Виктор Олегович Пелевин

Материал из Викицитатника
Виктор Олегович Пелевин
Статья в Википедии
Медиафайлы на Викискладе

Виктор Олегович Пелевин (род. 22 ноября 1962, Москва) — русский писатель-постмодернист. Его первое опубликованное произведение — рассказ «Колдун Игнат и люди» 1989 года.

Интервью[править]

См. отдельно 5 интервью и отзывы автора о своих произведениях.
  •  

С шестнадцатого этажа одного из корпусов дома №3 по Чертановской улице иногда вдруг засветит яркий красный лучик, шмыгнёт пару раз по «мерсу» или «Тойоте» какого-нибудь нового русского. Он начинает метаться, а я сижу и смеюсь.[1]

  — разговор с Викторией Шохиной
  •  

Меня давно привлекает жанр «дамского романа», — сознается Пелевин, — мне показалось, что Толстому это почти удалось. Только нужно подсократить длинноты и добавить секса — и это будет бестселлер.[2][3]

  •  

Русские — как глубоководные рыбы. Когда они наконец всплывают на поверхность и видят солнце, внутреннее давление становится слишком высоким и они взрываются.[4]незначительный парафраз из «Бодался телёнок с дубом» Солженицына (начало гл. «На поверхности», 1967)

  — К. Роткирх, 1997
  •  

[Сейчас] я полон оптимизма. Дело в том, что солнце оказалось фальшивым. Поэтому рыбам ничего не угрожает.[4]

  — К. Роткирх, 2005
  •  

У меня дома есть боксёрская груша в форме мужского торса. Когда я пишу, он играет в этом процессе настолько важную роль (вместе с тем, я бы не хотел вдаваться в подробности), что я воспринимаю его как соавтора.[5][6]

  — 1997—1999
  •  

корр.: По какой картине вы бы хотели написать рассказ — как это предлагалось в школе? Что там был бы за сюжет?
— По стодолларовой бумажке. Рассказ назывался бы «Independence hall» <…>. Сюжетом он напоминал бы «Independence day», только вместо летающей тарелки в небе над Москвой появлялось бы большое лицо Франклина и, вытягиваю губы, нежно обдувало бы триколор над зданием Сената. Рассказ был бы построен на чеховских полутонах зелёного — но крови, надрывного трагизма, военной авиации и положительных героев там не было бы. В сущности, практически всё современное искусство в той или иной степени посвящено этой картинке — либо по форме, когда художник исследует внешние проявления этого феномена, либо по содержанию — когда он просто хочет впарить свой продукт подороже.[7]

  •  

Меня восхищает энергетически ёмкий язык «понятий». Почему сегодня востребован не тот, кто «ведёт дискурс», а тот, кто «держит базар»? В советском мироустройстве была интеллигенция, целая каста хранителей логоса — слова которое когда-то было у Бога и которым, по Гумилёву, «разрушали города». Но логос устал «храниться», устал преть во рту бессильного интеллигента — и возродился в языке сражающихся демонов. В речи братков есть невероятная сила, потому что за каждым поворотом их базара реально мерцают жизнь и смерть. Поэтому на их языке очень интересно формулировать метафизические истины — они оживают.[8] Например, можно сказать, что Будда — это ум, который развёл всё то, что его грузило, и слил всё то, что хотело его развести.[7]

Виртуальная конференция (1997)[править]

[9]
  •  

Я в себе давно изжил классификатора реальности.[10]

  •  

Нетсекс — это, по-моему, механизм самовоспроизведения модемов.

  •  

По-моему, хэппи энд — самое хорошее, что только может быть в литературе и в жизни. В принципе, у меня есть устойчивое стремление к хэппи энду. Дело в том, что литература в большой степени программирует жизнь, во всяком случае, жизнь того, кто пишет. Я это много раз испытывал на себе, и теперь десять раз подумаю, прежде чем отправить какого-нибудь второстепенного героя куда-нибудь.

  •  

— Происходит, к сожалению, коммерциализация сознания, вот что ужасно. Это не ужасно, а смешно, если это проследить. Я сейчас пытаюсь написать на эту тему[11]. Вообще, если ситуация будет развиваться так же, кончится тем, что Березовский приватизирует время, а Гусинский — пространство, и всё кончится всеобщим коллапсом.
читатель: Люди, как мне кажется, теряют идентификацию, ориентиры, полюса, системы координат прежние, а новые не находятся или вовсе отвергаются. С кровью.
— Это очень хороший процесс — потеря координат. Потому что в конце концов человек приходит к тому, что единственная система координат — это он сам. Потому что если он движется в другой системе координат, он сможет встретиться сам с собой.[10]

  •  

… есть люди, которые занимаются классификацией других людей. А вообще у моего приятеля была хорошая пословица: «На каждого классификатора найдётся свой ликвидатор».

  •  

Мнение критиков… От них сложно ожидать каких-то искренних чувств. Они похожи на египетских плакальщиц, чьи слёзы оплачены. И плачут вполсилы как-то.[10]

  •  

У нас политическая корректность развивается в том направлении, что воров и бандитов нельзя будет называть ворами и бандитами.

1999[править]

  •  

Масскульт — это и есть Большая Культура, хотим мы этого или нет. А интерес у людей появляется только к чему-то интересному. У нас же происходит следующее: есть много людей, которые полагают, что они должны вызывать интерес, потому что продолжают русскую литературную традицию и представляют «настоящую литературу», «большую культуру», mainstream. Hа самом деле они не представляют ничего, кроме своей изжоги. И вряд ли маятник качнётся в их сторону без какого-нибудь нового Главлита. А русская литературная традиция всегда развивалась через собственное отрицание, так что те, кто пытается её «продолжать», не имеют к ней никакого отношения.[12]

  •  

Миром правит не тайная ложа, а явная лажа.[13]

  •  

Национальная идея нужна не людям, а идеологам. Идеологи нужны по большому счёту только самим себе. Лихорадочные поиски национальной идеи — самый яркий симптом болезни общества. Но общество выздоравливает не потому, что эту идею находят. Скорее происходит прямо наоборот — о необходимости такой идеи забывают, когда общество выздоравливает. Как-то я спросил одного шведа: «Какая у вас в Швеции национальная идея?» Он пожал плечами и ответил: «Живут люди». Пока наши начальники не допрут до похожей национальной идеи, нас всегда будет кидать из оврага в овраг.[13]

  •  

У Козьмы Пруткова есть стихотворение «Древней греческой старухе, как если б она домогалась моей любви». Герой стихотворения, стильный мужчина и кавалер, никак не может поверить в происходящее — в то, что эта поганая воображаемая старуха, с которой сыплется штукатурка засохших румян, действительно лезет к нему — к нему! — за любовной лаской. Смешно это потому, что ситуация изначально фарсовая — никакой старухи нигде, кроме как в воспалённом воображении Пруткова, не было. Но этой старухе ещё повезло — её просто отшили, дав ей как следует прочувствовать всю отвратность её воображаемого тела. Другой воображаемой старухе повезло гораздо меньше. Сначала её заставили заниматься ростовщичеством и вытягивать из бедных людей последние портсигары, а потом взяли и к-а-к долбанули воображаемым топором по воображаемой косичке.
Больше всего меня поражает человеческая (и своя собственная) способность испытывать настоящую — с выделением адреналина и сжиманием кулаков — ненависть по воображаемому поводу. Если я начну считать своих старух, то выяснится, что я воображаемый военный преступник. Но, сколько бы воображаемых старух я ни перебил, я никогда не делал зла в тот момент, когда я его делал.
И не я один. Весь Голливуд тоже. Этот принцип лежит в основе всех «крутых боевиков». Нормальный человек не способен испытать ненависть, не убедив себя, что он испытывает её ко злу. Это хорошо понимают кинематографисты ужасов и писатели боевиков — именно поэтому перед тем, как какой-нибудь жан-клоп вам дам начинает крушить черепа, зрителям долго и терпеливо объясняют, с какими суками жан-клоп имеет дело, так что от праведной ненависти у них сами собой начинают сжиматься кулаки. Но изнутри ненависть всегда выглядит праведной, даже у Ленина, Гитлера или банкира, которому не дают нормально прокрутить шахтёрский триллион. А ненависть, которой не удаётся найти для себя праведного обоснования, оборачивается вовнутрь и превращается в стыд.
Лучшая возможная реакция на замеченную в себе ненависть — это спросить себя: «А была ли старуха?» В девяноста девяти случаях из ста выясняется, что её не было. <…>
Если мой воображаемый собеседник спросит, что делать в случаях, когда старуха не воображаемая, а настоящая, то я отвечу следующее: со всеми старухами, воображаемыми и настоящими, надо разбираться без всякой прутковщины и достоевщины, а по методу Даниила Хармса [К 1] — просто не мешать им свободно выпадать из окон на мостовую.[14]комментарий Дмитрия Быкова: «по сути, это готовый манифест»[14]

  — ответ на анкету «Что я ненавижу», 1-я половина года
  •  

Главным историческим достижением нашей страны является тот факт, что она достигла положения, при котором никакой переворот ничего не может изменить. Можно переворачивать её как угодно, но никакого изменения жизни не наступит.[14]

  •  

Насколько я себе представляю, Че Гевара что-то вроде Шамиля Басаева, различается только идеология, которая их вдохновила. Я человек абсолютно мирный, и романтик с автоматом — не самый симпатичный мне символ. Мне могут нравиться романтические порывы, но когда их реализацией становится стрельба по людям, это не вызывает ничего, кроме тоски и ужаса.
Другое дело, что даже Че Гевара и символизируемый им бунт стали со временем коммерческим клише — как-то на рейсе британских авиалиний я видел в каталоге Duty Free швейцарские часы «Swatch» с портретом Че Гевары.
Мир делает деньги на прямом бунте против себя. Мне кажется, что если бы Че Геваре показали эти часы пред его последней экспедицией в Боливию, он махнул бы на всё рукой и стал бы разводить тюльпаны.[15]

  •  

На плакате — лужа блевотины. Подпись: «в прошлой жизни я была водкой „Финляндия“[К 2]».[16]авторский анекдот-пародия

  •  

Ведь если подумать в терминах каннибализма… В Африке считается, что если ты съедаешь какого-то человека, то приобретаешь его качества. Америка съела совок. Она съела его конкретно. И его качества стали проявляться и возрождаться в Америке.[17]

  •  

Счастье — это такая случайная вещь, его невозможно запланировать. Какой бы у тебя ни был органайзер, в нём никогда не напишешь: в четверг с одиннадцати до двенадцати — счастье.[17]

  •  

Эксперимент по вживанию человеческой души в человеческий мозг — та самая идеологическая модель из тридцатых и сороковых годов — как попытка обуть башмаки на три размера меньше. Вообще, организационная модель российского общества напоминает мне очередь. Здесь, на Западе — это семья, а в России — очередь.[18]

  •  

— Повторение травмы рождения — вот то, что происходит сейчас со многими россиянами. Процесс появления на свет из утробы социалистической матери проистекает в четыре пренатальных этапа: первый — единение с космосом — состояние общности с коллективом. На втором этапе роженица тужится, и роды начинаются — это эпоха позднесоветского разложения. Потом процесс рождения — это перестройка, реформы — всё то, что мы сейчас переживаем. Но роды протекают тяжело. Голову младенца ухватили щипцами, но так и хочется взять и размозжить её. <…>
корр.: А что на четвёртом этапе?
— Что? Диалектическое повторение первого. Процесс сладостного единения с процветающим западом.[18]

  •  

Когда я поступил в литинститут, там уже началась перестройка. Там, конечно же, толком ничему не научили; три года мы в основном выпивали. Я потом просто ушёл, так как добился большего, чем мои преподаватели. И ещё потому, что в пятый раз должен был сдавать экзамен по марксистско-ленинской философии. Я опасался, что у меня после этого на лбу появится красная звезда. Кроме того, останься я там ещё на два года, дело кончилось бы циррозом печени.[18]

  •  

В Россию отвратительнейшим, грубейшим и откровеннейшим образом вошло то, что на Западе всегда укрывалось и отторгалось, потому что там ещё имеются определённая культура и моральные ценности. Россия — это злая и несправедливая пародия на Запад.[18]

  •  

Ну, вообще я в детстве хотел стать читателем, хоть это и банально, да? Но стал писателем. А если серьёзно, то мечта стать кем-нибудь — это только тень на поверхности разума, которого, в сущности, нет и никогда не было, а значит этой тени, то есть мечте, на самом деле не на чем лежать. Её не на что повесить, да? Потому что можно бесконечно тереть о том, что все желания и мечты, в конце концов, так или иначе сбываются, но того, кто желал и мечтал, к этому времени может уже и не быть, но на самом деле его точно так же никогда и не было. Получается, что некто иллюзорный изо всех сил проецирует себя на тот экран будущего, который не то что иллюзорен точно так же, а просто начисто отсутствует…[19]

  •  

Михаил Боярский: Витя, ты с грибным… с гебро… тфу ты, ё-моё! с Гре-бен-щиковым о! общаешься? Вы ж буддисты, поди. Ты о нём пару строк черканёшь в романе, он про твой бубен нижнего мира разок споёт…
— Вот так и общаемся. А зачем встречаться? Недавно, правда, летели вместе в самолёте в Непал, в монастырь один прикольный. Чуть не подрались из-за стюардессы, прикинь. Только ламы нас и разняли.[19]

2000[править]

  •  

В советские времена вы могли сбежать от государственного зла методом ухода во внутреннее пространство своей собственной головы; но теперь зло, кажется, рассеяно повсюду. Мы все запятнаны им. — см. также мысли во время круглого стола в Токийском университете[21]

 

In the Soviet times you could escape from the evil of the state by withdrawing into the private spaces of your own head; but now the evil seems to be diffused everywhere. We are all tainted by it.[20]

  •  

корр.: В России Вы популярны, как звезда киноэкрана.
— Как звезда экрана, фильмы с участием которой никто не видел. Я из всех сил стараюсь избегать общественного внимания.[22]

  — «The Observer», 30 апреля
  •  

В советское время быть просто писателем означало быть подлецом. Вот Солженицын, тот действительно боролся с системой, а я бы так никогда не смог, я никогда не был героем. Так что, если бы Советский Союз не развалился, то я бы и не начал писать. А если бы что-то и написал, то публиковать бы не стал.[22]

  — то же
  •  

Россия, <…> всего лишь медиа-клише.[23]

  •  

… я особенно доволен тем, что многое, о чём я написал, действительно осуществилось. Например: медиа-магнат Березовский попытался контролировать политическую жизнь. Об этом рассказывается в одной главе из моей книги. Через несколько месяцев после её выхода, показали видеозапись, доказывающую это.[23]

  •  

корр.: А что останется, если погасить медиа-реальность? Больше реальности?
— Больше души. Люди станут четче видеть свою душу. Осознание того, что от себя не спрячешься. Великая пустота — вот что такое человеческая душа.[23]

  •  

Желания — они как крысы, скребущиеся в темноте. Только включишь свет, только удостоверишься в их действительном присутствии, как они тут же убегают прочь.[23]

2001[править]

  •  

Горби — единственный российский политик, которым я восхищаюсь. Всё то позитивное, что мы имеем сегодня, свободу слова, например, всё это было привнесено Горбачёвым. Ельцин был доном мафии. А Путин мне напоминает персонажа Музиля, человека без образа: одна из особенностей его облика — не вызывать никаких эмоций.[24][25]

  — «Corriere Della Sera»

Круглый стол в Токийском университете[править]

27 октября 2001
  •  

Тот странный эффект, который романы Мураками производят на западного, да и на русского читателя, видимо, обусловлен тем, что мы читаем его в переводе. Дело в том, что в японском кардинально другой тип письменности, иероглифический, и поэтому при переводе исчезает гипертекстовость иероглифического письма, все многочисленные аллюзии и ссылки. Когда человек читает роман на своём родном языке, его ум снимает фильм по этому роману, экранизирует его. А когда читаешь Мураками, то возникает впечатление, что перед тобой возникает такая маленькая сцена, и на ней начинают действовать куклы. Если роман, написанный каким-нибудь западным писателем, похож на фильм, который снимает сознание, то тексты Мураками экранизируются внутри сознания как некое подобие мультфильмов — аниме или манга — поэтому они так привлекательны для западного читателя. <…> Мне нравится Мураками, но я допускаю, что вся прелесть его текстов — это эффект, который возникает в переводе.[26]

  •  

Когда я пишу какой-нибудь текст, я двигаюсь на ощупь, именно в этом для меня заключена прелесть этого занятия, это как прогулка в ночном лесу, когда не знаешь, что произойдёт через час.[26]

  •  

Мне совершенно непонятно, что останется при переводе Платонова, у него всё дело в структуре предложения. Есть такой современный русский артист Пётр Мамонов, он выходит на сцену и через мимику изображает распадающееся сознание, которое еле-еле держится вместе какими-то скрепами. Платонов это делает на уровне языка. Такого писателя не могло быть в 19-м веке. Платонов, если можно так сказать, лингвистический хибакуся. Это был бы самый правильный термин, если сравнить октябрьскую революцию с ядерной атакой.
У меня с Платоновым интересные отношения. Первая книга, которую я прочитал, была «Котлован». Я не знаю, что на меня сильнее подействовало: сам текст или тот способ, которым я его проглотил. Это было время самиздата, и в России такие книги было очень опасно иметь, возможно, эта опасность преувеличивалась <…>. Мне дали почитать «Котлован» на ночь. Передо мной стояли часы, стрелка двигалась по кругу, я перекидывал страницы. К утру, когда за окном уже было светло, я достиг вполне изменённого состояния сознания. С тех пор я живу с ощущением, что Платонов необычный и удивительный писатель, но недавно я подумал, что, возможно, тот же эффект был бы достигнут, если бы я таким образом прочёл телефонный справочник.[26]

  •  

корр.: Почему вы всё время в тёмных очках?
— <…> У меня есть такая особенность, что в те минуты, когда я внезапно вспоминаю о самом главном, мои глаза начинают излучать столько тепла и света, что на них слетаются тучи насекомых. Эти тучи настолько огромны, что они проламывают окна, врываются в зал, и среди зрителей наступает паника. Если среди них есть беременные женщины, то случаются выкидыши, и меня потом по нескольку недель мучает совесть.[27]

  •  

… чисто русский феномен, который можно было бы назвать внутренней эмиграцией[К 3]. Ведь эмигрировать из общества не обязательно значит пересечь географическую или политическую государственную границу и оказаться где-то в другой стране. Можно просто перестать взаимодействовать с социумом. И советский социум в этом отношении был как раз куда менее тоталитарен, чем современный западный. В советском обществе была возможна внутренняя эмиграция, потому что вся страна представляла из себя один большой монастырь. Из-за того, что уровень жизни был практически одинаков, независимо от того, чем люди занимались, можно было стать, скажем, бригадиром сторожей, получить какую-нибудь условную работу, где-нибудь числиться и при этом сидеть дома и заниматься своим делом.[К 4] <…> И эта внутренняя эмиграция, такой тип разрыва отношений с обществом, уход в себя, дала много очень интересных писателей. Наверное, самый интересный — это Даниил Хармс, который был известен современникам как сочинитель стишков для детских журналов, тоже совсем неплохих стихов, но как серьёзный мастер он стал известен, конечно, позже. <…> Но сейчас Россия, мне кажется, очень прочно влилась в ряды западных стран, где внутренняя эмиграция невозможна, потому что вообще все феномены перестали делиться на внутренние и внешние, осталась одна только лента Мёбиуса: поверхность, она же и глубина, при движении по которой приходишь в ту же самую точку.[21]

  •  

Я в своё время придумал, как мне кажется, удачное определение истории — правда, по-английски. History is spin at the stage of density when it can be shoaled with the spade. Оно мне безумно нравится.[21]

2003[править]

  •  

Что касается сентенции Вознесенского[29], то она, как мне кажется, возникла следующим образом: он разложил мою фамилию на «Пеле» и «Вин», превратил первое в «пелёнки», а второе в «Windows». Пелёнки я ещё могу понять и простить — все шестидесятники вышли из набоковской «Лолиты». Но вот второй части этого каламбура я принять не могу. Порядочного человека нельзя оскорбить сильнее, чем связав его имя с операционной системой «Виндоуз».[30][31]

  •  

Бросить литературу — это вовсе не безумный поступок. Безумие — это стать в нашей стране писателем.[30]

  •  

Писатель, с моей точки зрения, не продавец товара под названием «литература», он создатель определённого продукта, который может на какое-то время стать товаром на пути к читателю. Но ценность этого продукта не в том, что его можно продать, а в том, что он может вступить в непредсказуемое взаимодействие с умом читателя. Печатаю книги и продаю их не я. Но подход очень симптоматичный и печальный. Весь мир погружен в такое дерьмо именно потому, что в нём заправляют люди, которые считают существенными только товарно-денежные трансакции — которые по своей природе являются чисто техническими, вспомогательными, вторичными. <…> Сочинитель, который думает о целевой группе, а не о пространстве своего текста — это не писатель, а торговец полосатой бумагой.[30]

  •  

У меня есть подозрение, что на уровне сути в России вообще ничего никогда не меняется. Происходит нечто другое — к вам в гости постоянно приходит один и тот же мелкий бес, который наряжается то комиссаром, то коммивояжёром, то бандитом, то эфэсбэшником. Главная задача этого мелкого беса в том, чтобы запудрить вам мозги, заставить поверить, что меняются полюса, в то время как меняются только его наряды. С этой точки зрения история России — это просто история моды.[32]

  •  

Читая роман, человек как бы поедает чужую жизнь, пусть даже иллюзорную. Это подсознательно примиряет его с тем, что какая-то сила проделывает то же самое с ним самим. Другая литературная форма вряд ли способна дать подобный опыт. <…> Это последовательность состояний ума, похожая на обед в ресторане: starter, main course, dessert, coffee. Поэтому роман наиболее востребован рынком. Даже непредсказуемость современного романа предсказуема, и читатель спокойно ожидает её с самого начала: он не знает, что именно будет на десерт, но он знает, что десерт будет.[32]

  •  

Вся история России — это катастрофа. Или, по крайней мере, так она всегда воспринималась теми, кто там жил. Единственный путь русского развития проходит через разложение. — перевод на итальянский: L' intera storia della Russia è una catastrofe. O, perlomeno, così è sempre stata percepita da chi l' ha vissuta. L' unica via russa allo sviluppo passa per la decomposizione.[33]

  •  

Западный писатель — это то же самое, что русский писатель, только не такой опущенный природой и обществом.[34]

  •  

Симуляция счастья — такой же краеугольный камень тоталиберализма, как симуляция оргазма. <…> слово «счастье» — это бирка, которую можно повесить на что угодно. У Гагарина один вариант, у Чикатило другой. <…> Я даже рискну предположить, что человеку свойственно озадачиваться поисками счастья просто потому, что существует слово «счастье». Есть стрелка, которая указывает на что-то непонятное, и человек отправляется на его поиски, считая, что раз есть знак, должно быть и означаемое. Но так случается далеко не всегда — например, мирового эфира так и не открыли, и коммунизма не построили.[34]

«Нет ничего слаще, чем дарить людям свободу»[править]

журналу «Афиша», 2 сентября[35]
  •  

корр.: У вас есть ученики — в литературе или ещё в чём-нибудь?
— Да, и довольно много. Я весь прошлый год жил в Берлине и каждый день рано утром ездил кататься на велосипеде в Грюнвальдский лес. Для этого мне надо было переехать Кудам — это такая большая улица с русскими суши-барами и пластиковыми медведями. В это время мало движения, улица пустая, но немецкие пешеходы всё равно стоят на тротуаре и ждут, пока переключится светофор. Я, естественно, проезжал на красный. И тогда, переглянувшись и пожав плечами, немцы с виноватыми улыбками шли за мной — каждый раз! Нет ничего слаще, чем дарить людям свободу.

  •  

Россия для меня — это тип ума, который во мне сформировался. Поэтому уехать из России я могу только на время сна без сновидений. Ну и когда я ни о чём не думаю.

  •  

Толстой наверняка катался на [велосипеде]-монстре с огромным передним колесом и крохотным задним. Представьте себе сцену — что-то вроде «Над вечным покоем» Левитана, тучи, простор… Только не река, а дорога через поле, и по ней катит граф Толстой, и борода летит на ветру. Русская литература обязана своим величием именно этим минутам.

  •  

Я был очень старым в восемнадцать лет, просто жутко старым — жизнь кончилась, началась агония. Лет в тридцать я начал молодеть. Я не чувствую никакой дистанции между молодым и нынешним Пелевиным — хотя бы потому, что никогда этим Пелевиным не был.

  •  

Мы живём в культурной среде, где фаллическо-анальная пенетрация является базовым символом социального доминирования и победы. Эта уголовная символика проникла в фольклор и психологию и буквально пропитала собой культурные коды, поэтому гомосексуальные образы в массовом сознании являются скорее отражением черезжопности общественных отношений, чем проекцией эротического состава ума. Парадокс заключается в том, что такое состояние умов сосуществует со снятием всех табу на проявления гомосексуальности. Это образует дикий и взрывоопасный культурный коктейль.

  •  

Мне кажется, что женщина настолько же трудно — и легко — поддаётся описанию, как генератор случайных чисел.

  •  

Художественные эффекты романа <…> возникают в зоне полной свободы от методологии — при их анализе она существует только в глазах смотрящего.

  •  

корр.: Есть какое-то место, где вы бы чувствовали себя дома?
— Да, это мой ум. Но там постоянно пожар, семь тысяч лет.

2004[править]

  •  

Если коротко суммировать то, что писала обо мне критика все эти годы, получится примерно следующее: я начал с грошовых придумок, написанных отвратительным языком, и с тех пор стремительно деградирую, с каждым годом опускаясь всё ниже и ниже. Иногда мне становится интересно, есть ли дно у этой бездны или я буду падать в неё бесконечно? В этом, право же, есть какое-то люциферическое величие, которым я упиваюсь в трудные минуты.[36]

  •  

… почти все мои романы связаны между собой тонкой ниточкой — например, в Generation «П» появляется лама из «Чапаева», в «Числах» упоминается космический центр под Лубянкой из «Омона Ра» и так далее. Они описывают один и тот же мир.[36]

  •  

А что такое литературные круги? Если считать, что это сообщество людей, которые пишут книги, то я вполне могу себя к ним причислить. А если считать, что это публика, которая закусывает на перманентной презентации смутного пятна неизвестно чего, то не понятно, почему эти круги — литературные. Я, разумеется, ничего против них не имею. Просто все эти люди собираются на своих презентациях не от хорошей жизни <…>. То, что со стороны выглядит как перебранка между критиком и писателем, есть на самом деле форма симбиоза. Это вовсе не сведение счётов. Это игра, веселая и совершенно беззлобная — во всяком случае, с моей стороны. То, что вы называете «разборкой», в толстых журналах называют «литературным процессом», и каждый русский писатель должен внести в него свой посильный вклад.[36]

  •  

Когда я слышу слово «культура», я вспоминаю о судьбе доктора Геббельса, который хватался при этом слове за пистолет, а потом сам получил пулю в затылок.[37]

  •  

Философ — это просто юрист, оперирующий абстрактными смыслами. Философский дискурс, в котором выдвигаются аргументы и контраргументы, кажется мне верхом нелепости — словно решение важнейших вопросов о природе человеческого существования может произойти в судебном зале во время юридического разбирательства, где смыслы рассматриваются как нечто объективное. Мы существуем как бы «изнутри себя», такова, извиняюсь за выражение, субъективная онтология нашего сознания. А философия претендует на то, что ответ на вопрос о природе и судьбе этого «взгляда изнутри» может быть дан «снаружи», через манипуляцию абстрактными символами. Но эти измерения запредельны друг другу, поэтому такой ответ не может не быть фальшивым. Философия кажется мне цепью бессовестных смысловых подлогов, где переход от одного подлога к другому осуществляется с помощью безупречной логики. То же самое, кстати, в полной мере относится и к этому рассуждению. Философия способна поставлять интересные описательные языки, но беда в том, что она в состоянии говорить на них только о себе самой. Это просто описание одних слов через другие. Результатом являются опять слова. Если они завораживают вас своей красотой — замечательно. <…> А другого смысла в этом занятии нет.[37]

2005[править]

«Виктор Пелевин: Недавно я прочел, что я - женщина!»:[38]

  •  

корр.: Самый необычный миф, который вы о себе слышали?
— Что я контролирую все коммерческие ларьки на юге Москвы. Ещё читал довольно убедительную статью, где доказывалось, что я женщина.

  •  

корр.: В чем, по-вашему, заключается счастье? И что бы вы исправили в мире в первую очередь, если бы получили настолько же мощную власть и силу, как у вашего героя-оборотня из «Священной книги оборотня»?
— Счастье - это термин, который объясняет сам себя. Возможно, это народная этимология, но «счастье» - это от слова «сейчас». Что это значит? Вот рисунок из журнала - три картинки рядом. Человек сидит за компьютером, а думает о гольфе. Человек играет в гольф, а думает о сексе. Человек занимается сексом, а думает о компьютере. Замкнутый круг. Так вот, счастье - это когда ты целиком в сейчас, а не где-то еще. Если отбросить физическую боль, все наши страдания сфабрикованы умом из мыслей о прошлом и будущем. Но там всегда будет достаточно материала, чтобы сделать нас несчастными, потому что в будущем - смерть, а в прошлом - все то, что сделало ее неизбежной. Несчастье - «не-сейчастье» - это состояние ума, констатирующего, что жизнь не удалась вчера и вряд ли удастся завтра. Если забыть про это, оказаться там, где ты есть, и, как выразился Набоков, «узнать свой сегодняшний миг» - это и есть счастье, которое практически всегда доступно. Это «тайная свобода» Пушкина - у него именно об этом стихи, а не «о природе». Такое счастье ни от кого не зависит и его никто не может отнять. Но за него надо идти на бой не то что каждый день, а каждую секунду. Это, конечно, парадокс, потому что воевать там не с кем, а бой выигрываешь уже в тот момент, когда вспоминаешь, что на него надо идти.
— Касательно того, что надо исправить в мире - вот именно это «не-сейчастье» в себе. Все остальное исправится само, потому что его нет нигде, кроме как в голове. Там и разруха, и эффективный менеджмент, и все прочие ужасы.

«Реальность — это любая галлюцинация, в которую вы верите на сто процентов»[править]

[4]
  •  

К. Роткирх: Кажется, вы ещё до сентября 2001 года написали текст, где герой-демиург уничтожает два здания-близнеца?
— Это была мимолётная тема в незаконченном романе — и я рад, что он так и остался незаконченным. Я думаю, мир тогда был беременен этим жутким событием. Оно просто ломилось во все щели. Будущее приближается к настоящему, как самолёт к башне. Ещё никто ничего не видит, и непонятно, что произойдёт, но какая-то тень уже отражается в стёклах. Такое бывает. Например, стихи Блока начала века уже беременны революцией. — парафраз распространённого мистицизма

  •  

К. Роткирх: Вам когда-нибудь приходилось представить себе, что бы с вами случилось, если бы Советский Союз не развалился?
— Наверное, развалился бы я.

  •  

К. Роткирх: В Generation «П» все охотятся за национальной идеей. А сейчас, с Путиным, нашли?
— Конечно. Это и есть Путин.

  •  

Я не знаю, что такое новый подход, старый подход. Читатель ищет в книге не новизны, а чего-то другого. И писатель пишет книгу тоже не для того, чтобы сказать что-то новое. Это для него такой же акт, как для паука — производить паутину. Если муха говорит «в этой паутине нет ничего нового», паук может быть уверен, что уже выполнил свою задачу.

  •  

КР: Когда и как вы познакомились с буддизмом?
— Это было около двух тысяч лет назад в Бенаресе. Я не помню точных обстоятельств.

«Главный писатель России — полковничья должность, а я лейтенант запаса»[править]

[39]
  •  

Тексты разных людей имеют разную природу. Сравнивать их на основании того, что они выходят в виде книг, — это всё равно что сравнивать пиво, ацетон и коктейль Молотова на основании того, что все эти жидкости разливают в бутылки.

  •  

Говорить на политтехнологической фене стало в наше время так же модно, как в девяностых годах было модно намекать на знакомство с «понятиями». Это потому, что в современном обществе «эксперты» играют ту же роль, которую тогда играли бандиты. Если помните, бандиты стреляли во все стороны, милиции было велено их не трогать, и все испуганно сидели по домам. А за углом в это время пилили бабло. Сегодня «эксперты» создают своим блекотанием белый шум, в котором не слышно, как это бабло допиливают и перепиливают. Функция та же самая, только без стрельбы. Поэтому можно сказать, что политтехнологическая «экспертиза» играет в нашей культуре ту же роль, какую рэп играл в gangsta culture чёрных американских пригородов прошлого века: вместо того чтобы стрелять, негры на стрелках начали петь.

  •  

В прошлом веке у нас был один общий телевизор для всех. А с появлением блогосферы люди стали телевизорами друг для друга. При этом общее количество туфты в информационном потоке растёт прямо пропорционально количеству нарождающихся телевизоров, а количество правды меняется не особо, потому что правда, как поётся в песне, одна. Про телевидение люди всё уже поняли. А чтобы всё стало ясно про интернет, должно состариться нынешнее поколение сетевых энтузиастов. Ждать, кстати, осталось недолго — при погружении в сеть человек стареет быстрее.

  •  

Информация высоких рангов в блогосферу не попадёт, потому что имеет денежный эквивалент, и чем она ценнее, тем лучше её прячут. Это экономическая аксиома. Тем не менее ковыряться в шелухе — удивительно затягивающее и уютное занятие. Каждая такая сессия программирует вас на следующую. В сознании формируется что-то вроде троянской программы, которая начинает ломиться в сеть каждые пять минут — вам ничего там не нужно, но вы всё равно подключаетесь.

  •  

корр.: Как бы вы охарактеризовали современную российскую идеологическую ситуацию — <…> попытки сформировать национальную идею? Вокруг какого мифа руководство страны пытается построить свою политику?
— Знаете, у Чехова в одной из записных книжек есть запись про счёт, который подали постояльцу в гостинице. В нём была такая графа: «клопы — 15 копеек». В этом суть нашей социально-экономической модели, только вместо клопов у нас «консенсус элит», а вместо пятнадцати копеек — валовой национальный откат. Когда я слышу слова «национальная идея», мне всегда кажется, что руководство гостиницы хочет расширить перечень услуг. Счёт теперь будет выглядеть так: «клопы — 20 копеек, гостиничная идея — 10 копеек». Так вот, суть гостиничной идеи в этой ситуации будет сильно зависеть от её авторства. Если её будут придумывать постояльцы, она будет заключаться в борьбе с клопами. А если её будут придумывать клопы, у неё будет два аспекта. Первый — официальная идеология, провозглашающая симфонию клопов и человеков. И второй — реальная политика, заключающаяся в симфонии клопов и тараканов.

2000-е[править]

  •  

Я никогда не был «кастанедовцем». Безусловно, я нежно люблю Кастанеду, он настоящий Поэт Высшего, но у меня, к счастью, своя голова на плечах и свой относительно незамутнённый взгляд на вещи. Пелевин не вышел из Кастанеды этаким эзотерически подкованным «старым младенцем», хотя, возможно, многим бы этого хотелось.[40]

  •  

корр.: Скажите, вы относите себя к постмодернистам?
— Издеваетесь? В своё время люди собрались, заглумились, сказали что-то типа «Roll over, Beethoven», подкрепили это сотней-другой критических и художественных текстов. Как можно относиться к этому серьёзно, я не понимаю. Это не моя клетка, у меня нет ни малейшего намерения (ха-ха!) в неё забираться.[40]

  •  

Люди даже смутно не понимают сил, которые управляют их жизнью. Они не понимают смысла своей эволюции. То, что называют «прогрессом», опустило человека гораздо ниже живущего на свободе животного. Образ жизни зверя — есть экологически чистую пищу, жить в самых подходящих для организма климатических условиях, много двигаться и никогда ни о чём не волноваться — сегодня доступен только ушедшему на покой миллионеру. А обычный человек всю жизнь работает, высунув язык от усталости, а потом умирает от стресса, успев только кое-как расплатиться за норку в бетонном муравейнике. Единственное, что он может, — это запустить в то же колесо своих детей.[41]парафраз распространённой мысли

  •  

Американцы ведь очень прагматичные люди. Они ввели политкорректность, потому что она мгновенно наводит формальный мост через эмоционально заряженную трясину. Назовите негра негром, и на вас повиснет доля ответственности за работорговлю. Назовите его афроамериканцем, и его можно спокойно увольнять с работы.[41]

  •  

«Ночной Дозор». Это очень современный фильм — он состоит не из сцен, а из клипов. Совершенно другой тип операторской и режиссёрской работы. Мы видим не просто грязный подъезд, стакан с кровью или лицо героя — мы видим рекламу грязного подъезда, рекламу стакана с кровью, потом рекламу лица героя и так далее — этот фильм как бы рекламирует все объекты, проплывающие мимо камеры. Это потрясающе. Очень талантливый режиссёр. <…> он раньше делал клипы «Всемирная история» банка «Империал» — про Суворова, про Великого инку. Жалко, что их больше не снимают. Это была очень запоминающаяся серия. Вот только кончилась она как-то неярко, не хватило завершающего клипа.
Я когда-то придумал такой вариант: бесконечная очередь хмурых людей с номерами на ладонях. Стоят в некий банк. Над очередью проносится шёпот: «Открывают?» — «Нет, не открывают». — «Говорят, сегодня больше не откроют». — «И завтра тоже». — «Говорят, вообще никогда больше не откроют…» Снисходительный басок диктора: «Банк «Империал». Всемирная история, банк «Империал». Это если вы заказывали пародию.[41]

  •  

Слышал ли я хлопок одной ладони?[К 5] Много раз в детстве, когда мама шлёпала меня по попке. Я думаю, что поэтому и стал буддистом.[42]

  •  

Реальность — это оксюморон из одного слова.[42]

  •  

По-настоящему запомнился только первый опыт [чтения] — «12 стульев» Ильфа и Петрова. Мне было лет пять, и я не мог понять, что в этой книге находят смешного. Для меня это был рассказ о героических, но обречённых людях, пытающихся выжить во враждебном взрослом мире, куда, возможно, когда-нибудь засосёт и меня. А потом меня и правда засосало.[43]

  •  

В школьную программу включают главным образом то, что ни один нормальный ребёнок не будет читать сам, на то она и программа. Мне, конечно, хотелось бы, чтобы мои книги читали в школе. Но я предпочёл бы, чтобы это делали под партой, а не под плёткой.[44]

  — «Сноб», 24 июня 2010
  •  

В определённом смысле все мои книги детские.[44]

  — то же
  •  

Сильные мира сего как правило общаются со мной во время глубокого сна, о котором они потом ничего не помнят. Но мне не хотелось бы слишком углубляться здесь в эту тему.[44]

  — то же
  •  

корр.: Читаете ли Вы блоги про себя?
— В последнее время практически перестал из-за атаки сетевых сумасшедших. За что им большое спасибо, поскольку эгосерфинг хуже онанизма.[44]

  — то же
  •  

корр.: Скажите, как сделать так, чтобы нас всех отпустило? <…>
— Просто наше эго постоянно стремится выжать из мозга ещё одну капельку допамина, манипулируя засаленной колодой привычных состояний ума, и не даёт нам перенести внимание на что-нибудь новое, хотя теоретически мы знаем, что давно пора это сделать. Это такое смешное ежедневное недоразумение, из которого со временем складывается трагедия жизненного промаха. Теперь о техническом аспекте. Сделать так, чтобы жопа нас отпустила, нельзя, потому что она даже не знает, что мы в ней. И объяснить ей это очень сложно — здесь не поможет даже молитва. Зато вполне реально понемногу отпустить её самому. Для этого, если коротко, нужно вести трезвый образ жизни и внимательно наблюдать за тем, что происходит в нашем сознании.[44]

  — то же

Другие цитаты[править]

  •  

Вы пытаетесь осветить мир карманным фонариком.[45]ответ оппонентам на семинаре в Литинституте в 1989 году, где обсуждали его рассказы

  •  

Поймите, что хоть, с одной стороны, вы ограничены и зависимы, с другой стороны, вы существуете в качестве точного центра, откуда, сливаясь, излучаются гармонизирующие и благоприятствующие силы Вселенной. Вы являетесь этим центром. Попросту говоря, если раньше вы действовали в темноте, сейчас вокруг достаточно света, чтобы увидеть, что пациент на операционном столе — вы сами.

  — «Гадание на рунах, или Рунический оракул Ральфа Блума», 1990

Ultima Тулеев, или Дао выборов[править]

Сатирическое эссе, написанное после первого тура президентских выборов в России 1996 года.
  •  

Довольно простые вычисления, напоминающие решение задачи из химической теории растворов, позволяют получить лицо виртуального президента России, интегрирующего в себе все без исключения народные чаяния. Назовём этот персонаж Ultima Тулеев (что означает нечто вроде «последнего предела», в противоположность красному переделу и синему беспределу)…

  •  

Интересно, что первый гомункулус (Зюгельцин) является базовым, и остальные кандидаты служат чем-то вроде соуса, добавляя ему округлости щёк и стального блеска в глазах, хорошо заметного на двадцатидюймовом мониторе.

  •  

… появление кандидата Брынцалова, который на самом деле является тридцать вторым кадром пятидесятипозиционного перехода от Жириновского к Фёдорову. Это, кстати, наводит на мысли о том, что никто не может гарантировать реальности остальных кандидатов и, вполне возможно, что всё нынешнее правительство России — просто несколько десятков гигабайт виртуального видеоряда на винчестере «Силикона» или «Оникса» в какой-нибудь подземной анимационной студии.

О Пелевине[править]

См. также[править]

Комментарии[править]

  1. Миниатюра «Вываливающиеся старухи» из цикла «Случаи».
  2. Слоган рекламы этой водки в России: «В прошлой жизни я была чистой родниковой водой».
  3. По А. С. Немзеру этот взгляд является одной из «трёх аксиом» Пелевина: «… в последний момент «просветлённому» заместителю Виктора Пелевина (неизменному герою его прозы) всё-таки удастся выпрыгнуть из тотальной лажи и устремиться к свету Внутренней Монголии (и/или шенгенской зоны)»[28].
  4. Ранее примерно то же в интервью New York Times: «To cope in the old Soviet times many people lived in this state of inner exile, particularly if they didn’t want to be dissidents and go to prison. They took jobs as, say, janitors and had all the official papers. So they acted in the world, but it was all a pretense. They really lived in a world inside their own heads»[20].
  5. Известный коан — символ просветления в буддизме.

Примечания[править]

  1. Виктор Пелевин // pelevin.info
  2. Сергей Кузнецов. Самый модный писатель (сокращённая версия) // Огонёк. — 1996. — №35.
  3. Виктор Пелевин: Тот, кто управляет этим миром на pelevin.nov.ru
  4. 1 2 3 Виктор Пелевин: «Реальность — это любая галлюцинация, в которую вы верите на сто процентов» [2005] // Одиннадцать бесед о современной русской прозе / Интервью Кристины Роткирх. — М.: Новое литературное обозрение, 2009.
  5. inopresa.ru (статьи нет в архиве)
  6. «Мой лучший соавтор — боксерская груша» на pelevin.nov.ru
  7. 1 2 Интервью с Виктором Пелевиным // Playboy. — 1998. — № ?.
  8. Цитировалось, например, в: А. Генис. Машина вычитания: Виктор Пелевин составил новый роман // Общая газета. — 1999. — № 16 (22—28 апреля). — также: «Феномен Пелевина» // Радио Свобода, 24.04.1999.
  9. Виртуальная конференция с Виктором Пелевиным // Zhurnal.Ru, «Литературная газета», 11 февраля 1997.
  10. 1 2 3 Вахитова Т. М. Пелевин Виктор Олегович // Русская литература ХХ века. Прозаики, поэты, драматурги: биобиблиографический словарь. Т. 3. — М.: ОЛМА-ПРЕСС Инвест, 2005. — С. 34-37.
  11. Сергей Кузнецов. Омон Ра отправляется в Вавилон // Газета.ru. — 12.03.1999.
  12. Виктор Пелевин: продолжатели русской литературной традиции не представляют ничего, кроме своей изжоги // Вечерний клуб, 09.01.1999.
  13. 1 2 Виктор Пелевин: Миром правит явная лажа // Эксперт. — 1999. — № 11 (22 марта).
  14. 1 2 3 Дмирий Быков. «Мне нечасто везёт на общение с Пелевиным…» // Три Пелевина + 1 // Огонёк. — 1999. — № 17 (17 мая).
  15. Виктор Пелевин: Ельцин тасует правителей по моему сценарию! // Комсомольская правда, 26.08.1999. — С.12-13.
  16. «П» как гимбат русского постмодерна // ОМ. — 1999. — 2 сентября.
  17. 1 2 Карина Добротворская. Браток по разуму (интервью) // Vogue. — 1999 — №. 9 (сентябрь). — С. 40-43.
  18. 1 2 3 4 Россия — это лишь злая пародия. Беседа с писателем Виктором Пелевиным… (перевод на pelevinlive.ru) // Die Zeit, 4.11.1999.
  19. 1 2 Интервью М. Боярского с В. Пелевиным // Радиостанция «ZIMA», программа «Фемида», 27.12.1999. — на pelevin.nov.ru
  20. 1 2 Jason Cowley, Gogol a Go-Go // New York Times, 23.01.2000.
  21. 1 2 3 "Возможности романа в современном мире" на pelevinlive.ru
  22. 1 2 Виктор Пелевин. Я никогда не был героем на pelevin.nov.ru
  23. 1 2 3 4 «Желания — они как крысы». Даниэль-Дилан Бемер, "Spiegel Online", 25 октября 2000.
  24. news.list.ru, 12 апреля 2001
  25. pelevin.nov.ru
  26. 1 2 3 Когда я живу, я двигаюсь на ощупь (выборка по Пелевину) на pelevin.nov.ru
  27. "Язык улицы и язык поэзии: литература в эпоху масскультуры" на pelevinlive.ru
  28. А. Немзер. Еще раз про лажу // Время новостей. — 2003. — № 169 (11 сентября).
  29. «Пелевин — пелёнки компьютерного подсознания» — Виктор Пелевин: Ельцин тасует правителей по моему сценарию! // Комсомольская правда, 26.08.1999. — С. 12-13.
  30. 1 2 3 Виктор Пелевин: Оргазмы человека и государства совпадают! // Комсомольская правда. — 2003. — 2 сентября.
  31. Виктор Пелевин: Оргазмы человека и государства совпадают! (Вин Пеле!) на pelevin.nov.ru
  32. 1 2 Виктор Пелевин: история России — это просто история моды // Газета.ru, 02.09.2003.
  33. Io, Putin e il sesso: Pelevin mette a nudo la Russia: «Ormai tutto e business, si misura in dollari. Il livello scende, l’ anima e un ricordo» // Corriere Della Serra, 7 ottobre 2003. — P. 37.
  34. 1 2 Виктор Пелевин о сексе, мире и себе // GQ. — 2003. — Октябрь.
  35. «Нет ничего слаще, чем дарить людям свободу» на pelevin.nov.ru
  36. 1 2 3 Виктор Пелевин. Было ясно, что затаившиеся в СМИ извращенцы не простят мне «ДПП» // Известия. — 2004. — 10 июля.
  37. 1 2 Виктор Пелевин: «Несколько раз мне мерещилось, будто я стучу по клавишам лисьими лапами» // Известия. — 2004. — 16 ноября.
  38. Виктор Пелевин: Недавно я прочел, что я — женщина! // Комсомольская правда, 5.10.2005.
  39. Виктор Пелевин: «Главный писатель России — полковничья должность, а я лейтенант запаса» // Известия, 03.11.2005.
  40. 1 2 Интервью со звездой (2002) на pelevin.nov.ru
  41. 1 2 3 Писатель Виктор Пелевин: «Вампир в России больше чем вампир» // Известия, 3 ноября 2006.
  42. 1 2 Правила жизни: Виктор Пелевин // Esquire, 24 октября 2007.
  43. Писатель Виктор Пелевин: «12 стульев» были для меня книгой о героических и обреченных людях» // Известия. — 2009. — 30 октября.
  44. 1 2 3 4 5 Участники проекта «Сноб». Интервью с писателем Виктором Пелевиным // Сноб. — 2011. — № 12 (39, декабрь).
  45. Виктору Пелевину — 50. К юбилею великого мистификатора // Вечерняя Москва, 21 ноября 2012.

Ссылки[править]

Цитаты из произведений Виктора Пелевина
Романы Омон Ра (1991) · Жизнь насекомых (1993) · Чапаев и Пустота (1996) · Generation «П» (1999) · Числа (2003) · Священная книга оборотня (2004) · Шлем ужаса (2005)  · Empire V (2006) · t (2009) · S.N.U.F.F. (2011) · Бэтман Аполло (2013) · Любовь к трём цукербринам (2014) · Смотритель (2015) · Лампа Мафусаила, или Крайняя битва чекистов с масонами (2016) · iPhuck 10 (2017) · Тайные виды на гору Фудзи (2018) · Непобедимое Солнце (2020) · Transhumanism Inc. (2021) · KGBT+ (2022) · Путешествие в Элевсин (2023)
Сборники Синий фонарь (1991) · ДПП (NN) (2003) · Relics. Раннее и неизданное (2005) · П5: прощальные песни политических пигмеев Пиндостана (2008) · Ананасная вода для прекрасной дамы (2010) · Искусство лёгких касаний (2019)
Повести Затворник и Шестипалый (1990) · День бульдозериста (1991) · Принц Госплана (1991) · Жёлтая стрела (1993) · Македонская критика французской мысли (2003) · Зал поющих кариатид (2008) · Зенитные кодексы Аль-Эфесби (2010) · Операция «Burning Bush» (2010) · Иакинф (2019)
Рассказы

1990: Водонапорная башня · Оружие возмездия · Реконструктор · 1991: Девятый сон Веры Павловны · Жизнь и приключения сарая Номер XII · Мардонги · Миттельшпиль · Музыка со столба · Онтология детства · Откровение Крегера · Проблема верволка в средней полосе · СССР Тайшоу Чжуань · Синий фонарь · Спи · Хрустальный мир · 1992: Ника · 1993: Бубен Нижнего мира · Бубен Верхнего мира · Зигмунд в кафе · Происхождение видов · 1994: Иван Кублаханов · Тарзанка · 1995: Папахи на башнях · 1996: Святочный киберпанк, или Рождественская ночь-117.DIR · 1997: Греческий вариант · Краткая история пэйнтбола в Москве · 1999: Нижняя тундра · 2001: Тайм-аут, или Вечерняя Москва · 2003: Акико · Гость на празднике Бон · Запись о поиске ветра · Фокус-группа · 2004: Свет горизонта · 2008: Ассасин · Некромент · Пространство Фридмана · 2010: Отель хороших воплощений · Созерцатель тени · Тхаги

Эссе

1990: Зомбификация. Опыт сравнительной антропологии · 1993: ГКЧП как тетраграмматон · 1998: Имена олигархов на карте Родины · Последняя шутка воина · 1999: Виктор Пелевин спрашивает PRов · 2001: Код Мира · Подземное небо · 2002: Мой мескалитовый трип