|
Яма площадью в восемь квадратных футов и глубиной двенадцать футов находилась на вершине холма. Стенки её были из дубовых стволов, наклонённых вовнутрь. <…>
По самые лодыжки в сточных водах стоял Данте Алигьери с запрокинутым лицом. Рассвету уже час. Скоро появится проклятый враг Данте, Бенедикт Каэтани, папа Бонифаций VIII с 1294 по 1303 год. Данте узнает, что Бонифаций приближается, потому что он слышит лай и вой псов. И всё же — нет собак в этом месте, которое может быть Чистилищем, а может быть — и Адом. Через несколько минут он застыл. Тявканье, лай и вой звучали слабо. Как будто бы он только что различил звуки, исходящие из трёх голов Цербера, противного природе пса Сатаны, охранявшего вход в Чистилище. Вскоре эти звуки сделались громкими, и он увидел владельца собак.
— Ещё одно данное Господом утро, — провозгласил Бонифаций. — Время мне первый раз помочиться. Я крещу тебя, синьор Алигьери, во имя тех, кого ты с такой ненавистью отправил в Ад!
С закрытыми глазами Данте вытерпел дождь, который обрушился на него отнюдь не с небес. Минуту спустя он открыл глаза. Папа сбросил свое одеяние и деревянную тиару в форме пчелиного улья. Собаки — обнажённые мужчины и женщины, стоящие на руках и коленях или на руках и пальцах наг — рыскали вокруг краев ямы. Ошейники из рыбьей кожи были прикреплены к своре, которую держали мужчины и женщины двора Бонифация. Кобели, стоящие у края ямы и параллельно с ней, задрали по задней лапе, чтобы облегчиться в чистилище. Бонифаций навис над ямой своими ягодицами, в то время как двое слуг держали его за руки, чтобы он не упал назад.
— Во имя тех, кого ты несправедливо поместил в Ад в своей порочной поэме, даю тебе хлеб и вино лишенных благословения! Ешь это и славься в пресуществовании твоего павшего бога, Люцифера!
И тут же дюжина собак опорожнила содержимое своих кишечников. Только стоя в центре ямы, можно было избежать того, чтобы в тебя попали.
После года такой жизни, думал Данте, он должен быть задохнуться нечистотами, ежедневно выливаемыми в яму. Но множество червей, поедающих экскременты, держали их уровень на высоте его лодыжек.
|
|
|
The eight-feet-square and twelve-feet-deep pit was on top of a foothill. Its sides were oak logs that slanted inward. <…>
Ankle-deep in sewage, Dante Alighieri stood, his face turned upward. Dawn was an hour old. Soon, Dante's accursed enemy, Benedict Caetani, Pope Boniface VIII from 1294 to 1303, would come. Dante would know when Boniface was nearing because he would hear the barking and the howling of dogs. Yet there were no dogs in this place, which might be Purgatory or might be Hell. A few minutes later, he stiifened. The yapping, barking, and howling sounded faintly. It was as if he had just detected the sounds erupting from the three heads of Cerberus, Satan's unnatural hound that guarded the entrance to Inferno. Presently, the noise became a clamor, and he saw the man who owned the dogs.
"Another God-given morning," Boniface said. "Time for my first piss. I baptize thee, Signor Alighieri, in the name of those whom you so hatefully consigned to Hell!"
His eyes shut, Dante endured the rain that did not come from the heavens. A minute later, he opened them. The pope had shed his robes and his wooden beehive-shaped tiara. The dogs—naked men and women on hands and knees or on hands and toes—prowled around the edges of the pits. Their fish-skin collars were attached to leashes held by men and women of Boniface's court. The male dogs, by the edge of the pit and parallel with it, lifted legs to piss into it.
Boniface stuck his buttocks over the pit while two men held his hands to keep him from falling backward.
"In the name of those whom you wrongfully put in Hell in your vicious poem, I give you the bread and wine of the unblessed! Eat thereof, and glory in the transub-stantiation of your fallen god, Lucifer!"
At the same time, a dozen dogs loosed their bowel contents. Only by standing in the center of the pit could he avoid being struck.
After a year of this, Dante thought, he should have been suffocated by the filth daily expelled into the hole. But the many excrement-eating earthworms kept the level of filth down to his ankles.
|
