Симон Чиковани (Святополк-Мирский)

«Симон Чиковани» — статья Дмитрия Святополк-Мирского 1936 года.

Цитаты

Наш большой и растущий интерес к поэзии братских народов Советского Союза ещё только начинает переходить в ту стадию, когда на огромном фоне начинают вырисовываться индивидуальные фигуры отдельных поэтов. Даже о грузинских поэтах, которых мы узнали лучше других, мы часто думаем как о какой-то коллективной личности, различая не столько их собственные индивидуальности, сколько переводивших их поэтов. — начало

Эта «счастливая отсталость» Грузии объясняет ту свежесть, непосредственность, природность и как бы «сельскость» современной грузинской поэзии — «сельскость» не как у Есенина, в смысле ожесточённого протеста против городской культуры, а в смысле малой засосанности упадочно-буржуазным городом и ещё живой связи с землёй. Она объясняет и её «наивность», не в смысле литературной неискушённости, а в смысле <…> гораздо более непосредственного отношения к своему творчеству, в частности к вопросам формы, отсутствия обращенной на себя иронии или рефлексии и той сложной борьбы с непосредственным поэтическим порывом, которая характерна для значительной части русской послесимволистской поэзии. Всё же «новые» течения с тем или иным содержанием декадентства в Грузии были. <…> Грузинские декаденты были представителями новой, только нарождавшейся интеллигенции, буржуазной по характеру порождавших её экономических процессов и в значительной мере националистической. Но грузинская буржуазия была настолько жалка и ничтожна и так бесстыдно стала на путь национального предательства, что она никак не могла импонировать лучшим элементам этой интеллигенции. Ленинская национальная политика сразу же привлекла к себе даже очень далекую от пролетариата интеллигенцию, в той мере, в какой она (интеллигенция) была искренней в своей любви к национальной культуре.

Обращение [Чиковани] к национальной традиции было в русле национальной политики Советской власти. Объективно это было обращение к той национальной форме, которая должна была получить социалистическое содержание. С самого начала Чиковани был советским поэтом, хотя поэтом — бойцом за социализм он стал далеко не сразу.

Яркая черта нового Чиковани, отсутствующая в ранних его стихах, — конкретная любовь к родной земле, к месту, к географической точке. В его ранних стихах чувство единства со своей грузинской родиной выражается исключительно в чувстве преемственности с её поэтами. Теперь Чиковани создаёт новую поэзию любви к своей земле, к каждому отдельному её месту. Этот «топографический» пафос вообще свойствен грузинской советской поэзии, но именно у Чиковани он получил особенно развёрнутое выражение. Почти все его стихи прошедших лет приурочены к определённой «пяди земли», и имена грузинских гор и деревень звучат почти с каждой страницы. Эта «топографичность» — одна из наиболее разительных и советских черт грузинской советской поэзии. Она совершенно противоположна той процветающей в буржуазных странах литературе, которую французы называют «региональной», а немцы Heimatliteratur. Там любовь к месту и точке вытекает из любви к косности «малой родины», к её кулацкой неподвижности, к тому, что, как её ни тряси, она остаётся всё тем же идиотическим колоколенным мирком, или к оплакиванию её порчи. У поэтов Советской Грузии любовь к месту и точке есть прежде всего любовь к конкретному объекту социалистической переделки, к конкретной площадке социалистического строительства. <…> В то же время это определённое и необходимое выражение той любви к родине, которая становится всё более и более центральной темой советской поэзии. Советская земля, ни одной пяди которой мы не отдадим, требует любви именно к каждой своей пяди. Они так же разнообразны и непохожи друг на друга, как лица работающих на них людей, но их всех одинаково возрождает к новой жизни творческий социалистический труд. Этот пафос Советской земли в её индивидуальном и конкретном обличий и составляет теперь основной пафос поэзии Чиковани.

В связи со всем сказанным ясна вся неправильность обращённых к Чиковани упреков части грузинской критики в чрезмерном пристрастии к деревне и недостатке урбанизации. Деревня Чиковани — не старая дворянская и кулацкая деревня, коснеющая в своём идиотизме и поэтизирующая свою косность. Деревня Чиковани — деревня, вступающая на путь ликвидации противоположности с городом, и пафос его стихов именно в «урбанизации» деревни, социалистической урбанизации, несущей деревне культуру и промышленность города без его каменной серости и тесноты. Но в стихах Чиковани, как и вообще в грузинской советской поэзии, есть качество, которое можно назвать деревенским, сельским, — это её непосредственность и свежесть, её органическая близость к земле и к природе, простота в подходе к ней. Особенно знаменательна эта «сельская» непосредственность у бывшего футуриста Чиковани. Она лишний раз говорит о том, что «городские» модернистские течения мало и неглубоко захватили грузинскую поэзию.