Надгробное слово (Шаламов): различия между версиями
[досмотренная версия] | [досмотренная версия] |
мНет описания правки |
Нет описания правки |
||
Строка 2: | Строка 2: | ||
== Цитаты == |
== Цитаты == |
||
{{Q|Не спеша подбрасывая грунт в грабарку, мы говорили друг с другом. Я рассказал Федяхину об уроке, который давался декабристам [[w:Нерчинская каторга|в Нерчинске]], — по «Запискам Марии Волконской» — три пуда руды на человека. |
{{Q|Не спеша подбрасывая грунт в грабарку, мы говорили друг с другом. Я рассказал Федяхину об уроке, который давался [[декабристы|декабристам]] [[w:Нерчинская каторга|в Нерчинске]], — по «Запискам [[w:Волконская, Мария Николаевна|Марии Волконской]]» — три пуда руды на человека. |
||
— А сколько, Василий Петрович, весит наша норма? — спросил Федяхин. |
— А сколько, Василий Петрович, весит наша норма? — спросил Федяхин. |
||
Я подсчитал — 800 пудов примерно. |
Я подсчитал — 800 пудов примерно. |
||
Строка 17: | Строка 17: | ||
— Я скажу правду, — ответил я. — Лучше бы в тюрьму. Я не шучу. Я не хотел бы сейчас возвращаться в свою семью. Там никогда меня не поймут, не смогут понять. То, что им кажется важным, я знаю, что это пустяк. То, что важно мне — то немногое, что у меня осталось, ни понять, ни почувствовать им не дано. Я принесу им новый страх, ещё один страх к тысяче страхов, переполняющих их жизнь. То, что я видел, человеку не надо видеть и даже не надо знать. Тюрьма это другое дело. Тюрьма — что свобода. Это единственное место, которое я знаю, где люди не боясь говорили всё, что они думали. Где они отдыхали душой. Отдыхали телом, потому что не работали. Там каждый час существования был осмыслен.<ref>См. также [[Колымские рассказы|«Татарский мулла и чистый воздух»]].</ref> |
— Я скажу правду, — ответил я. — Лучше бы в тюрьму. Я не шучу. Я не хотел бы сейчас возвращаться в свою семью. Там никогда меня не поймут, не смогут понять. То, что им кажется важным, я знаю, что это пустяк. То, что важно мне — то немногое, что у меня осталось, ни понять, ни почувствовать им не дано. Я принесу им новый страх, ещё один страх к тысяче страхов, переполняющих их жизнь. То, что я видел, человеку не надо видеть и даже не надо знать. Тюрьма это другое дело. Тюрьма — что свобода. Это единственное место, которое я знаю, где люди не боясь говорили всё, что они думали. Где они отдыхали душой. Отдыхали телом, потому что не работали. Там каждый час существования был осмыслен.<ref>См. также [[Колымские рассказы|«Татарский мулла и чистый воздух»]].</ref> |
||
— Ну, замолол, — сказал бывший профессор философии. — Это потому, что тебя на следствии не били. A кто прошел через [[w:допрос с пристрастием|метод номер три]], те другого мнения… <…> А ты? — обратился Глебов к Звонкову, забойщику нашей бригады, а в первой своей жизни крестьянину не то Ярославской, не то Костромской области. |
— Ну, замолол, — сказал бывший профессор философии. — Это потому, что тебя на следствии не били. A кто прошел через [[w:допрос с пристрастием|метод номер три]], те другого мнения… <…> А ты? — обратился Глебов к Звонкову, забойщику нашей бригады, а в первой своей жизни крестьянину не то Ярославской, не то Костромской области. |
||
— Домой, — серьёзно, без улыбки, ответил Звонков. — Кажется, |
— Домой, — серьёзно, без улыбки, ответил Звонков. — Кажется, пришёл бы сейчас и ни на шаг бы от жены не отходил. Куда она, туда и я, куда она, туда и я. Вот только работать меня здесь отучили — потерял я любовь к земле. Ну, устроюсь где-либо… |
||
— А ты? — рука Глебова тронула колено нашего дневального. |
— А ты? — рука Глебова тронула колено нашего дневального. |
||
— Первым делом |
— Первым делом пошёл бы в райком партии. Там, я помню, окурков бывало на полу бездна… |
||
— Да ты не шути… |
— Да ты не шути… |
||
— Я и не шучу. |
— Я и не шучу. |
||
<…> Володя Добровольцев <…> [сказал]: |
<…> Володя Добровольцев <…> [сказал]: |
||
— А я, — и голос его был покоен и нетороплив, — хотел бы быть обрубком. Человеческим обрубком, понимаете, без рук, без ног. Тогда я бы |
— А я, — и голос его был покоен и нетороплив, — хотел бы быть обрубком. Человеческим обрубком, понимаете, без рук, без ног. Тогда я бы нашёл в себе силу плюнуть им в рожу за всё, что они делают с нами.<ref>Про это автор написал стихотворение [[Кипрей (Шаламов)|«Желание»]].</ref>|Комментарий=конец}} |
||
==О рассказе== |
==О рассказе== |
||
{{Q|… это и реквием непревзойдённой художественной силы, и документ наивысшего уровня подлинности. В том, что все упоминаемые в этом рассказе люди <…> не выдуманы, сомневаться не приходится.<ref>Шаламов В. Т. [https://shalamov.ru/research/217/ Колымские рассказы. Избранные произведения] / Сост. и комм. В. В. Есипов. — СПб.: Вита Нова, 2012.</ref>|Автор=[[Валерий Васильевич Есипов|Валерий Есипов]], «Об историзме „Колымских рассказов“», 2012}} |
{{Q|… это и реквием непревзойдённой художественной силы, и документ наивысшего уровня подлинности. В том, что все упоминаемые в этом рассказе люди <…> не выдуманы, сомневаться не приходится.<ref>Шаламов В. Т. [https://shalamov.ru/research/217/ Колымские рассказы. Избранные произведения] / Сост. и комм. В. В. Есипов. — СПб.: Вита Нова, 2012.</ref>|Автор=[[Валерий Васильевич Есипов|Валерий Есипов]], «Об историзме „Колымских рассказов“», 2012}} |
||
* см. [[Ефим Леонидович Гофман|Ефим Гофман]], [https://shalamov.ru/research/395/ «Загадка „Надгробного слова“»], 2017 |
|||
== Примечания == |
== Примечания == |
Текущая версия от 09:45, 19 апреля 2020
«Надгробное слово» — рассказ Варлама Шаламова 1960 года из цикла «Артист лопаты».
Цитаты[править]
Не спеша подбрасывая грунт в грабарку, мы говорили друг с другом. Я рассказал Федяхину об уроке, который давался декабристам в Нерчинске, — по «Запискам Марии Волконской» — три пуда руды на человека. |
Когда рецидивистам стали давать четырнадцатый пункт пятьдесят восьмой статьи — саботаж (за отказы от работы), весь параграф четырнадцатый был изъят из пятьдесят восьмой статьи и избавлен от многолетних и многообразных карательных мер. Рецидивисты считались «друзьями народа» всегда — до знаменитой бериевской амнистии 1953 года включительно. |
Дюков был неплохой парень. Зная, что крестьяне работают в лагерях отлично, лучше всех, помня, что пятьдесят восьмой статьи среди крестьян было очень много. В этом следует видеть особую мудрость Ежова и Берии, понимавших, что трудовая ценность интеллигенции весьма невысока, а стало быть, производственную задачу лагеря могут не выполнить, в отличие от политической задачи. Но Дюков в такие высокие соображения не вдавался, вряд ли ему приходило в голову что-либо, кроме рабочих качеств людей. Он отобрал себе бригаду исключительно из крестьян и приступил к работе. Это было весной 1938 года. Дюковские крестьяне пробыли всю голодную зиму 1937/38 года. Он не бывал со своими бригадниками в бане, а то бы давно понял, в чём дело. |
Одет он был как «огонь», как говорят блатные — и всегда метко, клочья ваты торчали из телогрейки, из брюк, из шапки. |
— Хорошо бы, братцы, вернуться нам домой. Ведь бывает же чудо… — сказал коногон Глебов, бывший профессор философии, известный в нашем бараке тем, что месяц назад забыл имя своей жены. <…> |
О рассказе[править]
… это и реквием непревзойдённой художественной силы, и документ наивысшего уровня подлинности. В том, что все упоминаемые в этом рассказе люди <…> не выдуманы, сомневаться не приходится.[3] | |
— Валерий Есипов, «Об историзме „Колымских рассказов“», 2012 |
- см. Ефим Гофман, «Загадка „Надгробного слова“», 2017
Примечания[править]
- ↑ См. также «Татарский мулла и чистый воздух».
- ↑ Про это автор написал стихотворение «Желание».
- ↑ Шаламов В. Т. Колымские рассказы. Избранные произведения / Сост. и комм. В. В. Есипов. — СПб.: Вита Нова, 2012.