Сумма технологии. Послесловие к дискуссии

Материал из Викицитатника

«Summa Technologiae. Послесловие к дискуссии» (Summa Technologiae. Posłowie do dyskusji). 18 декабря 1964 года в редакции журнала «Studia Filozoficzne» при участии Лема состоялась дискуссия по книге и связанных с ней новых научных теориях, в ходе которой он пояснял свою позицию и отвечал на критику. После он написал обобщающие эссе «Введение» и «Послесловие к дискуссии», которые были опубликованы в 1965 году в журнале Studia Filozoficzne (№ 2 и 3) и вошли в авторский сборник «Размышления и очерки» 1975 года[1].

Цитаты[править]

  •  

Хойл, кстати, возможно сегодня является первым фантастом в науке, если за критерий брать частоту, с которой он оставляет свои старые гипотезы в пользу новых.

 

…Hoyle jest, nawiasem mówiąc, pierwszym dziś może fantastą w nauce, jeśli za kryterium brać częstość, z jaką porzuca swoje hipotezy dawniejsze na rzecz nowych.

  •  

… опасаюсь, что тотальное фиаско всяческих попыток «усиления интеллекта» или «автоматизации информационных трансформаций» на креативном уровне (в смысле индуктивного созидания новых теорий) весьма чётко объяснило бы захватывающее нас в настоящее время silentium Universi. — silentium Universi — краткая латинская формулировка парадокса Ферми, впервые употреблённая здесь[2]

 

… obawiam się, że totalne fiasko wszelkich prób „wzmocnienia inteligencji” czy „zautomatyzowania informacyjnych transformacji” na poziomie kreacyjnym (w sensie kreowania indukcyjnego nowych teorii) wyjaśniłoby w sposób wielce drastyczny fascynujące nas obecnie silentium Universi.

  •  

… по психологическим причинам нельзя «осложняющую систему» навязывать в качестве чистой условности, в качестве преград, стоящих на путях человеческих стремлений исключительно в результате самовольного решения властей, которые установили эти преграды (нормы, запреты, правила) только потому, что само осложнение бытия «как таковое» оказалось необходимо для оптимизации функционирования групп и индивидуумов. Однако если симулировать введение осложнения несущественными факторами, это означало бы возникновение ситуации «двойного языка» (распоряжения имеют свою скрытую цель, выражаемую на «тайном» языке, и свою цель, представленную к сведению общественности и значит выраженную на «явном» языке), и это прямой дорогой ведёт к криптократии. Как известно, её можно применять только по отношению к детям, и то не слишком долго, потому что, когда они поймут, насколько условный, договорной характер всех «осложнений», которые им навязывают взрослые, они сразу начнут переступать установленные нормы или запреты. <…>
Можно ли попытаться формализовать проблематику, столь спешно и грубо здесь представленную? То есть, можно ли установить «единицы осложнения» независимо от «экзистенциального содержания» (аналогичное разделение «существований» на селективное и семантическое мы имеем в теории информации)? Было бы полезно, если бы это оказалось возможно, поскольку такая объективизация позволила бы социологу-«фелицитологу» сориентироваться, совпадает ли состояние данного коллектива в «компликаторном» отношении с рассчитанным для него оптимумом сложности жизненных процессов. Быть может, количественные связи однозначно не определяют таких оптимальных состояний, но дело могло бы разрешить только солидное исследование. Ошибался бы тот, кто считал бы, что всё это умножение и деление числа винтиков на спинах роботов, которых никто ещё даже не собирается строить.

 

… z powodów psychologicznych nie można „systemu komplikującego” narzucać jako czystej konwencji, jako przeszkód, stawianych na drogach dążeń ludzkich wyłącznie wskutek arbitralnej decyzji władz, które ustanowiły te przeszkody (normy, zakazy, reguły) tylko dlatego, że sama komplikacja bytu „jako taka” okazała się potrzebna dla optymalizacji funkcjonowania grup i jednostek. Gdyby jednak pozorować wprowadzenie komplikacji czynnikami nieistotnymi, oznaczałoby to sytuację „podwójnego języka” (zarządzenia mają swój cel ukryty, wyrażalny w języku „tajnym”, i swój cel podany do wiadomości publicznej, a więc wyrażony w języku „jawnym”), a to prowadzi prostą drogą do kryptokracji. Jak wiadomo, można ją stosować tylko wobec dzieci, a i to niezbyt długo, bo kiedy uświadomią sobie, jak bardzo umowny właśnie, konwencjonalny jest charakter wszystkich „komplikacji”, które im narzucają dorośli, od razu zaczynają tak ustanowione normy czy zakazy przekraczać. <…>
zy można próbować sformalizowania problematyki, tak tu spiesznie i grubo przedstawionej? To jest, czy dałoby się ustalić „jednostki komplikacji” niezawisłe od ich „treści egzystencjalnej” (analogiczne rozdzielenie „bytów” mamy w teorii informacji, na selektywną i semantyczną)? Byłoby cenne, gdyby się to okazało możliwe, ponieważ taka obiektywizacja pozwoliłaby socjologowi „felicytologowi” zorientować się, czy stan danej zbiorowości pod względem „komplikatorycznym” pokrywa się z wyliczonym dla niej optimum złożoności przebiegów życiowych. Być może, związki ilościowe nie wyznaczają jednoznacznie takich stanów optymalnych, ale rzecz mogłoby dopiero rozstrzygnąć solidne badanie. Myliłby się ten, kto by uważał, że wszystko to jest mnożeniem i dzieleniem liczby śrubek na plecach robotów, których nikt nawet nie zabiera się jeszcze budować.

  •  

Если бы «гностическая машина» сумела создать «теорию социальной системы», эта теория должна была бы учитывать большое количество переменных и этим отличалась бы от известных нам физических формализмов. Такая «машина» может создать языковую или материальную модель общества. Если бы это была языковая модель, то вся проблема заключается в том, сможет ли человек постичь языковую систему, которую создала машина, чтобы с её помощью сконструировать эту теорию? А если это не языковая модель, но машина моделирует социальные процессы в какой-то, например, эмульсии самоорганизующихся частиц, то, собственно говоря, каким образом человек должен бы был эту модель понять? Машина имеет входы и выходы; через входы она получает информационные материалы, через выходы доставляет нам теории, но это не система уравнений, только сосуд с «ферментирующим информационным супом». Этот суп является динамичным планом развития общества, или его генотипом, в том самом смысле, в каком динамичный план онтогенеза находится в оплодотворённой яйцеклетке.

 

Gdyby „maszyna gnostyczna” potrafiła stworzyć „teorię układu społecznego1’, musiałaby ta teoria uwzględniać wielką ilość zmiennych, i tym różniłaby się od znanych nam formalizmów fizykalnych. „Maszyna” taka może stworzyć model społeczeństwa językowy lub materialny. Jeśliby to był model językowy, problem cały w tym, czy człowiek mógłby ogarnąć ów językowy system, jaki maszyna stworzyła, aby z jego pomocą skonstruować ową teorię? A jeśli to nie jest model językowy, ale maszyna modeluje procesy społeczne w jakiejś np. zawiesinie samoorganizujących się cząstek, to w jaki sposób człowiek miałby ów model właściwie zrozumieć? Maszyna ma wejścia i wyjścia; przez wejścia otrzymuje materiały informacyjne, przez wyjścia dostarcza nam teorii, ale to nie jest system równań, tylko naczynie z „fermentującą zupką informacyjną”. Ta zupka jest dynamicznym planem rozwoju społeczeństwa, czyli jego genotypem, w takim samym sensie, w jakim dynamiczny plan osobniczego rozwoju znajduje się w zapłodnionym jaju.

  •  

Роботов, одарённых человеческой индивидуальностью, не будут строить, только разве что в таких целях, какие Фриц Лейбер представил в своём романе «The Silver Eggheads», в котором присутствуют даже развлечения с электронными дамами…

 

Robotów obdarzonych ludzką osobowością nie będzie się budować, chyba w celach takich, jakie Fritz Leiber przedstawił w swojej powieści The Silver Eggheads, gdzie są nawet wspaniałe lupanary z elektronowymi damami…

  •  

Между цивилизацией, такой как наша — относительно примитивной, и в высшей степени сложной — как будущая, есть по меньшей мере такая разница, как между машиной в классическом смысле и в смысле живого организма. Машины в классическом смысле и «простые» цивилизации имеют различные разновидности самовозбуждающегося колебания, неконтролируемые колебания параметров, которые вызывают здесь кризис экономический, там — голод, где-то отравление фалидомидом или неожиданное [неприятное] открытие <…>. Чем система сложнее, тем более тотальная должна быть регуляция, в тем меньшей степени можно позволить параметрам локальные колебания. <…>
Гомеостаз имеет два обличия, он является ростом невосприимчивости к «внешним пертурбациям», то есть вызванным «естественными» нарушениями, и одновременно ростом чувствительности к «внутренним пертурбациям», т. е. вызванным нарушениями внутренних связей системы. Поэтому чем больше «искусственность» окружения, тем в большей степени мы обречены на зависимость технологии от её надёжности — и от ненадёжности, если она ненадёжна.

 

Między cywilizacją taką jak nasza, względnie prymitywną, a wysoce złożoną, jak przyszła, jest taka różnica mniej więcej, jak pomiędzy maszyną w sensie klasycznym i w sensie organizmu żywego. Maszyny w sensie klasycznym i cywilizacje „proste” wykazują rozmaite rodzaje oscylacji samowzbudnej, niekontrolowalne wahnięcia parametrów, które powodują tu kryzys ekonomiczny, tam głód, ówdzie zatrucie thalidomidem lub nagłe odkrycie <…>. Im układ bardziej jest złożony, tym bardziej regulacja musi być totalna, w tym mniejszym stopniu można parametrom pozwolić na lokalne wahnięcia. <…>
Homeostaza ma bowiem dwa oblicza, jest wzrostem niewrażliwości na „perturbację zewnętrzną”, tj. wywołaną zakłóceniami „naturalnymi”, i zarazem wzrostem wrażliwości na „perturbację wewnętrzną”, tj. wywołaną zakłóceniami wewnętrznych sprzężeń systemu. Im większa bowiem „sztuczność” otoczenia, w tym większym stopniu skazani jesteśmy na technologię, na jej sprawność — i na zawodność, jeśli jest zawodna.

  •  

… я думаю, что первым правилом философии должен быть лозунг медицины primum non nocere — в понимании сильном, а в более слабом: «не мешать».

 

… myślę, że pierwszą zasadą filozofii winno być hasło medycyny primum non nocere — w rozumieniu silnym, a w słabszym: „nie przeszkadzać”.

  •  

[В книге] меня скорее интересовал вопрос «Что можно сделать с миром?», нежели «Что с ним следует сделать?» — сказано в заключение дискуссии[3], но не вошло в эссе (либо это парафраз), повторено в «Мысли о литературе, философии и науке)» (1992)

Перевод[править]

В. И. Язневич, 2009

Примечания[править]

  1. В. И. Язневич. Станислав Лем о литературе: Библиографическая справка // Станислав Лем. Мой взгляд на литературу. — М.: АСТ, 2009.
  2. Большой словарь цитат и крылатых выражений / составитель К. В. Душенко. — М.: Эксмо, 2011.
  3. Б. В. Бирюков, Ф. В. Широков. О «Сумме технологии», об эволюции, о человеке и роботах, о науке... (Опыт оценки) // Станислав Лем. Сумма технологии. М.: Мир, 1968.