В «Истории Партии умеренного прогресса» всеми красками заиграло выдающееся дарование Гашека-пародиста. Используя свое великолепное знание политической жизни Чехии как с её парадной, так и с закулисной стороны, писатель мастерски пародирует здесь официальную идеологию, программы и лозунги политических партий, язык правительственных газет, речи политических деятелей и т. п. — Глава 1. Юношеские годы. — Раннее творчество
В Челябинске его переводят на работу непосредственно в политотдел Пятой армии, где он становится <…> начальником Интернационального отделения.
На этой большой и ответственной работе полностью развернулся недюжинный талант Гашека — организатора и пропагандиста. Проведение собраний, митингов и бесед, печатание газет, воззваний, листовок, политической литературы (причем, на многих языках), организация политучебы, формирование интернациональных отрядов Красной Армии, направление иностранных специалистов на советские предприятия, подготовка различных групп иностранцев к отправке на родину — все это находилось в руках Интернационального отделения. Его работа охватывала многотысячные массы иностранцев, как находящихся в рядах Пятой армии, так и оказавшихся в занятых ею областях. — Глава 3. В Красной Армии. — Фронтовые статьи и фельетоны
Гашеку, например, совсем не был свойствен «космически-планетарный» стиль; он стремился к максимальной конкретности изображаемого (разумеется, в пределах своего знакомства с русской жизнью). Образы врагов революции у него не символы, представляющие некоего абстрактного «врага» («гидру контрреволюции»), а очень определённые социальные типы, с присущими им классовыми и национальными чертами, хотя и показанные несколько схематично… — глава 3
Каждый рассказ и фельетон Гашека 1921—1922 годов — новая страница в «обвинительном заключении», предъявленном писателем новым хозяевам страны, горький счет обманутых надежд и утраченных иллюзий. — Глава 4. Снова на родине. — Послевоенное творчество
Никогда не унывающий, одолевающий все препятствия и торжествующий Швейк стал символом непобедимости народа. — глава 4
Глава 5. «Похождения бравого солдата Швейка во время мировой войны»[править]
Буржуазную публику устраивал Швейк-идиот, шут, который бы смешил её и над которым она могла бы потешаться, чувствуя свое превосходство над ним.
Таким Швейк был, например, у Карела Ванека, написавшего вскоре после смерти Гашека своё печально известное «продолжение» «Похождений бравого солдата Швейка», а затем и роман «Приключения бравого солдата Швейка в русском плену».
Карел Ванек не понял Швейка. Ему оказались явно не по плечу ни сам образ героя, ни беспощадная острота и глубина гашековской сатиры. Изобразив Швейка грубым животным и сведя всю сложную эпопею чешских военнопленных в России к ряду вульгарных натуралистических сцен, Ванек создал, по существу, пародию на роман Гашека, а не его продолжение.
Швейковская наивность незаметно переходит в свою противоположность — в сознательную, целенаправленную насмешку, таящую в себе неисчерпаемые запасы народного здравого смысла. Так Гашеку удается совместить в одном персонаже реалистический характер и гротескную маску. Это и составляет своеобразие и сложность образа Швейка. <…>
Швейк, изъятый из конкретной исторической обстановки, из народной жизни, существенную часть которой он составляет в романе, превращался в условную фигуру, некое олицетворение сатирической функции; исчезала не только его типичность, но и жизненность, человечность. <…>
Швейк не остаётся неизменным на всем протяжении романа. Постепенно все реже проявляются его наивность и простодушие и всё чаще начинает он намеренно изображать наивного простачка. Его суждения становятся острее и ироничнее, приобретая порой саркастический и все более целеустремлённый характер. <…>
От обороны Швейк переходит к нападению, начиная очень настойчиво и изобретательно вести подрывную работу в армии. <…>
Швейк первых глав романа — одиночка; прикидываясь более простодушным, чем он был на самом деле, он отстаивал только свое существование. В последних частях книги он уже неотделим от солдатского коллектива, представлявшего на фронте народные массы, становится средоточием его внутренней силы. Поэтому такой глубокий символический смысл приобретает сцена прощания Швейка с сапером Водичкой, когда они в разгар истребительной бойни спокойно, словно расставаясь после очередной попойки, назначают друг другу свидание «в шесть часов вечера после войны».
Образ Марека кажется на первый взгляд лишним в романе: зачем понадобился автору второй Швейк, Швейк-интеллигент? Но ведь роман не был Гашеком закончен, и поэтому намеченные в нём линии оказались незавершёнными. Так получилось и с образом Марека: <…> [он] дан лишь в экспозиции. Вряд ли писатель собирался делать из него эпизодическое действующее лицо, только «подыгрывающее» Швейку.
В историческом плане Марек важен как живое свидетельство того, что дух недовольства и возмущения, нараставший в народных низах, охватил и демократические круги чешской интеллигенции, которая в ходе войны и последующих национальных и социальных конфликтов все больше сближалась с народными массами. <…>
Возможно, Мареку предстояло пройти в романе тем путём, которым прошел сам Гашек. Его политическая прозорливость, ненависть к Австрийской монархии, сближение с солдатской массой и, наконец, неоднократно многозначительно подчёркиваемая близость к самому автору — достаточно убедительно свидетельствуют о закономерности такого направления эволюции Марека.
Гашек ввёл в литературу нового героя: на смену маленькому человеку-жертве или индивидуалисту-бунтарю (излюбленному персонажу европейской демократической литературы) приходит у него человек-победитель, воплотивший в себе силу народную. Бравый солдат Швейк, представляющий народный характер в его исторически конкретном и национально самобытном проявлении, был художественным открытием Гашека.
По-новому подошел писатель и к изображению народных масс. Рисуя народных персонажей со всеми их недостатками, слабостями, «родимыми пятнами», наложенными на них веками подчиненного и угнетенного состояния, он сумел показать и их духовное превосходство над своими угнетателями, растущую способность к сопротивлению.
