Дядюшкин сон

«Дядюшкин сон (Из мордасовских летописей)» — повесть Фёдора Достоевского, впервые опубликованная в марте 1859 года. Для переизданий 1860 и 1866 годов незначительно исправлена.

Цитаты

Он хромал на левую ногу; утверждали, что эта нога поддельная, а что настоящую сломали ему, при каком-то другом похождении, в Париже, зато приставили новую, какую-то особенную, пробочную. — глава II

Видели его иногда и пешком, в пальто и в соломенной широкополой шляпке, с розовым дамским платочком на шее, с стёклышком в глазу и с соломенной корзинкой на левой руке для собирания грибков, полевых цветов, васильков; <…> а сзади идут два саженные лакея и едет, на всякий случай, коляска. Когда же встречается с ним мужик и, остановясь в стороне, снимает шапку, низко кланяется и приговаривает: «Здравствуй, батюшка князь, ваше сиятельство, наше красное солнышко!» — то князь немедленно наводит на него свой лорнет, приветливо кивает головой и ласково говорит ему: «Bonjour, mon ami, bonjour!», и много подобных слухов ходило в Мордасове; князя никак не могли забыть: он жил в таком близком соседстве! — глава II

— Я уже лечился раз гид-ро-па-тией. Я был тогда на водах. Там была одна московская барыня, я уж фамилью забыл, но только чрезвычайно поэтическая женщина, лет семидесяти была. При ней ещё находилась дочь, лет пятидесяти, вдова, с бельмом на глазу. Та тоже чуть-чуть не стихами говорила. Потом ещё с ней несчастный случай вы-шел: свою дворовую девку, осердясь, убила и за то под судом была. Вот и вздумали они меня водой лечить. Я, признаюсь, ничем не был болен; ну, пристали ко мне: «Лечись да лечись!» Я, из деликатности, и начал пить воду; думаю: и в самом деле легче сде-лается. Пил-пил, пил-пил, выпил целый водопад, и, знаете, эта гидропатия — полезная вещь и ужасно много пользы мне принесла, так что если б я наконец не за-бо-лел, то уверяю вас, что был бы совершенно здоров… — глава IV

— … Шекспир давным-давно уже отжил свой век и если б воскрес, то, со всем своим умом, не разобрал бы в нашей жизни ни строчки! — глава III

— … дурное то дитя, которое марает своё гнездо! — глава III

— Удивительно, cher ami, сколько у меня сегодня разных идей. А другой раз, может быть, ты и не поверишь тому, как будто их совсем не бы-вает. Так и сижу себе целый день. — Это, дядюшка, вероятно, от сегодняшнего падения. Это потрясло ваши нервы, и вот… — Я и сам, мой друг, этому же приписываю и нахожу этот случай даже по-лез-ным; так что я решился простить моего Фео-фи-ла. Знаешь что? мне кажется, он не покушался на мою жизнь; ты думаешь? Притом же он и без того был недавно наказан, когда ему бороду сбрили. — Бороду сбрили, дядюшка! Но у него борода с немецкое государство? — глава IV

Всякий провинциал живёт как будто под стеклянным колпаком. Нет решительно никакой возможности хоть что-нибудь скрыть от своих почтенных сограждан. <…> Брак с князем казался всякому до того выгодным, до того блистательным <…>. Зину ненавидели почти ещё больше Марьи Александровны, — за что? — неизвестно. Может быть, красота Зины была отчасти тому причиною. Может быть, и то, что Марья Александровна всё-таки была как-то своя всем мордасовцам, своего поля ягода. Исчезниона из города, и — кто знает? — об ней бы, может быть, пожалели. Она оживляла общество беспрерывными историями. Без неё было бы скучно. Напротив того, Зина держала себя так, как будто жила в облаках, а не в городе Мордасове. Была она этим людям как-то не пара, не ровня и, может быть, сама не замечая того, вела себя перед ними невыносимо надменно. И вдруг теперь эта же самая Зина, про которую даже ходили скандалезные истории, эта надменная, эта гордячка Зина становится миллионеркой, княгиней, войдет в знать. Года через два, когда овдовеет, выйдет за какого-нибудь герцога, может быть, даже за генерала; чего доброго — пожалуй, ещё за губернатора (а мордасовский губернатор, как нарочно, вдовец и чрезвычайно нежен к женскому полу). Тогда она будет первая дама в губернии, и, разумеется, одна эта мысль уже была невыносима и никогда никакая весть не возбудила бы такого негодования в Мордасове, как весть о выходе Зины за князя. Мгновенно поднялись яростные крики со всех сторон. Кричали, что это грешно, даже подло; что старик не в своём уме; что старика обманули, надули, облапошили, пользуясь его слабоумием; что старика надо спасти от кровожадных когтей; что это, наконец, разбой и безнравственность; что, наконец, чем же другие хуже Зины? и другие могли бы точно так же выйти за князя. Все эти толки и возгласы Марья Александровна ещё только предполагала, но для неё довольно было и этого. Она твёрдо знала, что все, решительно все готовы будут употребить всё, что возможно и что даже невозможно, чтоб воспрепятствовать её намерениям. — глава VII

… тирания есть привычка, обращающаяся в потребность. — глава X

По улицам, обставленным маленькими, враставшими в землю домишками, ожесточённо лаяли собаки, которые в провинциальных городах разводятся в ужасающем количестве, именно в тех кварталах, где нечего стеречь и нечего украсть. — глава XI

Афанасий Матвеич в ожидании чего-то необыкновенного на всякий случай высморкался. — глава XIII

О повести

	В 60 году <…> Дмитрию так понравился этот рассказ своей игривостью, что он хотел из него составить пьесу для театра. — едва ли не единственное свидетельство о сочувственном интересе современников к повести
	— Д. И. Писарева, письмо Достоевскому 7 апреля 1878

Письма Фёдора Достоевского

	… в большом романе моём есть эпизод, вполне законченный, сам по себе хороший, но вредящий целому. Я хочу отрезать его от романа. Величиной он с «Бедных людей», только комического содержания. Есть характеры свежие.
	— М. М. Достоевскому 18 января 1858

	… моя повесть не кончена. Многие причины помешали. И болезненное состояние, и нерасположение духа, и провинциальное отупение, а главное отвращение от самой повести. Не нравится мне она, и грустно мне, что принужден вновь являться в публику так не хорошо. <…> Хочется оставить по себе хоть одно произведение безукоризненное. Но <…> пиши то, о чём, если б не надобны деньги, и думать бы не захотел.
	— М. М. Достоевскому 13 декабря 1858

15 лет я не перечитывал мою повесть «Дядюшкин сон». Теперь же, перечитав, нахожу её плохою. Я написал её тогда в Сибири, в первый раз после каторги, единственно с целью опять начать литературное поприще, и ужасно опасаясь цензуры (как к бывшему ссыльному). А потому невольно написал вещичку голубиного незлобия и замечательной невинности. Ещё водевильчик из неё бы можно сделать, но для комедии — мало содержания, даже в фигуре князя, — единственной серьёзной фигуре во всей повести. И потому как Вам угодно: хотите поставить на сцену — ставьте; но я умываю руки и переправлять сам ни одной строчки не буду.

— М. П. Фёдорову 19 сентября 1873