Тернинка

«История Тернинки» (фр. Histoire de Fleur d'épine) — сказка Антуана Гамильтона, написанная около 1706 года и впервые опубликованная в 1730 году, через 10 лет после его смерти.

Цитаты

Прекрасная и несчастная Шахерезада завершила сказкой девятьсот девяносто девятую ночь своего брака <…>. Не успел султан уйти, как Динарзада <…> повела с султаншей такой разговор: — Что бы там ни говорили, сестрица, но при всём моём почтении к твоему высокому званию, к твоей великой образованности и прекрасной памяти, ты самая последняя ослица, коли тебе пришло в голову выйти замуж за олуха-султана, которому за два года, что ты рассказываешь сказки, не пришло в голову вместо того, чтобы их слушать, заняться чем-нибудь другим… — начало

La belle et malheureuse Scheherazade, par ce récit, avait fini la neuf cent quatre-vingt-dix neuvième nuit depuis son mariage <…>. Dès qu [sultan] fut sorti, Dinarzade <…> était la meilleure fille du monde, se mit à dire à la sultane: Vous avez beau dire, ma soeur, il faut que vous soyez la plus sotle bête de l'univers, sauf le respect de votre rang, de votre érudition et de votre belle mémoire, pour vous être avisée de rechercher en mariage un animal, d'empereur, qui, depuis deux ans que vous lui contez des fables n'est avisé d'autre chose que de les écouter…

В этой стране царствовал калиф, а у калифа была дочь, а у дочери — красота. Но обитатели Кашмира не раз желали, чтобы принцесса была уродиной. <…> вся беда заключалась в глазах принцессы. Никто не в силах был смотреть на них так долго, чтобы успеть определить, какого они цвета, — стоило встретить её взгляд, и казалось, тебя опалила молния. Когда принцессе было восемь лет, её отец, калиф, любил приглашать дочь к себе, чтобы полюбоваться своим творением и послушать, как придворные неутомимо расточают пошлые хвалы юным прелестям принцессы. Уже в ту пору при появлении Лучезары ночью гасили свечи — там, где сверкали её глаза, не было нужды в других светильниках. Но, как говорится, это всё ещё были детские игрушки. А вот когда её глаза вошли в полную силу, стало уже не до смеха. Цвет придворной молодёжи погибал от взгляда принцессы — каждый день хоронили двух-трёх щёголей, из тех, что воображают, будто на красивые глаза можно безнаказанно пялить влюблённый взгляд: стоило мужчинам поглядеть на принцессу, как пламя, поразившее их глаза, немедля перекидывалось в сердце, и не проходило суток, как они умирали, нежно шепча её имя и смиренно благодаря прекрасные глаза за честь, которую они им оказали, погубив своим огнём. С прекрасным полом дело обстояло по-другому: те из женщин, кто издали встретился взглядом с принцессой, отделывались тем, что на всю жизнь становились подслеповатыми, но дамы, прислуживавшие ей, оплачивали эту честь более дорогой ценой: камеристка принцессы, четыре фрейлины и их старая воспитательница ослепли совсем. Вельможи Кашмира, видя, как в пламени, зажжённом роковым взглядом, гаснут надежды их семей, стали молить калифа, чтобы он нашёл средство положить конец напасти <…>. При обсуждении вопроса мнения в совете разделились. Одни предлагали заточить Лучезару в монастырь, утверждая, что невелика беда, если три-четыре десятка монахинь вместе со своей аббатисой потеряют зрение для блага государства; другие просили калифа именным указом повелеть дочери закрыть глаза и не открывать их до особого распоряжения; некоторые советовали просто выколоть их принцессе так искусно, чтобы она не почувствовала боли, — они даже вызывались указать способ, как это сделать.

… он подкреплял свой дух возвышенными сентенциями в духе оперных арий…

Колдунья <…> помешивала своё варево огромным зубом в два локтя длиной, торчавшим у неё изо рта.

Колдунья <…> испустила такой страшный крик, будто одновременно заухали пятнадцать тысяч сов.

— Наконец я добрался до Черкесии, страны красавиц, и был очень удивлён, что, пересекши королевство из конца в конец, не встретил ни одной женщины, которая заставила меня хотя бы восхититься её наружностью. Я приписал это смене правительства, решив, что красавицы, которые, судя по рассказам, должны были попадаться мне на каждом шагу, разбежались во время волнений.

Нуину не утаил ничего из того, что произошло между ним и принцессой, рассказал даже о том, что она обещала выйти за него, если он добьётся успеха. Едва Тернинка услышала это, она оттолкнула руки, поддерживавшие её за талию, и, уже не приникая, как прежде, к Нуину, выпрямилась на крупе лошади. Нуину понял, что это значит, и, делая вид, будто ничего не заметил, продолжал так: — Не знаю, какое счастливое влияние расположило ко мне принцессу; я понимал, что ни моя наружность, ни тем более мои чувства к ней не заслуживали её благосклонности, ведь очень скоро я уразумел, что мне только показалось, будто я питаю к ней любовь, а не самом деле в лучшем случае это было восхищение. Простившись с ней, я с каждой минутой всё меньше о ней вспоминал, а с тех пор, как я увидел вас, вообще о ней забыл. Он умолк. Прекрасная Тернинка ничего не сказала и только тихонько прильнула к нему, как прежде, и положила свои ручки на руки, которые снова обвились вокруг её стана. — строгий ценитель Жан-Франсуа Лагарп восхищался тонкостью психологического анализа в сказке, считал эту любовную сцену едва ли не лучшей во французской литературе

… обеими сторонами было произнесено множество нежных слов, от которых мы избавим читателя, ибо он обычно всегда пропускает такого рода беседы, чтобы поскорее добраться до конца сказки.

Колдунья испустила вопль <…>. От этого оглушительного крика длинный торчащий зуб вылетел у неё изо рта и, упав в пятидесяти шагах, разбился на тысячу осколков. Другая на её месте не пожалела бы об этой потере, но колдунья разъярилась ещё пуще. «Всё кончено, — закричала она, — я лишилась своей волшебной силы!..» — История Феникса

Между Тигром и Евфратом тянутся широкие плодородные долины <…>. Правил этими землями мой отец, <…> но, целиком отдавшись учёным изысканиям, он забросил управление своим государством и больше интересовался тем, как управляется ход небесных светил. А страна его, орошаемая двумя величайшими реками мира, была так богата, что и подданные стали слишком богаты, — самые могущественные из них почувствовали свою силу и слабость своего государя. Каждый стал распоряжаться всем по своему усмотрению, а государь не только этим не огорчался, но, напротив, радовался, что избавлен от своей страны, лишённой гор: чтобы совершенствовать познания, которые ему и так уже дорого обошлись, ему нужны были горы. И вот он покинул свою страну и отправился на поиски гор, и пока, перебираясь с гребня на гребень, он соразмерял свою жизнь с движением небесных сфер, его подданные преспокойно прибрали к рукам то, что он покинул на земле. — История Серены

Перевод

Ю. Я. Яхнина, 1990 («Тернинка»)