастьям, чем обратное утверждение, О каком процветании государства может идти речь, если подданные убеждены в том, что их монарх волен делать все, что ему заблагорассудится, и если он ведёт себя как тиран? <…> Возможно, убеждённость в том, что от несправедливого государя можно освободиться, — это единственное средство, способное удержать монархов в границах спасительного деспотизма. <…> Почему вы осмеливаетесь утверждать, что способны доказать, что дважды два — четыре, и думать в то же время, будто бы весь мир может убедить себя в том, что дважды два — пять? Это — простая истина, скажете вы, а существуют такие истины, которые не под силу заурядным умам. Пусть будет так. Для возвышенных умов очевидность данных истин будет несомненна, и они не смогут не согласиться с ними, ибо это неизбежное следствие очевидности. Итак, все великие умы придут к соглашению по поводу данных истин. Но если это так, можно ли осмелиться убедить себя, что великие люди все вместе не в состоянии помешать умам слабым и заурядным позволить себя одурачить болтовнёй глупцов?

Мне возразят: аргумент, доказывающий слишком много, не доказывает ничего; вы полагаете, скажут мне, что людям следует предоставить полную свободу высказывать все, что они захотят. Но в таком случае придётся разрешить даже опубликование пасквилей, подстрекающих к мятежу; а поскольку это противоречит общественной пользе, то тем самым подтверждается, что свобода высказывания суждений должна быть ограничена. Для того чтобы опровергнуть это возражение, на первый взгляд производящее впечатление, я замечу только, что вовсе не доказано, что рассуждения могут подстрекать к мятежу, если, конечно, этим именем не называть восстание против тирании. <…> но тогда, будьте добры, признайте и вы в свою очередь, что вы стремитесь ограничить свободу высказывания мнений лишь для того, чтобы дать возможность развиваться без всякого риска деспотической власти, тирании. Ибо подстрекать к мятежу народ, которым хорошо управляют, невозможно, точно так же как обучать алгебре быка. Итак, пока государством управляют хорошо, все эти пасквили совершенно безвредны; отсюда вполне закономерно следует, что запрещать их абсолютно бесполезно и даже невыгодно…

Мне говорят: если все подданные имеют равное право выражать своё мнение по поводу суждений монарха, то конца не будет всяческим пасквилям, которые все вместе не замедлят оказать дурное воздействие на народ, больше привыкший ценить то, что скрывается за ослепительной внешностью, чем-то, что основано на здравых рассуждениях. К тому же если монархам придётся изучать все мнения, и положительные, и отрицательные, по поводу своих убеждений, то им понадобится для этого не менее тысячи часов в сутки; впрочем, всё это будет совершенно бесполезно, поскольку монархи окружены советниками, которые всегда сделают удобный им вывод из мнений публики. Отсюда можно заключить, что свобода высказывания мнений может и должна быть ограничена. Я отвечаю: верно, если свобода пера не ограничена, она способствует ежедневному появлению огромного числа пасквилей, которые в большинстве своём не стоят часов, затраченных на их чтение. Но раз эти пасквили не могут причинить вреда, зачем их запрещать? Верно, народ часто позволяет обманывать себя, и случается, что он оказывается жертвой ложных рассуждений; но обманчивый блеск никогда не сохраняет своего великолепия, поэтому публику так же легко вывести из заблуждения, как и обмануть. Впрочем, чего только не придётся делать, чтобы завоевать доверие публики, полностью нами утраченное из-за того, что ей запрещают высказать своё мнение. Кроме того, необходимо принять во внимание, что такое запрещение не всегда действенно: желание высказать свои идеи бывает столь велико, что всегда находится способ сделать это. А отсюда следует, что, несмотря на любые строгие меры, направленные на уничтожение этих идей, они почти всегда становятся достоянием гласности.

Заранее неизвестно, какие мнения могут высказать подданные монарха, откуда следует, что запрещая своим подданным свободно высказываться, монархи тем самым лишают себя многих советов, ценности которых они не знают. Важно ещё заметить, что и самые великие люди часто терпят неудачу, в то время как самые глупые высказывают порой полезные мысли; кроме того, случается, что человек, который, казалось бы, не обладает и крупицей здравого смысла, решая одни вопросы, оказывается поистине великим при решении вопросов, связанных с его профессией. А отсюда следует, что государю весьма важно знать, о чём думают его подданные, ибо помимо всякой прочей пользы, которую можно извлечь из их идей, необходимо знать мысли людей, чтобы иметь возможность соответственно управлять ими. <…> Я спрашиваю: разве люди, исполняющие обязанности советников государя, могут как следует разбираться в делах страны без глубокого изучения объекта своей деятельности?

Глава V

Причины, которые могут привести к ограничению свободы высказывания мнений

… человек порочный, невежественный и одновременно пренебрегающий своими обязанностями именно в силу этих своих свойств стремится лишить других людей их прав; таким образом, лишение людей их прав или же получение ими меньших прав взамен больших — это не просто дурное следствие какой-то причины, а следствие причины, которая не может не быть порочной. А отсюда следует, что принцип, заставляющий людей ограничивать свободу высказывания мнений, может быть только весьма порочным.

	Человек от природы склонен повелевать и управлять другими людьми. Он с трудом переносит неволю или любое другое состояние, вынуждающее его к повиновению; в силу этих двух причин он и изыскивает любые средства сделаться независимым и деспотичным. <…> Теологи более всех прочих преувеличивают это своё мнимое, воображаемое право властвовать.
	L'Homme est naturellement porté au désir de commander & de gouverner les autres. Il ne supporte qu'avec peine l'esclavage, ou un état qui l'oblige à l'obéïssance; & ces deux raisons lui sont chercher tous les moïens qui peuvent le rendre indépendant & despotique. <…> Les Théologiens sont ceux qui ont le plus outré ce droit prétendu & imaginaire.

Подобно тому как плохой управляющий боится, что обнаружится его неумение вести дела и его злоупотребления данной ему властью, так и руководители различных коллегий опасаются, как бы у государя в конце концов не открылись глаза и он не увидел бы, что они, пользуясь его снисходительностью, толкают его в пропасть, которая рано или поздно окажется для него гибельной; государи же в свою очередь боятся, что народ наконец найдёт законные основания выйти из повиновения, ибо они первыми разорвали узы, связывающие их с народом. <…> Впрочем, страх государей перед тем, что в один прекрасный день их недостатки будут разоблачены, может сослужить им хорошую службу, поскольку благодаря этому страху они станут больше остерегаться пороков и сделаются добродетельнее, а это в свою очередь принесёт двойную пользу: государи станут более пригодными для управления государством и будут давать меньше поводов для осуждения язвительным умам.

Добавим ещё одну причину — лень. Давно минули те времена персов, когда молодые люди из самых зажиточных семей получали замечательное воспитание, делающее их мужественными, одинаково закаляющее их тело и дух. Теперь изнеживающее воспитание считается привилегией великих мира сего, а труд предназначается для тех, кого называют простым народом. В результате такого воспитания и появляются те, кого называют именитыми, важными господами, знатными вельможами и т.п., — люди, совершенно непригодные для занимаемых ими должностей, неспособные выполнить самое пустячное дело, в то время как они предназначаются или предназначались для великих свершений. <…> Если мы внимательно посмотрим теперь, что же неизбежно влечёт за собою лень, то мы без труда увидим следующее: люди, которые благодаря своему происхождению, интригам или чьему-либо покровительству сумели добиться высокого общественного положения, но не в состоянии сделаться достойными его или недостаточно великодушны, чтобы уступить своё место тем, кто больше, чем они, заслуживает его; люди, которые из-за естественного самолюбия боятся потерять то уважение, которое простой народ питает к их высокому рангу, вынуждены использовать все средства, чтобы укрепить слепую веру народа в их превосходство и препятствовать всему, что может поколебать эту веру или уничтожить её совсем. А чтобы достичь этой цели, нет ничего лучше, как ограничить свободу высказывания мнений, ибо, с одной стороны, это спасет их от унижения увидеть обнародованными свои недостатки, а с другой стороны, всегда хватает льстецов, приписывающих им те добродетели, которые они должны были бы иметь, но которых они, к сожалению, лишены.

Нет никакого сомнения, что народ способен добровольно и безропотно повиноваться в том случае, если он убеждён, что им хорошо управляют и что те, кому поручена забота о нём, стремятся только к его благу и не собираются его обманывать. Следовательно, совершенно необходимо, чтобы люди, которым доверено управление государством, обществом и т.д., стремились внушить своим подданным подобную убеждённость, без которой им нечего от них ждать, кроме ненависти, враждебности, ропота и, наконец, бунта.

Правильность всего сказанного не вызывает сомнений, ибо нетрудно увидеть, что свобода высказывания мнений ограничивается тем больше, чем более тираническим становится управление государством и чем больше оно основывается на силе, а не на праве.

Если бы меня вынудили назвать истинную причину ограничения свободы мнений, <…> я назвал бы ту же самую причину, на которую указал один голландский писатель в своих рассуждениях о запрещении спектаклей в Голландии <…>. По словам моего друга, <…> писатель рассказывал следующее: «Когда-то в нашей стране не было никаких театров и все ограничивалось несколькими обществами, показывавшими время от времени какую-нибудь пьесу, в которой нравы изображались в их настоящем виде и где автор осмеливался свободно высмеивать крупные недостатки власть имущих. Эти пьесы немало способствовали тому, что народ понял всё происходящее вокруг, и внушили ему отвращение к монархии, сыгравшее огромную роль во время восстания против испанского короля. Очевидно, говорит он, сегодня власть имущие боятся открыть народу истину и хотят предоставить всему идти своим чередом, не разрешая смеяться над собой, ибо церковники добились запрета пьес, способных внушить зрителям храбрость и укрепить в них республиканский дух».

	… разве все эти напыщенные речи, с помощью которых теологи пытаются восстановить простонародье против атеистов, не обнаруживают низость и жестокость их душ?
	… toutes ces déclamations dont les Théologiens se servent, pour exciter le vulgaire contre les Athées font-elles voir autre chose, qu'une Ame basse & cruelle?

Перевод

Э. А. Гроссман, 1976