Ответственность романиста (Норрис)

«Ответственность романиста» (англ. The Responsibilities of the Novelist) — посмертный сборник Фрэнка Норриса 1903 года из 25 эссе. На русский язык переведено лишь 2 из них.

Цитаты

	Многие люди сегодня сочиняют просто сентиментализм, а называют это и заставляют называть романтикой; <…> очень легко создать впечатление, что Романтика должна быть делом плащей и кинжалов или лунного света и золотистых волос. Но <…> настоящая Романтика — дело более серьёзное. Это не просто шкатулка фокусника, полная неубедительного шарлатанства, мишуры и шуток, предназначенная только для развлечения и полагающаяся на обман, чтобы достичь даже этого. <…> Разве мы не можем увидеть в ней инструмент, острый, тонко закалённый, безупречный — инструмент, с помощью которого мы проникаем сквозь одежды, кожный покров и мышцы в самую глубь, в живое, кровоточащее сердце вещей? <…> Романтизм в моём понимании — это такая проза, которая обращается к отклонениям от типа нормальной жизни. Реализм — это такая проза, которая ограничивает себя типом нормальной жизни.
	Many people to-day are composing mere sentimentalism, and calling it and causing it to be called romance; <…> it is very easy to get the impression that Romance must be an affair of cloaks and daggers, or moonlight and golden hair. But <…> the true Romance is a more serious business than this. It is not merely a conjurer's trick-box, full of flimsy quackeries, tinsel and claptraps, meant only to amuse, and relying upon deception to do even that. <…> Can we not see in it an instrument, keen, finely tempered, flawless — an instrument with which we may go straight through the clothes and tissues and wrappings of flesh down deep into the red, living heart of things? <…> Romance, I take it, is the kind of fiction that takes cognizance of variations from the type of normal life. Realism is the kind of fiction that confines itself to the type of normal life.
	— «В защиту романтической прозы» (A Plea for Romantic Fiction)

	Наше время — это время романа. Никогда ещё и ни в одном из искусств жизнь эпохи не находила столь полного своего выражения <…>. Роман — это инструмент, станок, оружие, двигатель. Он та самая вещь, которая, очутившись в руках человека, делает его цивилизованным и отличает от дикаря, ибо в романе человек обретает способность нетленного, вечного выражения. <…> Для Массы Жизнь совсем не грандиозна, она течёт по узкому каналу деловых забот, в которые уходят с головой. У миллионов нет чувства жизненных горизонтов. Сегодня они внимают, как не внимали прежде и не будут внимать в последующем, писателям, ждут, чтобы те дали им понимание жизни, превосходящее рамки их опыта, и верят писателям, как никогда не верили и не будут верить впредь. <…> Церковная Кафедра, Пресса, Роман — вот, бесспорно, Три могучие силы, формирующие сегодня общественное мнение и общественные нравы. Но Кафедра вступает в дело лишь раз в неделю; Пресса просматривается с лихорадочной торопливостью, и то, что утром было новостью, к полудню лежит кипой помятой бумаги. А роман приходит в дом, чтобы здесь остаться. Его читают внимательно, слово за словом; о нём говорят, его обсуждают; его влияние ощущается буквально во всём, чем живёт семья. — перевод: А. М. Зверев
	To-day is the day of the novel. In no other day and by no other vehicle is contemporaneous life so adequately expressed <…>. It is an instrument, a tool, a weapon, a vehicle. It is that thing which, in the hand of man, makes him civilized and no longer savage, because it gives him a power of durable, permanent expression. <…> For the Million, Life is a contracted affair, is bounded by the walls of the narrow channel of affairs in which their feet are set. They have no horizon. They look to-day as they never have looked before, as they never will look again, to the writer of fiction to give them an idea of life beyond their limits, and they believe him as they never have believed before and never will again. <…> The Pulpit, the Press and the Novel these indisputably are the great moulders of public opinion and public morals to-day. But the Pulpit speaks but once a week; the Press is read with lightning haste and the morning news is waste-paper by noon. But the novel goes into the home to stay. It is read word for word; is talked about, discussed; its influence penetrates every chink and corner of the family.
	— «Ответственность романиста», 1902

	Из всех штампов, затасканных усталыми рецензентами, штамп «Великий Американский Романист» затаскали больше всего, его, можно сказать, затаскали до дыр, употребляя не по назначению. Снова и снова мелкие литературные посредники, стоящие между поставщиками и потребителями литературы, кидаются словесами, не скупясь на пышные эпитеты, они щедро уснащают ими воскресные приложения и плакаты. «Спешите сюда, — выкрикивают они, — вот он, тут!» Или: «Спешите туда!» Однако неучи безумствуют, а читатели волнуются впустую. В. А. Р. то ли канул в небытие, как дронт, то ли далёк от нас, как аэроплан. Как говорится, «то, что верно, жизненно важно и характерно для любого человека, так же важно Я характерно для всех людей». <…> Великий Американский Роман вовсе не канул в небытие, как дронт, но он мифологичен, как Гиппогриф, и нам следует желать появления не Великого Американского Романиста, а Великого Романиста, который к тому же будет американцем. — перевод: Л. Г. Беспалова
	All the overworked phrases of overworked book reviewers, the phrase, the "Great American Novelist," is beyond doubt worn the thinnest from much handling or mishandling. Continually the little literary middlemen who come between the producers and the consumers of fiction are mouthing the words with a great flourish of adjectives, scare-heading them in Sunday supplements or placarding them on posters, crying out, "Lo, he is here!" or "Lo, there!" But the heathen rage and the people imagine a vain thing. The G. A. N. is either as extinct as the Dodo or as far in the future as the practical aeroplane. It has been said that "what is true vitally and inherently true for any one man is true for all men." <…> the Great American Novel is not extinct like the Dodo, but mythical like the Hippogriff, and the thing to be looked for is not the Great American Novelist, but the Great Novelist who shall also be an American.
	— «Великий Американский Романист» (The Great American Novelist), 1902