«Я — ничто» или «Я — ничтожество» (англ.I Am Nothing) — антивоенный фантастический рассказ Эрика Рассела 1952 года. Вошёл в авторский сборник «И послышался голос...» 1965 года.
Полицейские с каменными лицами стояли вокруг огромной правительственной машины, из которой вышел Корман. Он одарил эскорт своим обычным суровым взглядом и пошёл по ступенькам лестницы к парадной своего дома. Дверца захлопнулась, когда он был на шестой ступеньке. И всякий раз это происходило именно так. Никогда — на пятой. Никогда — на седьмой.
Blank-faced and precise, the police escort posed rigidly while Korman got out of the huge official car. He gave them his usual austere look-over while the chauffeur waited, his hand holding the door open. Then Korman mounted the steps to his home, heard the car door close at the sixth step. Invariably it was the sixth step, never the fifth or seventh.
[Корман] подробно объяснял, по каким причинам началась война. Говорил он суровым тоном, но без раздражения. [Морсайн] верит в свою правоту, в свою победу; он слишком могуществен, чтобы проявлять эмоции.
Свои объяснения причин Корман выслушал со скукой. Только сильный знает, что у войны всегда одна причина. Великое множество других, зафиксированных в исторических хрониках, не имеют ни малейшего отношения к действительности. То были только предлоги. Всегда существовала одна главная причина, и её корни уходили в далекие времена. Когда в джунглях две обезьяны хотели заполучить один банан, это означало войну.
Конечно, в речи Кормана ни о чем подобном не говорилось. Слишком много на свете людей со слабыми желудками. Мясо с кровью — это только для сильных. Поэтому речь была составлена с учётом диетических вкусов большей части населения. — б.ч. — вариант трюизма
The alleged causes of war were elucidated in detail, grimly but without ire. This lack of indignation was a telling touch because it suggested the utter inevitability of the present situation. It also suggested that the powerful have too much justified self-confidence to emote.
As for the causes, he listened to them with boredom. Only the strong knew there is but one cause of war. All the other multitudinous reasons recorded in the history books were not real reasons at all. They were nothing but plausible pretexts. There was but one root cause that persisted right back to the days of the jungle. When two monkeys want the same banana, that is war.
Of course, the broadcasting tape wisely refrained from putting the issue so bluntly and revealingly. Weak stomachs requite pap. Red meat is exclusively for the strong. So the great antenna of the world network comported themselves accordingly and catered for the general dietary need.
— Прежде всего мне хотелось бы сообщить вам, что дети обладают удивительными врождёнными способностями, которым позавидует любой писатель. Они способны к яркому самовыражению невероятно простыми средствами. Они подчас производят сильнейшее впечатление не только тем, о чём пишут, но и тем, о чём не пишут. — Он задумчиво посмотрел на Кормана. <…>
Корман посмотрел на листок. Оказалось, что рассказ получился совсем коротким. Он прочитал несколько строк. «Я — ничто. Мой дом исчез. Моя кошка прилипла к стене. Я пыталась её снять. Они не позволили. Они выбросили кошку».
Холод у него в животе начал расти. Корман вновь прочитал написанное гостьей. И ещё раз. Потом он подошёл к лестнице и посмотрел вверх — там находилась спальня девочки.
Не просто девочки — врага, которого он превратил в ничто.
Этой ночью он очень долго не мог заснуть. Обычно он умел засыпать в любое время. Теперь его охватило странное беспокойство. Что-то стимулировало работу его мозга, но что именно — он понять не мог.
Он ненадолго засыпал, а когда просыпался, разум наполняли фантастические видения: как будто он брел в огромной серой пустоте, где отсутствовали звуки и где не было других живых существ. Но сны были ещё хуже. Над истерзанными землями клубился дым, какие-то твари выли в небесах, огромные чудовища ползли на металлических гусеницах, и длинные колонны запыленных мужчин пели давным-давно забытые песни. «Ты оставил после себя сломанную куклу».
Он проснулся рано и с трудом разлепил усталые глаза. С самого утра его преследовало множество мелких проблем, казалось, все устроили заговор против него. Корман потерял способность сосредоточиваться и несколько раз ловил себя на мелких ошибках, которые только что сделал или чуть было не сделал. Пару раз он вдруг замечал, что его глаза бессмысленно смотрят в пустоту, чего с ним никогда не бывало раньше.
"Before I go further I must impress upon you that children have an inherent ability many authors must envy. They can express themselves with remarkable vividness in simple language, with great economy of words. They create telling effect with what they leave out as much as by what they put in." He eyed Korman speculatively. <…>
Korman eyed the sheet. It was not filled with words as he'd expected. For a story it was mighty short. He read it. I am nothing and nobody. My house went bang. My cat was stuck to a wall. I wanted to pull it off. They wouldn't let me. They threw it away.
The cold thing in the pit of his stomach swelled up. He read it again. And again. He went to the base of the stairs and looked up toward where she was sleeping.
The enemy he had made nothing.
Slumber came hard that night. Usually he could compose his mind and snatch a nap anytime, anywhere, at a moment's notice. Now he was strangely restless, unsettled. His brain was stimulated by he knew not what and it insisted on following tortuous paths.
The frequent waking periods were full of fantastic imaginings wherein he fumbled through a vast and cloying greyness in which was no sound, no voice, no other being. The dreams were worse, full of writhing landscapes spewing smoky columns, with things howling through the sky, with huge, toadlike monsters crawling on metal tracks, with long lines of dusty men singing an aeons-old and forgotten song.
"You've left behind a broken doll"
He awakened early with weary eyes and a tired mind. All morning at the office a multitude of trifling things conspired against him. His ability to concentrate was not up to the mark and several times he had to catch himself on minor errors just made or about to be made. Once or twice he found himself gazing meditatively forward with eyes that did not see to the front but were looking where they had never looked before.
Она заплакала. Раньше она не могла плакать. И она плакала не так, как плачет женщина, тихо, почти неслышно, а как ребёнок, громко всхлипывая, не в силах справиться со слезами.
Маленькая рука обвилась вокруг шеи Кормана, и Татьяна крепко прижалась к нему, а он продолжал раскачиваться и называл её «малютка» и «милая», бормотал какие-то глупые ободряющие слова.
Это была победа.
Не пустая.
Полнейшая. — конец
She was weeping. She hadn't been able to do so before. She was weeping, not as a woman does, softly and subdued.
but like a child, with great racking sobs that she fought hard to suppress.
Her arm was around his neck, tightening, clinging and tightening .more while he rocked and stroked and called her "Baby" and "Honey" and uttered silly sounds and wildly extravagant assurances.
This was victory.
Not empty.
Full.
