О религии (Шопенгауэр)

«О религии» (нем. Über Religion) — философское эссе Артура Шопенгауэра, опубликованное во втором томе «Parerga и Paralipomena» (1851) как глава ХV.

Цитаты

Диалог

Примечание: все необозначенные тут реплики — Филалета.

Демофел. Религия — единственное средство, с помощью которого глубоко погрязшая в низменных заботах и материальном труде толпа с её грубым умом и косным рассудком может представить себе и почувствовать высокое значение жизни. Ибо человек, каким он, как правило, бывает, первоначально ни о чём ином не думает, кроме как об удовлетворении своих физических нужд и похотей, а затем — о чем-нибудь для развлечения и забавы. Основатели религий и философы являются в мир, чтобы стряхнуть с него этот дурман и указать на высокий смысл бытия: философы — для немногих избранных, основатели религий — для множества, для человечества в массе. <…> Различные религии — это именно лишь различные схемы, в каких народ усваивает и представляет себе саму по себе недоступную его пониманию истину и с какими она в его воображении неразрывно срастается. Поэтому, дорогой мой, не во гневе будь тебе сказано, высмеивать её будет вместе и ограниченностью, и несправедливостью. Филалет. Но разве не такая же ограниченность и несправедливость требовать, чтобы не было никакой иной метафизики, кроме этой, выкроенной по потребности и разумению народа; чтобы её учения служили пределом для человеческой пытливости и путеводной нитью для всякого мышления, так что и метафизика немногих избранников, как ты её называешь, должна сводиться к подтверждению, обоснованию и пояснению этой метафизики народа; чтобы, следовательно, высшие силы человеческого духа оставались неиспользованными и неразвитыми, прямо задавленными в зародыше, из боязни, как бы их деятельность не пошла вразрез с этой народной метафизикой? А разве с претензиями религии дело, в сущности, обстоит иначе? Разве подобает проповедовать терпимость, даже мягкую снисходительность, тому, в ком воплотилась сама нетерпимость и беспощадность?

DEMOPHELES. Die Religion ist das einzige Mittel, dem rohen Sinn und ungelenken Verstände der in niedriges Treiben und materielle Arbeit tief eingesenkten Menge die hohe Bedeutung des Lebens anzukündigen und fühlbar zu machen. Denn der Mensch, wie er in der Regel ist, hat ursprünglich für nichts Anderes Sinn, als für die Befriedigung seiner physischen Bedürfnisse und Gelüste, und danach für etwas Unterhaltung und Kurzweil. Religionsstifter und Philosophen kommen auf die Welt, ihn aus seiner Betäubung aufzurütteln und auf den hohen Sinn des Daseins hinzudeuten: Philosophen für die Wenigen, die Eximirten; Religionsstifter für die Vielen, die Menschheit im Großen. <…> Die verschiedenen Religionen sind eben nur verschiedene Schemata, in welchen das Volk die ihm an sich selbst unfaßbare Wahrheit ergreift und sich vergegenwärtigt, mit welchen sie ihm jedoch unzertrennlich verwächst. Daher, mein Lieber, ist, nimm mir's nicht übel, sie zu verspotten, beschränkt und ungerecht zugleich. PHILALETHES. Aber ist es nicht eben so beschränkt und ungerecht, zu verlangen, daß es keine andere Metaphysik, als diese, nach dem Bedürfniß und der Fassungskraft des Volkes zugeschnittene, geben solle? daß ihre Lehren der Markstein des menschlichen Forschens und die Richtschnur alles Denkens sein sollen, so daß auch die Metaphysik der Wenigen und Eximirten, wie du sie nennst, hinauslaufen müsse auf Bestätigung, Befestigung und Erläuterung jener Metaphysik des Volks? daß also die höchsten Kräfte des menschlichen Geistes unbenutzt und unentwickelt bleiben, ja, im Keim erstickt werden sollen, damit nicht etwan ihre Thätigkeit sich mit jener Volksmetaphysik durchkreuze? Und steht es denn, bei den Prätensionen der Religion, im Grunde anders? Ziemt es Dem, Toleranz, ja, zarte Schonung zu predigen, der die Intoleranz und Schonungslosigkeit selbst ist?

Способность веровать всего сильнее в детстве; вот почему обращено особенное внимание на то, чтобы овладеть этим нежным возрастом. Таким путём вероучения укореняются ещё гораздо прочнее, чем при помощи угроз и рассказов о чудесах. Действительно, если человеку в раннем детстве с необыкновенной торжественностью и с выражением величайшей, до того никогда ещё не виданной им серьёзности вновь и вновь преподносятся известные принципы и учения, причем совершенно замалчивается возможность какого-либо сомнения в них, или хотя и упоминается, но с тою лишь целью, чтобы указать на него как на первый шаг к вечной погибели, — то впечатление получается настолько глубокое, что обычно, т. е. во всех почти случаях, человек становится почти столь же неспособен сомневаться в этих учениях, как и в своем собственном существовании; и потому впоследствии среди многих тысяч едва ли у одного найдётся крепости духа, чтобы серьёзно и искренне спросить себя: да правда ли это?

Zu diesem letzteren ist nun aber die Fähigkeit am stärksten in der Kindheit: daher ist man, vor Allem, darauf bedacht, sich dieses zarten Alters zu bemächtigen. Hiedurch, viel mehr noch, als durch Drohungen und Berichte von Wundern, schlagen die Glaubenslehren Wurzel. Wenn nämlich dem Menschen, in früher Kindheit, gewisse Grundansichten und Lehren mit ungewohnter Feierlichkeit und mitderMienedes höchsten, bis dahin von ihm noch nie gesehenen Ernstes wiederholt vorgetragen werden, dabei die Möglichkeit eines Zweifels daran ganz übergangen, oder aber nur berührt wird, um darauf als den ersten Schritt zum ewigen Verderben hinzudeuten; da wird der Eindruck so tief ausfallen, daß, in der Regel, d. h. in fast allen Fällen, der Mensch beinahe so unfähig sein wird, an jenenLehren, wie an seiner eigenenExistenz,zu zweifeln; weshalb dann unter vielenTausenden kaum Einer die Festigkeit des Geistes besitzen wird, sich ernstlich und aufrichtig zu fragen: ist Das wahr?

В течение всего христианского периода теизм, подобно кошмару, тяготеет над всеми умственными, особенно философскими интересами, мешая или вредя всякому прогрессу. Бог, дьявол, ангелы и демоны заслоняют для ученых тех времен всю природу; ни одно исследование не доводится до конца, ни один вопрос не исчерпывается до основания: но со всем, что выходит за пределы очевиднейшей причинной связи, немедленно разделываются с помощью названных личностей,..

Denn während des ganzen Christlichen Zeitraums liegt der Theismus wie ein drückender Alp auf allen geistigen, zumal philosophischen Bestrebungen und hemmt, oder verkümmert, jeden Fortschritt. Gott, Teufel, Engel und Dämonen verdecken den Gelehrten jener Zeiten die ganze Natur: keine Untersuchung wird zu Ende geführt, keiner Sache auf den Grund gegangen; sondern Alles, was über den augenfälligsten Kausalnexus hinausgeht, durch jene Persönlichkeiten alsbald zur Ruhe gebracht,..

Неверно, будто государство, право и закон не могут сохраняться в силе без помощи религии и её догматов веры и будто юстиция и полиция, для установления законного порядка, нуждаются в религии как в своем необходимом дополнении. Это неверно, хотя бы это повторяли сотни раз. Ибо фактический и убедительный instantia in contrarium предоставляют нам древние, особенно греки. Именно того, что мы разумеем под религией, у них совсем не было. У них отсутствовали какие-либо священные первоисточники и догматы, которые были бы предметом обучения, признание которых требовалось бы от каждого и которые рано внушались бы юношеству. Точно так же служители религии не занимались у них проповедью морали, и жрецы не заботились о нравственности или вообще о поведении людей. Отнюдь нет, а обязанность жрецов касалась лишь храмовых церемоний, молитв, песнопений, жертвоприношений, процессий, очищений и т. п., причем все это менее всего имело целью нравственное усовершенствование отдельных лиц. Вся так называемая религия состояла скорее просто в том, что, преимущественно в городах, имелись храмы некоторых deorum maiorum gentium, у одного здесь, у другого там, — храмы, в которых от лица государства поддерживался в честь них указанный выше культ, так что в сущности он был полицейским делом. Ни один человек, кроме участвующих в нём по должности, никак не принуждался присутствовать при этом или хотя бы только веровать в него. Во всей древности мы не найдем никакого следа обязательной веры в какой-либо догмат. Наказанию подлежал лишь тот, кто публично отрицал существование богов или как-нибудь иначе их поносил: ибо он оскорблял этим государство, которое им служило; во всем же прочём каждому предоставлялась полная свобода мнений.

Es ist falsch daß Staat, Recht und Gesetz nicht ohne Eeihülfe der Religion und ihrer Glaubensartikel aufrecht erhalten werden können, und daß Justiz und Polizei, um die gesetzliche Ordnung durchzusetzen, der Religion, als ihres nothwendigen Komplementes bedürfen. Falsch ist es, und wenn es hundert Mal wiederholt wird. Denn eine faktische und schlagende instantia in contrarium liefern uns die Alten, zumal die Griechen. Das nämlich, was wir unter Religion verstehn, hatten sie durchaus nicht. Sie hatten keine heilige Urkunden und kein Dogma, das gelehrt, dessen Annahme von Jedem gefordert und das der Jugend frühzeitig eingeprägt worden wäre. — Eben so wenig wurde von den Dienern der Religion Moral gepredigt, oder kümmerten sich die Priester irgend um die Morahtät, oder überhaupt um das Thun und Lassen der Leute. Ganz und gar nicht! Sondern die Pflicht der Priester erstreckte sich bloß auf Tempelceremonien, Gebete, Gesänge, Opfer, Processionen,Lustrationen u. dgl.m., welches Alles nichts weniger, als die moralische Besserung der Einzelnen zum Zweck hatte. Vielmehr bestand die ganze sogenannte Religion bloß darin, daß, vorzüglich in den Städten, einige der Deorum majorum gentium, hier dieser, dort jener, Tempel hatten, in denen ihnen der besagte Kultus, von Staates wegen, geleistet wurde, der also im Grunde Polizeisache war. Kein Mensch, außer den dabei thätigen Funktionarien, war irgend genöthigt, dabei gegenwärtig zu sein, oder auch nur daran zu glauben. Im ganzen Alterthum ist keine Spur von einer Verpflichtung, irgend ein Dogma zu glauben. Bloß wer die Existenz der Götter öffentlich leugnete, oder sonst sie verunglimpfte, war strafbar: denn er beleidigte den Staat, der ihnen diente: außerdem aber blieb Jedem überlassen, was er davon halten wollte.

Демофел. В действительности же миф и аллегория составляют подлинный элемент религии, но в этой форме, неизбежной ввиду умственной ограниченности большой толпы, она прекрасно удовлетворяет столь неискоренимой метафизической потребности человека и заступает место чистой философской истины, бесконечно трудной и, быть может, никогда не достижимой. Филалет. О да, вроде того как деревянная нога заступает место естественной: она заполняет её место, даже кое-как несет её службу, притязает при этом, чтобы её считали естественной, устроена с большим или меньшим искусством и т. д. Разница же заключается в том, что обыкновенно естественная нога имелась раньше деревянной, а религия всюду появлялась раньше философии.

DEMOPHELES. Wirklich hingegen ist Mythos und Allegorie das eigentliche Element der Religion: aber unter dieser, wegen der geistigen Beschränktheit des großen Haufens, unumgänglichen Bedingung, leistet sie dem so unvertilgbaren, metaphysischen Bedürfniß des Menschen sehr wohl Genüge und vertritt die Stelle der, unendlich schwer und vielleicht nie zu erreichenden, reinen philosophischen Wahrheit. PHILALETHES. O ja, ungefähr so, wie ein hölzernes Bein die Stelle eines natürlichen vertritt: es füllt sie aus, thut auch nothdürftig dessen Dienste, prätendirt dabei für ein natürliches angesehn zu werden, ist bald mehr, bald weniger künstlich zusammengesetzt u. s. f. Ein Unterschied dagegen ist, daß, in der Regel, ein natürliches Bein früher dawar, als das hölzerne, die Religion hingegen überall der Philosophie den Vorsprung abgewonnen hat.

О да, для царей Господь Бог, — это тот Кнехт Рупрехт, с помощью которого они укладывают спать больших детей, когда не действуют уже никакие другие средства: поэтому они и держатся за него очень крепко. Совершенно верно: однако я посоветовал бы каждому правителю раз в полгода в твердо установленный день серьезно и внимательно перечитывать 15-ю главу Первой книги Самуила, дабы он постоянно помнил, что такое искать для трона поддержки в алтаре. Сверх того, с тех пор как ultima ratio theologorum, костёр, вышел из употребления, такого рода средство управления значительно утратило своё действие. Ибо тебе ведь известно, что религии подобны светлякам: для того чтобы светиться, им нужна темнота. Известная степень всеобщего невежества, требуемая всеми религиями, это та стихия, в которой только они и могут жить.

O ja, den Fürsten ist der Herrgott der Knecht Ruprecht, mit dem sie die großen Kinder zu Bette jagen, wenn nichts Anderes mehr helfen will; daher sie auch viel auf ihn halten. Schon recht: inzwischen möchte ich jedem regierenden Herrn anrathen, halbjährlich an einem fest bestimmten Tage, das 15. Kapitel des ersten Buches Samuelis mit Ernst und Aufmerksamkeit durchzulesen; damit er stets vor Augen behalte, was es aiff sich habe, den Thron auf den Altar zu stützen. Überdies hat, seitdem die ultima ratio theologorum, der Scheiterhaufen, außer Gebrauch gekommen, jenes Regierungsmittel sehr an Wirksamkeit verloren. Denn, du weißt es, die Religionen sind wie die Leuchtwürmer: sie bedürfen der Dunkelheit um zu leuchten. Ein gewisser Grad allgemeiner Unwissenheit ist die Bedingung aller Religionen, ist das Element, in welchem allein sie leben können.

	Демофел. Переселение народов было источником зла, а христианство плотиной, о которую оно разбилось. Именно по отношению к принесенным потоком этого переселения грубым, диким ордам христианство и послужило впервые сдерживающим и укрощающим средством. Грубый человек должен сначала пасть на колени, научиться почитать и повиноваться: лишь потом станет он доступным цивилизации.
	Die Völkerwanderung war die Quelle des Übels und das Christenthum der Damm, an dem es sich brach. Eben für die durch die Fluth der Völkerwanderung herangeschwemmten, rohen, wilden Horden wurde das Christenthum zunächst das Bändigungs— und Zähmungsmittel. Der rohe Mensch muß zuerst niederknieen, Verehrung und Gehorsam erlernen: danach erst kann man ihn civilisiren.

В сравнении с последующими христианскими столетиями древность бесспорно была менее жестока, чем средневековье с его изысканным замучиванием и бесчисленными кострами; далее, древние были очень снисходительны, особенно высоко ценили справедливость, часто жертвовали собою для отечества, обнаруживали всякого рода благородство и такой подлинный гуманизм, что знакомство с их делами и мыслями вплоть до наших дней называется гуманистическими занятиями.

Unstreitig waren, im Vergleich mit den folgenden christlichen Jahrhunderten, die Alten weniger grausam, als das Mittelalter, mit seinen gesuchten Todesmartern und Scheiterhaufen ohne Zahl; ferner waren die Alten sehr duldsam, hielten besonders viel auf Gerechtigkeit, opferten sich häutig fürs Vaterland, zeigten edelmüthige Züge jeder Art und eine so ächte Humanität, daß, bis auf den heutigen Tag, die Bekanntschaft mit ihrem Thun und Denken Humanitätsstudium heißt.

Представь себе, что в данную минуту все уголовные законы вдруг во всеуслышание были бы объявлены отмененными: мне кажется, что ни ты, ни я не имели бы мужества хотя бы только отправиться отсюда одни домой, под покровом религиозных мотивов. Если же, напротив, точно так же была бы объявлена неистинной всякая религия, то мы под охраною одних только законов продолжали бы и впредь жить, как прежде, без особенного усиления наших опасений и мер предосторожности. Но я скажу тебе больше: религии очень часто имеют решительно деморализующее влияние. В общем можно утверждать, что умножение обязанностей по отношению к Богу равносильно уменьшению обязанностей по отношению к людям, так как очень удобно недостаток надлежащего внимания к последним заменять идолопоклонством перед первым. Сообразно тому, мы видим, что во все времена и во всех странах значительное большинство людей находит для себя гораздо более легким выклянчивать себе небо молитвами, чем заслуживать его поступками. Во всякой религии дело скоро доходит до того, что за ближайшие объекты божественной воли выдаются не столько нравственные деяния, сколько вера, церковные церемонии и разного рода λατρεία; последняя, особенно если они сопряжены с выгодами для жрецов, начинают даже постепенно считаться и заменою первых; <…> в конце концов за священниками остается почти только роль посредников в сношениях с продажными богами.

Denke dir ein Mal, es würden jetzt plötzlich, durch öfientliche Proklamation, alle Kriminalgesetze für aufgehoben erklärt; so glaube ich, daß weder du noch ich den Muth hätten, unter dem Schutz der religiösen Motive, auch nur von hier allein nach Hause zu gehn. Würde hingegen, auf gleiche Weise, alle Religion für unwahr erklärt; so würden wir, unter dem Schutze der Gesetze allein, ohne sonderliche Vermehrung unsrer Besorgnisse und Vorsichtsmaaßregeln, nach wie vor leben. — Aber ich will dir mehr sagen: die Religionen haben sehr häufig einen entschieden demoralisirenden Einfluß. Im Allgemeinen ließe sich behaupten, daß was den Pflichten gegen Gott beigelegt wird, den Pflichten gegen die Menschen entzogen wird, indem es sehr bequem ist, den Mangel des Wohlverhaltens gegen diese durch Adulation gegen jenen zu ersetzen. Demgemäß sehen wir, in allen Zeiten und Ländern, die große Mehrzahl der Menschen es viel leichter finden, den Himmel durch Gebete zu erbetteln, als durch Handlungen zu verdienen. In jeder Religion kommt es bald dahin, daß für die nächsten Gegenstände des göttlichen Willens nicht sowohl moralische Handlungen, als Glaube, Tempelcere monien und λατρεία mancherlei Art ausgegeben werden; ja, allmälig werden die Letzteren, zumal wann sie mit Emolumenten der Priester verknüpft sind, auch als Surrogate der Ersteren betrachtet; <…> wodurch zuletzt die Priester fast nur noch als die Vermittler des Handels mit bestechlichen Göttern erscheinen.

Если когда-нибудь, с течением времени, вновь появится народ, исповедующий такого Бога, который дарует ему соседние земли, подлежащие затем завоеванию в качестве «земель обетования», то я советую соседям такого народа заблаговременно обратить на это внимание и не дожидаться, пока через сотни лет явится наконец благородный царь Навуходоносор для запоздалого водворения справедливости, а заранее отбить у этого народа мысль о подобных обетованиях, а также до последнего камня разрушить храм бога, столь великодушно раздающего соседние земли, — и всё это будет вполне правомерно.

Wenn ein Mal, im Lauf der Zeiten, wieder ein Volk erstehn sollte, welches sich einen Gott hält, der ihm die Nachbarländer schenkt, die sodann, als Länder der "Verheißung", zu erobern sind; so rathe ich den Nachbarn solches Volkes, bei Zeiten dazu zu thun und nicht abzuwarten, daß nach Jahrhunderten endlich ein edler Könii; Nebukadnezar komme, die verspätete Gerechtigkeit auszuüben, sondern solchem Volke zeitig die Verheißungen auszutreiben, wie auch den Tempel des so großmüthig die Nachbarländer verschenkenden Gottes bis auf den letzten Stein zu zermalmen, — und das von Rechtswegen.

В самом деле, нетерпимость существенно свойственна лишь монотеизму: всеединый бог по самой своей природе — бог ревнивый, не допускающий существования никакого другого бога. Политеистические боги, напротив, по природе своей терпимы — они живут и дают жить другим: прежде всего они охотно мирятся со своими товарищами, богами той же религии, а затем терпимость эта простирается и на чужих богов, которые поэтому гостеприимно ими принимаются и впоследствии иногда получают даже права гражданства;..

In der That ist Intoleranz nur dem Monotheismus wesentlich: ein alleiniger Gott ist, seiner Natur nach, ein eifersüchtiger Gott, der keinem andern das Leben gönnt. Hingegen sind polytheistische Götter, ihrer Natur nach, tolerant: sie leben und lassen leben: zunächst dulden sie gern ihre Kollegen, die Götter der selben Religion, und nachher erstreckt diese Toleranz sich auch auf fremde Götter, die demnach gastfrei aufgenommen werden und später bisweilen sogar das Bürgerrecht erlangen;..

О христианстве

Дурною стороной всех религий остается всё-таки то, что они могут быть аллегорическими не заведомо, а лишь скрытым образом, так что учения их должны быть вполне серьёзно выдаваемы за истинные sensu proprio, а это при нелепостях, составляющих их существенное требование, порождает непрерывный обман и есть большое зло. Но что ещё хуже, с течением времени обнаруживается, что они не могут быть истинными sensu proprio, и это тогда их губит. С этой точки зрения для них было бы лучше прямо сознаваться в своей аллегоричности.

Der schlimme Punkt für alle Religionen bleibt immer, daß sie nicht eingeständlich, sondern nur versteckterweise, allegorisch sein dürfen und demnach ihre Lehren, alles Ernstes, als sensu proprio wahr vorzutragen haben; was bei den wesentlich erforderten Absurditäten in denselben einen fortgesetzten Trug herbeiführt und ein großer Ubelstand ist. Ja, was noch schlimmer ist, mit der Zeit kommt es an den Tag, daß sie sensu proprio nicht wahr sind: dann gehn sie zu Grunde. Insofern wäre es besser, die allegorische Natur gleich einzugestehn.

Грехопадение <…> во всяком случае должен был бы предвидеть тот, кто, во-первых, создал людей не лучшими, чем они есть, а затем устроил им западню, в которую, как он должен был знать, они попадутся, так как все вместе было его произведением и от него ничего не остается скрытым. Таким образом, оказывается, он воззвал из ничего к бытию слабый, подверженный греху род, чтобы тотчас предать его бесконечной муке. Наконец, сюда присоединяется ещё, что бог, предписывающий снисхождение и отпущение всякой вины, даже любовь к врагу, сам не обнаруживает никакого милосердия, а скорее впадает в противоположное: кара, наступающая в конце мира, когда всё миновало и навсегда покончено, не может иметь в виду ни исправления, ни устрашения, т. е. оказывается простою местью. Но с такой точки зрения на самом деле весь человеческий род представляется даже прямо предназначенным и специально созданным для вечной муки и осуждения, за исключением тех немногих избранных от благодати, которые, неведомо почему, получают спасение. Если же оставить их в стороне, то выходит так, будто Господь Бог сотворил мир с тою целью, чтобы он достался в руки дьявола: в таком случае Ему гораздо лучше было бы отказаться от его сотворения. Вот что получается с догматами, если понимать их sensu proprio; напротив, взятое sensu allegorico, всё это допускает ещё некоторое удовлетворительное истолкование. — комментарий Станислава Лема («Философия случая», 3-е изд., гл. XI, 1988): «Для отчётливой формулировки доводов, которыми наиболее успешно пользуются в теодицеях, <…> никто, наверное, не приложил больше добросовестности и даже страсти, чем Шопенгауэр, когда говорил это…»

Sündenfalles <…> jedenfalls Der vorhersehn müssen, welcher die Menschen erstlich nicht besser, als sie sind, geschaffen, dann aber ihnen eine Falle gestellt hatte, in die er wissen mußte, daß sie gehn würden, da Alles miteinander sein Werk war und ihm nichts verborgen bleibt. Demnach hätte er ein schwaches, der Sünde unterworfenes Geschlecht aus dem Nichts ins Dasein gerufen, um es sodann endloser Quaal zu übergeben. Endlich kommt noch hinzu, daß der Gott, welcher Nachsicht und Vergebung jeder Schuld, bis zur Feindesliebe, vorschreibt, keine übt, sondern vielmehr in das Gegentheil verfällt; da eine Strafe, welche am Ende der Dinge eintritt, waiin Alles vorüber und auf immer zu Ende, weder Besserung, noch Abschreckung bezwecken kann, also bloße Rache ist. Sogar aber erscheint, so betrachtet, in der That das ganze Geschlecht als zur ewigen Quaal und Verdammniß geradezu bestimmt und ausdrücklich geschaffen, — bisauf jene wenigen Ausnahmen, welche, durch die Gnadenwahl, man weiß nicht warum, gerettet werden. Diese aber bei Seite gesetzt, kommt es heraus, als hätte der liebe Gott die Welt geschaffen, damit der Teufel sie holen solle; wonach er denn viel besser gethan haben würde, es zu unterlassen. So geht es mit den Dogmen, wenn man sie sensu proprio nimmt: hingegen sensu allegorico verstanden, ist alles Dieses noch einer genügenden Auslegung fähig.

Дьявол есть в высшей степени нужное лицо в христианстве, как противовес ко всеблагости, всемудрости и всемогуществу Бога, при которых совершенно непонятно, откуда же берётся господствующее в мире бесчисленное и беспредельное зло, если нет под рукой дьявола, на чей счёт его можно было бы поставить. Вот почему, с тех пор как он был устранён рационалистами, всё больше и больше и всё чувствительнее становился ущерб, происходящий отсюда для другой стороны, — как это должны были предвидеть и предвидели правоверные. Ибо нельзя удалить из здания столба, не подвергая опасности остального. В этом находит себе подтверждение также и то, что установлено в другом месте, именно что Иегова есть превращение Ормузда, а сатана — неразлучный с ним Ариман: сам же Ормузд есть превращение Индры. Христианству присуща ещё та специальная невыгода, что оно не есть чистое учение, подобно другим религиям, а представляет собою существенным и главным образом историю, ряд событий, совокупность фактов, поступков и страданий индивидуальных существ, и именно эта история составляет догмат, вера в который дает спасение. Конечно, и у других религий, особенно у буддизма, есть свой исторический придаток, в виде жизнеописания их основателя, но придаток этот не есть часть самой догматики, а существует наряду с нею. — 1-й абзац — парафраз трюизма

Der Teufel ist im Christenthum eine höchst nöthige Person, als Gegengewicht zur Allgüte, Allweisheit und Allmacht Gottes, als bei welcher gar nicht abzusehn ist, woher denn die überwiegenden, zahllosen und grenzenlosen Übel der Welt kommen 3ollten, wenn nicht der Teufel da ist, sie auf seine Rechnung zu nehmen. Daher ist, seitdem die Rationalisten ihn abgeschafft haben, der hieraus auf der andern Seite erwachsende Nachtheil mehr und mehr und immer fühlbarer geworden; wie Dies vorherzusehn war und von den Orthodoxen vorhergesehn wurde. Denn man kann von einem Gebäude nicht einen Pfeiler wegziehn, ohne das Übrige zu gefährden. — Hierin bestätigt sich auch, was anderweitig festgestellt ist, daß nämlich Jehovah eine Umwandlung desOrmuzdund Satan der von ihm unzertrennliche Ahriman ist: Ormuzd selbst aber ist eine Umwandlung des Indra. Das Christenthum hat den eigenthümlichen Nachtheil, daß es nicht, wie die andern Religionen, eine reine Lehre ist; sondern es ist wesentlich und hauptsächlich eine Historie, eine Reihe von Begebenheiten, ein Komplex von Thatsachen, von Handlungen und Leiden individueller Wesen: und eben diese Historie macht das Dogma aus, der Glaube an welches selig macht. Andere Religionen, namentlich der Buddhaismus, haben wohl eine historische Zugabe, am Leben ihres Stifters: aber dieses ist nicht Theil des Dogma's selbst, sondern geht neben demselben her.

Следующие параграфы

… учения Нового Завета внесли поправку в учения Ветхого и придали им иной смысл, благодаря чему в самом сокровенном и существенном получается согласие с древними религиями Индии. Всё, что в христианстве есть истинного, встречается также и в брахманизме и буддизме. <…> Ибо как с далёких тропических полей, через горы и реки навеянное душистое дуновение, чувствуется в Новом Завете дух индийской мудрости. В Ветхом Завете же к ней не подходит ничего, кроме только грехопадения, которое тотчас же и пришлось присоединить к нему именно в качестве корректива для его оптимистического теизма и которое поэтому и послужило для связи с ним Нового Завета, как единственная представляющаяся последнему точка опоры. — Ветхий н Новый Завет

… die Lehren des N. T. die des alten rektificirt und umgedeutet, wodurch im Innersten und Wesentlichen eine Übereinstimmung mit den alten Religionen Indiens zu Wege gebracht wird. Alles, was im Christenthum Wahres ist, findet sich auch im Brahmanismus und Buddhaismus. <…> Denn wie ein aus fernen tropischen Gefilden, über Berge und Ströme hergewehter Blüthenduft, ist im N. T. der Geist der Indischen Weisheit zu spüren. Vom A. T. hingegen paßt zu dieser nichts, als nur der Sündenfall, der eben als Korrektiv des optimistischen Theismus sogleich hat hinzugefügt werden müssen und an den denn auch das N. T. sich anknüpfte, als an den einzigen ihm sich darbietenden Anhaltspunkt.

	Религии — порождения невежества, не надолго переживающие свою мать. <…> В общем, стало быть, христианство, непрестанно подрываемое науками, постепенно приближается к своему концу. Впрочем, оно может черпать для себя надежду в том соображении, что только те религии гибнут, у которых нет первоисточников. — Рационализм
	Religionen sind Kinder der Unwissenheit, die ihre Mutter nicht lange überleben. <…> Im Ganzen also geht, von den Wissenschaften fortwährend unterminirt, das Christenthum seinem Ende allmälig entgegen. Inzwischen ließe sich für dasselbe Hoffnung schöpfen aus der Betrachtung, daß nur solche Religionen untergehn, die keine Urkunden haben.

Религия, имеющая своей основой одно-единственное событие и даже стремящаяся сделать это событие, которое случилось там-то и там, тогда-то и тогда, поворотным пунктом для мира и всего бытия, обладает столь слабой основой, что её существование становится невозможным, как скоро люди начинают сколько-нибудь размышлять. <…> Если цивилизация достигла наивысшего развития у христианских народов, то это не потому, чтобы христианство ей благоприятствовало, а потому, что оно умерло и оказывает уже мало влияния... — Рационализм

Ine Religion, die zu ihrem Fundament eine einzelne Begebenheit hat, ja aus dieser, die sich da und da, dann und dann zugetragen, den Wendepunkt der Welt und alles Daseins machen will, hat ein so schwaches Fundament, daß sie unmöglich bestehn kann, sobald einiges Nachdenken unter die Leute gekommen. <…> Daß die Civilisation unter den christlichen Völkern am höchsten steht, liegt nicht daran, daß das Christenthum ihr günstig, sondern daran, daß es abgestorben ist und wenig Einfluß mehr hat…

	В прежние века религия была лесом, за которым могли держаться и скрываться целые армии. После же стольких порубок остаётся ещё только кустарник, в котором при случае прячутся плуты. По этой причине надо остерегаться тех, кто желает втянуть религию во всё, и их надо встречать <…> пословицей: «Detrás de la cruz está el diablo». — конец
	In früheren Jahrhunderten war die Religion ein Wald, hinter welchem Heere halten und sich decken konnten. Aber nach so vielen Fällungen ist sie nur noch ein Buschwerk, hinter welchem gelegentlich Gauner sich verstecken. Man hat dieserhalb sich vor Denen zu hüten, die sie in Alles hineinziehn möchten, und begegne ihnen mit dem <…> Sprichwort: Detrás de la cruz está el diablo.

Перевод

Ю. И. Айхенвальд, 1903