«Самсо́н-боре́ц» (англ.Samson Agonistes) — драматическая поэма Джона Мильтона, написанная белым стихом. Впервые опубликована в 1671 году в качестве дополнения к поэме «Возвращённый рай». Библейская история Самсона воплощена в форму трагедии на манер греческой, где отразились перипетии жизни автора. В определённом смысле это последнее усилие «ради блага… народа», — апофеоза свободной личности, несломленного духа[1].
Едва наедине я остаюсь,
Меня, как кровожадный рой слепней,
Смертельно начинают жалить мысли
О том, чем был я встарь и чем я стал. <…>
Я жалче, чем последний из людей,
Чем червь — тот хоть и ползает, но видит;
Я ж и на солнце погружён во тьму,
Осмеянный, поруганный, презренный.
В тюрьме и вне её, как слабоумный,
Не от себя, но от других завися,
Я полужив, нет, полумёртв скорей. — 19-22, 74-80
From restless thoughts, that like a deadly swarm
Of Hornets arm'd, no sooner found alone,
But rush upon me thronging, and present
Times past, what once I was, and what am now. <…>
Inferiour to the vilest now become
Of man or worm; the vilest here excel me,
They creep, yet see, I dark in light expos'd
To daily fraud, contempt, abuse and wrong,
Within doors, or without, still as a fool,
In power of others, never in my own;
Scarce half I seem to live, dead more then half.
… сколь много
Обрушилось несчастий на меня.
Но горшее меж ними, слепота,
Меня не удручает: будь я зрячим,
Мне на людей глядеть мешал бы стыд,
Затем что я, как безрассудный кормчий,
Мне небесами вверенный корабль
Разбил о скалы, за одну слезинку Предательнице выдав тайну силы,
Которую вдохнул в меня создатель.
О, видно, ныне прозвищем «Самсон»
На улицах в насмешку величают
Глупцов, что сами на себя беду
Накликали, как я, кому господь
Дал много сил, а вот рассудка мало!
Быть не слабее тела должен ум.
Несоразмерность их меня сгубила. — 195-210
How many evils have enclos'd me round;
Yet that which was the worst now least afflicts me,
Blindness, for had I sight, confus'd with shame,
How could I once look up, or heave the head,
Who like a foolish Pilot have shipwrack't,
My Vessel trusted to me from above,
Gloriously rigg'd; and for a word, a tear,
Fool, have divulg'd the secret gift of God
To a deceitful Woman: tell me Friends,
Am I not sung and proverbd for a Fool
In every street, do they not say, how well
Are come upon him his deserts? yet why?
Immeasurable strength they might behold
In me, of wisdom nothing more then mean;
This with the other should, at least, have paird,
These two proportion'd ill drove me transverse.
Разве для народов развращённых,
Что впали в рабство за свои грехи,
Ярем привычный не милей свободы,
Покой трусливый не милей борьбы?
Что избавитель, посланный им богом,
У них стяжает? Зависть, недоверье,
Презренье. Что б для них он ни свершил,
Они его в опасности покинут,
За подвиги ему хулой заплатят. <…>
Но мною пренебречь народ мой вправе,
А вот свободой, божьим даром, — нет. — 269-77, 92-3
What more oft in Nations grown corrupt,
And by thir vices brought to servitude,
Then to love Bondage more then Liberty,
Bondage with ease then strenuous liberty;
And to despise, or envy, or suspect
Whom God hath of his special Favour rais'd
As thir Deliverer; if he aught begin,
How frequent to desert him, and at last
To heap ingratitude on worthiest deeds? <…>
Mee easily indeed mine may neglect,
But Gods propos'd deliverance not so.
А смысл какой в воздержности моей,
Коль худшему соблазну я поддался?
Что толку защищать одни ворота,
Врага из бабьей трусости в другие
Впуская? Чем могу я, ослепленный,
Поруганный, раздавленный, бессильный,
Полезен быть народу своему
И делу, мне порученному небом?
Не тем ли, что сидеть у очага,
Как трутень, буду, жалость возбуждая
В прохожих людях кудрями густыми,
Нагробьем жалким сил моих былых,
Пока от неподвижности под старость
Не онемеют члены у меня?
Нет, здесь хочу я спину гнуть, покуда
Не подавлюсь дурандой, рабским кормом,
Иль паразиты не сожрут меня
И не положит смерть предел желанный
Страданиям и горестям моим. — 559-77
But what avail'd this temperance, not compleat
Against another object more enticing?
What boots it at one gate to make defence,
And at another to let in the foe
Effeminatly vanquish't? by which means,
Now blind, dishearten'd, sham'd, dishonour'd, quell'd,
To what can I be useful, wherein serve
My Nation, and the work from Heav'n impos'd,
But to sit idle on the houshold hearth,
A burdenous drone; to visitants a gaze,
Or pitied object, these redundant locks
Robustious to no purpose clustring down,
Vain monument of strength; till length of years
And sedentary numness craze my limbs
To a contemptible old age obscure.
Here rather let me drudge and earn my bread,
Till vermin or the draff of servil food
Consume me, and oft-invocated death
Hast'n the welcom end of all my pains.
Хор евреев из колена Данова
Боже, странен жребий людской!
Длань твоя то строго, то кротко
Дней наших бег короткий
То ускоряет, то замедляет <…>.
Что говорить о людях обычных,
Суетных, безличных,
В мир пришедших, чтоб сгинуть бесследно,
Как однодневные мотыльки,
Коль и от тех, кто твоею милостью
Взысканы, ибо тобой предызбраны
К подвигам ради блага
Веры твоей, твоего народа,
Часто в самый полдень их славы
Вдруг отвращаешь ты
Лик и десницу свою, словно сам же к ним
Не был прежде столь щедр,
Словно тебе они плохо служили? — 668-71, 75-87
God of our Fathers, what is man!
That thou towards him with hand so various,
Or might I say contrarious,
Temperst thy providence through his short course <…>.
Nor do I name of men the common rout,
That wandring loose about
Grow up and perish, as the summer flie,
Heads without name no more rememberd,
But such as thou hast solemnly elected,
With gifts and graces eminently adorn'd
To some great work, thy glory,
And peoples safety, which in part they effect:
Yet toward these thus dignifi'd, thou oft
Amidst thir highth of noon,
Changest thy countenance, and thy hand with no regard
Of highest favours past
From thee on them, or them to thee of service.
Хор
Кто это? Женщина иль виденье?
К нам она движется,
Как ладья величавая,
Что из Тарса[1] путь
Держит к островам Иавана[1] иль
В отдаленный Гадес[1],
С гордо разубранной палубой,
Под парусами, вздутыми
Ветром угодливым и попутным.
Запах амбры о ней возвещает.
Вслед ей толпой прислужницы шествуют.
Знатной она филистимлянкой кажется.
Это жена твоя, это Далила,
Мы узнали её. — 712-26
Who is this, what thing of Sea or Land?
Femal of sex it seems,
That so bedeckt, ornate, and gay,
Comes this way sailing
Like a stately Ship
Of Tarsus, bound for th' Isles
Of Javan or Gadier
With all her bravery on, and tackle trim,
Sails fill'd, and streamers waving,
Courted by all the winds that hold them play,
An Amber sent of odorous perfume
Her harbinger, a damsel train behind;
Some rich Philistian Matron she may seem,
And now at nearer view, no other certain
Then Dalila thy wife.
Далила
С мужчиной споря, женщина всегда
Неправой остаётся. — 904-5
In argument with men a woman ever
Goes by the worse, whatever be her cause.
Гарафа (Самсону)
Нет, ты не противник
Для воина, которому невместно
Меч благородный пачкать об того,
С кем ножницами справится цирюльник. — 1175-8
… no worthy match
For valour to assail, nor by the sword
Of noble Warriour, so to stain his honour,
But by the Barbers razor best subdu'd.
2-е полухорие
Пусть ослеплён ты, Самсон,
Пусть в неволю был уведён —
Свет в душе твоей не погас.
Словно огонь из-под пепла,
Доблесть в тебе пробудилась былая.
Грянул на вражью стаю
Ты не как тот хищник ночной,
Что курятники грабит,
Но как орёл, который молнией
С неба ясного низвергается.
Добродетель сходна
Даже в минуту паденья
С той аравийской птицей,
Что во всей вселенной одна
Лишь из себя родится… — 1688-701
But he though blind of sight,
Despis'd and thought extinguish't quite,
With inward eyes illuminated
His fierie vertue rouz'd
From under ashes into sudden flame,
And as an ev'ning Dragon came,
Assailant on the perched roosts,
And nests in order rang'd
Of tame villatic Fowl; but as an Eagle
His cloudless thunder bolted on thir heads.
So vertue giv'n for lost,
Deprest, and overthrown, as seem'd,
Like that self-begott'n bird
In the Arabian woods embost…
