Дневник Владимира Одоевского

Владимир Одоевский несколько раз принимался недолго вести дневник, регулярно — с 1859 года, озаглавив его «Текущая хроника и особые происшествия».

«Текущая хроника и особые происшествия»

Если не указан иной источник, то.

Рассказывают, что император Николай так был уверен в помощи Австрии при начале Крымской войны, что посылая не знаю какого генерала к австрийскому императору, он велел сказать, что он настоятельно просит, чтобы сам император отнюдь бы не ездил сам на войну. — [29 мая] 1859

Никак не мог добиться уничтожения листа в передней — приходящие обижаются — говорят: «стало быть князю противно и имя наше видеть?» Что прикажешь делать? — 1 января 1861

Новое поколение деятельнее прежнего — и талантливее. — 4 апреля 1861

… надобно было бы напечатать все акты верховного суда, чтобы видели, какую белиберду затевали декабристы. Секретничанье нас губит, враги России несут всякую ложь на суд всему миру, а мы только запрещаем ввоз всего этого в Россию, а отпора с нашей стороны никакого. Не уж-ли не понимают, что уже одно запрещение — ныне мера недостаточная. Благодаря этому секретничанью нелепые и жалкие студенты-социалисты получили ореолу в толпе. Напечатание всего того вздора, который они несли [на] суде, положило бы их в лоск пред общественным мнением. — 12 октября 1864

Петрашевцы — безумцы. Я отправил бы их в богадельню Преображенского раскольничьего кладбища, пусть бы на практике отведали коммунизма. — 1864

Клейнмихеля спрашивали, что он думает о новых реформах; он ответил: да что это такое! Бывало идёшь по улицам — стены трещат, все чувствуют, что есть сила, — а теперь идёшь по улице, никто на тебя и внимания не обращает. Только с этой стороны его поражают реформы. — [20 марта] 1866

Выражение: Россия отравлена поляками — не гипербола. Они с адским искусством старались заразить всё самобытно живое у нас: и воскресные школы, <…> и рукодельни, и артели — всюду пустили своего яда и матерьяльного (стрихнина!) и ещё хуже — нравственного! — Бедная, но глупая наша молодёжь, — приняла даже польский катехизис, — русские руки спасли негодяя Домбровского! — 4 августа 1866

	… бедный Ник. Алекс. Милютин потерял значение слов <…>. Какое бедствие! Единственный у нас государственный человек!
	— [25 декабря] 1866

Воля ваша, господа итальянцы, — то, что вы называете музыкой — не музыка. Я давно уже не слыхал порядочных итальянцев <…>. Клоун, ломающийся для потехи, клоун важный — всё клоун, а на клоуна нельзя смотреть без негодования на унижение им человеческого достоинства. Здесь нет художества, а только акробатика; условная красота, условное искусство. <…> Вредны итальянцы тем, что приучают слух и чувство народа к своей условной красоте и ложной выразительности. <…> Искусство тем велико, что мирит с жизнию — но итальянская музыка проходит мимо жизни. — 22 сентября 1868

1860

Возобновлённая строгость ценсуры возбуждает разные толки: говорят, что её усилили для содействия Герцену, которого «Колокол» в последнее время начал уже было ослабевать, а теперь снова привлекает интерес читателей. Важнее этой шутки замечание, что в то время, как боятся карикатур «Искры», позволяют распространять в народе лубочные картинки страшного суда, где изображены разные роды истязаний, которые были произведены на практике в Старой Руссе. Губернатор Ховен присутствовал в Губернском Правлении (во время оно) и, когда в споре показали ему Свод, он взял его и сел на него, говоря: ну где же теперь ваш закон? — [20 марта]

Анекдот о Михаиле Павловиче. <…> Встретивши Дантеса <…> в Бадене, который, как богатый человек и барон, весело прогуливался с шляпой набекрень, Михаил Павлович три дня был расстроен. Когда графиня Сологуб-мать, которую он очень любил, спросила у него о причине его расстройства: <…> «Воспоминание о Пушкине вас встревожило?» — «О, нет! туда ему и дорога!» — «Так что же?» — «Да сам Дантес! бедный! — подумайте, ведь он солдат». Всё это было в нём — не притворство, но таков был склад идей. — 23 октября

В «Будущности» кн. Петра Долгорукова (1860 № 1 — сент. — 15) посвящена мне следующая любопытная статейка (стр. 6 в примеч.): <…> Одоевский бросался на все занятия, давал музыкальные вечера (которые брали приступом), писал скучные повести (может быть, только их нет уже в торговле и все они переведены на все языки) и чего уж не делал! (даже не пускал к себе в переднюю таких негодяев, как Пётр Долгорукий!). <…> Я посылаю Петру Долгорукову следующий ответ: Стихов не писал, Музыкой не надоедал, Спины не сгибал, Честно жил, работал, Подлецов в рожу бивал. От чего и теперь не отказываюсь при первой встрече. Но что пользы! если я ему и прострелю брюхо, всё-таки его клевета останется без ответа. Где писать? В наших журналах нельзя, ибо запрещается говорить о запрещённых книгах. За границей? Где? неужли послать в «Колокол»? <…> Впрочем, Долгоруков прав: всякая полезная деятельность бывает смешна, ибо встречает препятствия, следственно неудачи, а всякая неудача смешна. Над вредной деятельностью не смеются, но иногда ненавидят. Бездействием всегда возбуждается уважение, как калмыцкими идолами, факирами, браминами. — [24 ноября]

Приходил ко мне литератор (не знаю, что он писал) Аполлон Александрович Григорьев, но в такой бедности, что жалко смотреть. На беду у меня всего до первого числа было 30 рублей; я отдал ему половину, а уже как обвернусь в эти две недели — не знаю, тем более, что разные господа меня терзают. — 14 декабря

… встретил Д. В. Григоровича, который сказывал мне, что Григорьев у всех занимает деньги без отдачи и переходит от журнала к другому. — 15 декабря

Я Григорьеву говорил откровенно, что удивляюсь, как он, человек даровитый, дошёл до такой нищеты <…>. Он рассказал, что из «Русского Слова» он был вытеснен Хмельницким, что он, случалось, пил по 9 дней сряду с горя, и на 10-й говорил — не буду пить, и не пил… что по его направлению он ни в какой журнал идти со своими статьями не может, ибо хотя он и либеральный человек, но консерватор… — 18 декабря

1862

Я нечаянно узнал, чего мне в голову не приходило, что император Николай Павлович считал меня самым рьяным демагогом, весьма опасным, и в каждой истории (напр. Петрашевского) полагал, что я должен быть тут замешан. Кто это мне так поусердствовал? И как меня не согнули в бараний рог? — 9 марта

Непонятная вещь! Кн. Ал. Фед. Голицын и теперь умел убедить, что он добрый, честный простачок и что его в публике гонят за его преданность и правдивость, оказанные им в делах расследования о революционных обществах. — 18 марта

Нет ничего интересней второй жизни человека; внешняя жизнь выставлена на показ всем. Внутренняя же, вторая жизнь есть скрытая основа, которая управляет всем существованием человека. Иногда она прорывается наружу, оставаясь всегда скрытой, как некая тайна. — 27 марта

… псевдолибералы называют меня царедворцем, монархистом и проч., а отсталые считают меня в числе красных! — 21 апреля

И в Петербурге и в Москве в обществе лежит элемент взаимного недоброжелательства; в Петербурге почти всегда с какою-либо внешнею целию по службе, и по другим житейским обстоятельствам; в Москве недоброжелательство — даром, из любви к искусству и от праздности… — [1 августа]

О дневниках

В дневнике Одоевского мы не найдём сообщений о каких-либо крупных исторических фактах, неизвестных ранее. Нет в нём и ярких характеристик лиц, с которыми приходилось соприкасаться автору дневника. Его суждения о том, что ему приходилось наблюдать и слышать, не отличаются ни глубиной, ни оригинальностью. Одоевский остаётся в дневнике тем, чем он был в жизни — средним обывателем из рядов более или менее умеренно-либерального и образованного дворянства или — точнее — той его части, которая поддерживала своё существование <…> служебным жалованием. Несмотря на это, дневник Одоевского — документ, представляющий значительный интерес для характеристики той эпохи, к которой он относится. Автор его старательно заносил на его страницы то, что ему приходилось видеть, читать и слышать.

— Борис Козьмин