Generation П (фильм)

Материал из Викицитатника

«Generation П» (англ. Generation P) — экранизация одноимённого романа Виктора Пелевина в постановке Виктора Гинзбурга. Работа над фильмом началась в конце 2006 года, в российский прокат он вышел 14 апреля 2011 года.

Цитаты о фильме[править]

  •  

Претензии, конечно, не к картине, а к эпохе, которая всё никак не желает заканчиваться, — а впрочем, и к картине тоже. Кто мешал потратить все эти деньги и силы на экранизацию другого пелевинского текста — скажем, «Жизни насекомых»? Технически это было бы трудней, а по сути — актуальней.[1]

  Дмитрий Быков
  •  

Мы носимся с нашими девяностыми как с писаной торбой, но каким-то образом ощущение радостного и опасного хаоса удалось передать режиссёру, который называет себя «американцем в России и русским в Америке». Фильм Гинзбурга — туземный «Гражданин Кейн» без финального покаяния — заканчивается в той точке, где пелевинская сатира из девяностых становится реальностью сегодняшнего дня.[2]

  Мария Кувшинова
  •  

Там где режиссёр по-ученически следует за Гуру Пелевиным, закадрово вчитывается в авторский текст и его иллюстрирует — он проигрывает. Где отвязывается, прорежает психоделический частокол — стопроцентные удачи фильма.[3]

  Лариса Малюкова
  •  

Вербальное остроумие Пелевина и визуальная фантазия Гинзбурга представляют гнозис в трагикомическом виде, а там, где высмеиваются амбиции рекламодателей, пародируются приёмы рекламщиков и звучит едкая издёвка над всей современной цивилизацией — в виде натурального стёба… С другой стороны, экранная версия «Generation „П“» имеет отчётливое отношение к жанру киберпанка, где действие часто происходит в киберпространстве, размывающем границу между действительностью и виртуальной реальностью.[4]

  Виктор Матизен
  •  

Нет сомнений в том, что материал [фильма] будет звучать комично в России, но американские зрители могут почувствовать некоторую растерянность.

 

No doubt that stuff will reverberate comically in Russia, but American viewers may feel a little lost.[5]

  Роджер Эберт

Виктор Гинзбург[править]

  •  

С актёрами было очень непросто. Пелевин — это же невероятные тексты, они могут быть абсолютно неподъёмными, если ты не понимаешь, что говоришь. Все актёры, которые у меня играют, способны на гениальность. Но готовы ли они эмоционально вложиться во что-то? Ответ: зачастую не готовы. В принципе. В сегодняшней России звёзды привыкли к балагану. Где можно покривляться, посмеяться, поплакать, даже истерику устроить. Но по-настоящему вложиться — ни-ни. Когда на Западе актёр снимается в главной роли, он забывает про театр, про телевидение. Он понимает, что если плохо сыграет, то дальше ничего не будет. Там адская конкуренция. В России актёр является на съёмку с ток-шоу. Он опаздывает. А вечером у него ночная смена в очередном сериале и, как правило, он не знает текста. Начинает его учить уже на площадке, и, может, только на 15-м дубле актёр включается. Всё это очень конфликтно и тяжело. Актёры не понимают, зачем и почему они должны вымучивать какого-то Пелевина. «Диалоги такой длины никто никогда не выдержит» — я это слышал от очень серьёзных актёров…[6]

  •  

Нашему зрителю — от четырнадцати до ста лет. Родители, бабушки и дедушки должны знать, чем живут их дети. Для молодёжи узор на подошве кроссовок — судьбоносен как минимум на ближайшие шесть месяцев, и не признать это — потерять ребёнка. Как, впрочем, и детям надо знать, через что пришлось пройти родителям.[7]

  •  

Когда я попросил [Пелевина об экранизации], а было это [за] целых семь лет [до выхода в прокат], он сразу сказал, что не верит в то, что фантасмагорию книги можно переложить на язык кино, и предложил мне свою другую работу. Но когда он посмотрел готовый сценарий, заинтересовался идеей. Видение материала принял, но считал, что «это всё равно не экранизируемо». <…>
Изменение реальности я вижу как наш русский ответ американской «Матрице». Ведь что с нами делают бренды и неуёмное потребление? Меняют реальность. <…>
Моя экранизация неадекватна тому, что я представлял, когда писал сценарий и снимал. Время — оно ведь как песок. Я вот смотрю на сегодняшнее поколение Интернета. Оно другое. Совсем не «Generation П». Эти ребятки не покупают дорогих шмоток и машин. Они ездят на метро, носят толстовки и футболки и гордятся этим. Другие люди, другая эпоха. Она ещё не утвердилась, но её черты, пусть не очевидные, всё же просматриваются. В картине у меня этого нет. А кто знает, может, это зелёное интернет-поколение и есть избавление от наших духовных болячек?[8]

  •  

Когда я читал книгу, я уже видел фильм. Книги Пелевина — это откровения, которые мне объяснили очень многое. Надеюсь, что через фильм мне удалось донести это откровение до широкого зрителя. <…>
Что делает Пелевин. Он не просто обнажает сущность человека в России сегодняшней. Он сдирает кожу. Он жёсткий писатель, который может копнуть очень глубоко в русский психоз, в русскую реальность. А она порой очень нелицеприятна и сложна. Мне кажется, я попытался это перенести на экран и сделать это доступным широкому зрителю. И это ударило по критикам. Та ненависть, которую я увидел в рецензиях, меня поразила. Это защитная реакция. Мы не такие, Пелевин не такой, всё не такое. Они не хотят, чтобы зритель смотрел такое кино. Внежанровое, постмодернистское кино, которое не вписывается ни в одну из их концепций и при этом выходит массовым тиражом в кинотеатрах. Ведь широкий зритель дурак, он неправильно всё это поймёт. Тут и до революции недалеко. Индустрия кино стала частью концерна Азадовского, она находится во флигеле Института пчеловодства. <…>
Сценарий в корне отличается от романа по структуре и динамике. У меня рекламщик рождается в киоске ещё до появления Морковина, изменена последовательность ключевых событий, визуализирована и связана воедино мистическая линия, которая считалась просто неподъёмной для кино, и, конечно, я дал герою то, что необходимо в кинематографе — собственную волю, когда он создает кандидата Смирнова. Ведь это история без классического сюжета, тут всё завязано на динамике, на силе аттракциона и на „о нет!“ философской мысли. Меня даже радует, что критики принимают это за дословную экранизацию — получается, мне удалось донести дух и суть произведения до зрителя.[9]

  •  

корр.: Какую реальность моделирует и создаёт фильм?
— Oн расширяет границы обыденной реальности и проникает в закулисье нашего существования. Таким образом, с помощью галлюциногенных средств и цифровых технологий, границы того, что мы считаем нашей реальностью, исчезают, и мы смотрим на мир как новорождённый ребёнок.[10]

Примечания[править]