Перевод Наталии Амосовой[1]
|
Перевод Евгении Бируковой[2]
|
|
Фауст: Врачом ты стань и золото копи.
|
|
|
Фауст: Врачом будь, Фауст, деньги загребай.
|
|
|
Фауст [о праве]:
Достойно это слуг и торгашей,
Кого влечет один наружный блеск.
|
|
|
Фауст [о праве]:
Вот наука,
Достойная наемников презренных,
Что век корпят над мертвой шелухой.
|
|
|
Фауст:
Постылы мне обманы философий;
Для мелких душ — и знахарство, и право,
А низменней всех трех их — богословье,
Ничтожное, суровое, тупое.
|
|
|
Фауст:
Несносна философия, темна.
Лишь для глупцов — закон и медицина;
Но богословие ничтожней всех:
Оно презренно, грубо, низко, лживо.
|
|
|
Корнелий:
Поведали мне духи, будто могут,
Все высушив моря, достать богатства
Из кораблей, когда-то затонувших;
А из глубин неведомых земли
Сокровища, что прадедами скрыты.
К чему ж еще стремиться нам троим?
Фауст:
Да, не к чему, Корнелий! Как я счастлив!
|
|
|
Корнелий:
Ведь духи властны осушить моря,
Достать сокровища судов погибших
И все богатства, что похоронили
В земных обильных недрах наши предки.
Чего же будет нам недоставать?
Фауст:
Мы всё, Корнелий, обретем. О, радость!
|
|
|
Первый студент: Эй, ты, как тебя, где твой хозяин?
Вагнер: Бог его знает!
Второй студент: А ты что ли не знаешь?
Вагнер: Нет, знаю — одно из другого не вытекает.
|
|
|
Первый студент: Ну, что, любезный, где твой хозяин?
Вагнер : Это одному богу известно.
Второй студент: Как! Ты не знаешь?
Вагнер : Как же, знаю. Но такое следствие не вытекает.
|
|
|
Фауст:
Исчезни, бес, явись в ином обличье,
Ты чересчур уродлив, чтоб служить мне!
Прими-ка вид монаха-францисканца.
Для дьявола подходит вид святоши.
|
|
|
Фауст:
Исчезни, бес, и облик измени:
Чтоб мне служить, ты слишком безобразен;
Вернись ко мне монахом-францисканцем:
Священный облик подобает бесу.
|
|
|
Мефистофель:
У ада нет ни места, ни пределов:
Где мы — там ад, где ад — там быть нам должно.
|
|
|
Мефистофель:
Единым местом ад не ограничен,
Пределов нет ему; где мы, там ад;
И там, где ад, должны мы вечно быть.
|
|
|
Мефистофель: Брак, Фауст, вздор, бессмысленный обряд!
|
|
|
Мефистофель: Брак — только церемония смешная.
|
|
|
Мефистофель:
Ведь создано для человека небо,
Так, значит, человек прекрасней неба.
|
|
|
Мефистофель:
Сотворено для человека небо,
И потому он лучше всех небес.
|
|
|
Зависть: Читать я не умею и потому хочу, чтобы все книги были сожжены.
|
|
|
Зависть: Я не умею читать и потому хотела бы, чтоб сожгли все книги на свете!
|
|
|
Фауст:
Ты крестишься? Советую тебе,
Любезный мой, оставить эти штуки!
|
|
|
Фауст:
Вот как! Перекрестились вы? Но я
Советую вам, бросить эти шутки.
|
|
|
Мефистофель:
Скоро услышишь, как хрюкают свиньи, как блеют овечки,
Как телята мычат, как ослята кричат —
Уж такая пора — это праздник Петра.[3]
|
|
|
Мефистофель:
Ослиный крик, мычание коровы
И хрюканье свиньи — всё в честь святого![3]
|
|
|
Фауст: Молчите же! Слова несут опасность.
|
|
|
Фауст: Теперь — ни слова: говорить опасно.
|
|
|
Первый студент: Это просто переутомление, не бойтесь.
Фауст: Переутомление смертными грехами.
|
|
|
Первый студент: Это просто-напросто пресыщенье. Мужайся, друг!
Фауст: Да, пресыщенье смертными грехами.
|
|
|
Мефистофель:
Среди стихий, в пучине мирозданья.
Где страждем мы и где пребудем вечно.
У ада нет ни места, ни пределов:
Где мы — там ад, где ад — там быть нам должно.
В конце времен, по разрушеньи мира,
Любая тварь очистится земная,
И будет ад повсюду, кроме неба. —
|
|
Within the bowels of these elements,
Where we are tortur'd and remain for ever:
Hell hath no limits, nor is circumscrib'd
In one self-place; but where we are is hell,
And where hell is, there must we ever be:
And, to be short, when all the world dissolves,
And every creature shall be purified,
All places shall be hell that are not heaven.
|
|
|
Мефистофель:
Он, Фауст, в недрах тех стихий вселенских,
Где вечно мы в терзаньях пребываем.
Единым местом ад не ограничен,
Пределов нет ему; где мы, там ад;
И там, где ад, должны мы вечно быть.
А потому, когда весь мир погибнет
И каждое очистится творенье,
Всё, кроме неба, превратится в ад.
|
|