Луна сосёт пиявкой тьму у ночи. — Н. Ф. Иванов: Луна пьёт тьму у ночи, как вампир.
The moon has leeched the darkness from the night.
— «Вампирская сестина» (Vampire Sestina), 1989
Играешь сквозь слёзы, голод и боль в руке,
но вскоре о них забываешь. Обо всём забываешь, кроме игры. <…>
Слова не нужны, времени нет для иного,
и иногда мне кажется, я многое стал забывать.
Не знаю, есть ли ещё ТВ. Раньше было.
Не знаю, что случится, когда иссякнут запасы еды.
Не знаю, куда подевались люди. <…>
А если в сети упадёт напряжение,
я стану играть в уме,
пока не умру.
You play through the tears, the aching wrist, the hunger, after a while
it all goes away.
All of it except the game, I should say. <…>
It transcends language, occupies our time,
sometimes I think I’m forgetting things these days.
I wonder what happened to the TV. There used to be TV.
I wonder what will happen when I run out of canned food.
I wonder where all the people went. <…>
And when the power goes off for good then I
Will play it in my head until I die.
— «Вирус» (Virus), 1990
Ко мне подошёл единорог <…>. Он был белый как снег и ткнулся в меня носом.
Я спросила папу, можно ли дать ему яблоко, а он ответил, что у твари наверное блохи, а мама сказала, что нет.[1]
A unicorn came up to me <…>. It was white as snow, and it nuzzled me with its mouth.
I asked daddy if I could give it an apple and he said it probably has fleas, and Mummy said it didnt.
— «Как мы ездили смотреть конец света» (When We Went to See the End of the World), 1998
Я иногда
Гостил у дедушки с бабушкой.
(Они были старые. Старость я сознавал — ведь шоколадки в их доме
Всегда оставались нетронутыми
До моего возвращенья, –
Должно быть, это и есть — старость.) — перевод: Н. Эристави, 2005
I stayed with my grandparents
(old people: I knew they were old—
chocolates in their house
remained uneaten until I came to stay,
this, then, was aging).
— «Королева ножей» (Queen of Knives), 1994
— У тебя нет старшей сестры. Только младшая, а она сегодня гостит у подружки.
— И всё это ты узнал по запаху? — поразился я.
— Тролли могут чуять радугу, и звёзды. <…> Тролли могут чуять сны, которые ты видел, когда ещё не родился. <…>
Его дыхание пахло перегноем и изнанкой всех вещей.
“You don’t have a big sister. You’ve only a younger sister, and she’s at her friend’s today.”
“Can you tell all that from smell?” I asked, amazed.
“Trolls can smell the rainbows, trolls can smell the stars,” it whispered sadly. “Trolls can smell the dreams you dreamed before you were ever born.” <…>
Breath that smelled of leaf mold and the underneaths of things.
— «Мост тролля» (Troll Bridge), 1993
[Он] всегда считал гендерное воздействие средства Перезагрузки не более чем побочным эффектом. Нобелевскую премию давали за средство от рака <…>.
Некоторые раковые больные предпочитают умереть, но менять пол.
[He] never viewed the gender-rewriting action of Reboot as anything more than a side effect. The Nobel prize was for anti-cancer work <…>.
There would be people who, dying of cancer, would rather die than experience a change in gender.
— «Пруд с золотыми рыбками и другие истории» (The Goldfish Pool and Other Stories), 1996
… он наткнулся на крошечное объявление, которое показалось ему многообещающим.
«Полное и осторожное избавление от надоедливых и нежелательных млекопитающих и т. д.» — говорилось в начале. Далее шла подпись «Кеч, Хэр, Бёрк и Кеч. Давно на рынке».
<…> он был чрезвычайно умеренным молодым человеком.
— Специальные предложения?
— Двое по цене одного, сэр.
М-м-м. Питер задумался. Выходило всего по 250 фунтов за каждого, что, как ни крути, не так уж плохо. Была лишь одна загвоздка.
— Боюсь, у меня нет другого человека, которого я хотел бы убить.
… in small print he found a firm that looked promising. Complete discreet disposal of irksome and unwanted mammals, etc. went the entry, Ketch, Hare, Burke and Ketch. The Old Firm.
<…> he was a most moderate young man. “Special offer?”
“Two for the price of one, sir.”
Mmm. Peter thought about it. That worked out at only £250 each, which couldn’t be bad no matter how you looked at it. There was only one snag. “I’m afraid I don’t have anyone else I want killed.”
— «Мы можем дать скидку на опт»[1] (We Can Get Them For You Wholesale), 1989
Он никогда не дочитывал в следующем классе книги, рекомендованные для чтения в предыдущем.
He’d learned not to try and continue stories from one year to another.
— «Одна жизнь, приправленная ранним Муркоком» (One Life Furnished with Early Moorcock), 1994
Экскурсанты вперились в ад через перила,
на обречённых (должно быть,
худшее из испытаний;
вечные муки ещё выносимы в достойной тиши,
в одиночку,
но чтоб на людях, жующих
пончики, чипсы, орешки, на людях,
которым не очень-то и интересно…)
The tourists lean over the riftways to Hell,
staring at the damned
(perhaps the worst part of damnation;
eternal torture is bearable in noble silence, alone,
but an audience, eating crisps and chips and chestnuts,
an audience who aren’t even really that interested…)
— «Холодные цвета» (Cold Colours), 1990
Садятся за руль сутенёрских авто,
модемные сводники, <…>
суккубы, инкубы, продажные, с глазами смарт-картами…
Bulletin board kids drive pimpmobiles in floppy hats,
modem panders, <…>
succubi and incubi with sell-by dates and Smart Card eyes…
— там же
— Проблема в том, что когда говоришь людям, что ты психиатр, <…> то весь остаток вечера приходится наблюдать, как они пытаются вести себя нормально.
“The trouble with telling folks you’re a psychiatrist <…> is you get to watch them trying to act normal for the rest of the evening.”
