О самостоятельном мышлении (Шопенгауэр)

«О самостоятельном мышлении» (нем. Gelbstdenken) — критическо-философское эссе Артура Шопенгауэра, опубликованное во втором томе «Parerga и Paralipomena» (1851) как глава XXII.

Цитаты

Как самая многотомная библиотека, если она не приведена в порядок, меньше приносит пользы, чем очень небольшая, но содержащаяся в порядке, точно так же и наибольшее количество знаний, если они не переработаны собственным мышлением, гораздо менее ценно, чем количество значительно меньше, но знаний, в разных направлениях продуманных. <…> Но если чтением и учением можно заниматься по произволу, то начинать по произволу думать, собственно, нельзя. Как огонь поддерживается притоком воздуха, так и мышление должно быть питаемо и поддерживаемо каким-либо интересом к предмету, интересом чисто ли объективным или хотя бы только субъективным. В личных делах налицо всегда интерес последнего рода; объективный же интерес доступен только головам мыслящим по природе, для которых думать так же естественно, как дышать, но которые очень редки. Потому-то у большинства учёных статья эта так плохо и обстоит.

Ум при чтении испытывает чисто внешнее принуждение думать о том или другом, хотя бы у него сейчас не было ни побуждения к этому, ни нужного для этого настроения. Напротив, при собственном мышлении он следует собственному же внутреннему влечению, во всякую данную минуту, конечно, находящемуся под воздействием внешней ли обстановки, или какого-нибудь воспоминания.

В сущности, одни только наши собственные основные мысли суть мысли настоящие и живые, потому что их только мы понимаем в самом деле и вполне. Чужие, вычитанные мысли — это объедки чужой трапезы, старое платье с чужого плеча. К собственной, возникающей в нас самих мысли, чужая, вычитанная мысль относится так, как сохранившийся на камне отпечаток первобытного растения — к цветущему дару весны.

Читать поэтому следует только тогда, когда оскудевает источник собственных мыслей, что часто случается и с лучшими головами. Гнать же собственные, полные свежей силы мысли, чтобы взяться за книгу, — против святого духа.

Самостоятельно мыслящий человек лишь после знакомится с авторитетами в пользу своих мнений, и они служат ему только для подкрепления этих мнений и в качестве нравственной поддержки; между тем книжный философ от них отправляется, конструируя себе из вычитанных мыслей некоторое целое. Целое это напоминает собою составленный из разнородного материала автомат, тогда как мысленную систему подлинного мыслителя можно сравнить с живым, рождённым человеком: как живой человек, она возникла путем оплодотворения внешним миром мыслящего ума, который затем её выносил и произвёл на свет. Истина, только заученная лишь механически, прикреплена к нам, как неестественный член: вставной зуб, восковой или, в лучшем случае, ринопластический нос из чужого мяса; истина, добытая собственным мышлением, подобна естественному члену: одна она действительно нам принадлежит.

… как самостоятельный мыслитель, так и философ-книжник легко могут быть узнаны уже по характеру изложения: первый по серьёзности, непосредственности и оригинальности всех мыслей и выражений и по преобладанию в них собственного восприятия; последний, напротив, по тому, что всё у него из вторых рук, всё — старьё, накупленное по толкучкам, что его полученные от других понятия стёрты и тусклы, как снимок со снимка, а стиль состоит только из условных и даже банальных фраз и ходячих модных слов, напоминая собою маленькое государство, денежное обращение которого состоит из разных чужих монет, так как само оно монет не чеканит.

Так же мало, как чтением, мышление может быть заменено голым опытом. Чистая эмпирия так относится к мышлению, как процесс еды — к перевариванию и ассимиляции. Когда она хвалится, будто она одна своими открытиями продвинула человеческое знание вперёд, то это можно сравнить с тем, как если бы рот захотел хвалиться, что он один изготовляет ткани человеческого тела.

Появление у нас какой-нибудь мысли можно сравнить с посещением возлюбленной. Мы воображаем, что эту мысль мы никогда не забудем, а эта возлюбленная никогда не станет нам безразличной. И однако: с глаз долой, из сердца вон. Превосходнейшая мысль рискует быть безвозвратно забытой, если она не была записана, как возлюбленная — оставленной, если не была обвенчана.

Перевод

Ю. И. Айхенвальд, 1903