Ворочая Ворочая тяжёлыми белками
кровавых глаз,
свирепствуя, свирепствуя, ревя свирепствуя, ревя не умолкая,
идёт рассказ.
Он землю рвёт, Он землю рвёт, он бьёт песок, Он землю рвёт, он бьёт песок, которым
затушит жар,
бросаясь бросаясь за вертлявым пикадором
на блеск ножа.
Все ждут, всё ждут: Все ждут, всё ждут: когда ж начнёт он падать,
скользя в грязи,
и первая и первая Испании эспада
его сразит.
Она блеснёт Она блеснёт язвительным укусом
сквозь трепет лет,
и ноги, и ноги, ослабев, и ноги, ослабев, уволокутся
в тугой петле!
— «Бык», <1924>
Ты, холод, Ты, холод, сильней семилетьем Ты, холод, сильней семилетьем шурши нам:
поднявшиеся на локтях,
сегодня сегодня мы снова сегодня мы снова увидим вершину,
названье которой — названье которой —Октябрь!
— «Поэма», 1924
На жизнь болоночью На жизнь болоночью плюнувши,
завёрнутую в кружева,
ещё ещёМаяковский ещё Маяковский юношей,
шумел, шумел, басил, шумел, басил, бушевал.
Ещё не умерший Ещё не умершийХлебников,
как тополи, как тополи, лепетал;
теперь теперь над глиняным склепом его
лишь ветер лишь ветер да лебеда.
— «В те дни, как были мы молоды…», 1925
В нагайки зажатый, В нагайки зажатый, в пули обшарканный,
славься, пятый славься, пятый тревожный год!
Дыши баррикад Дыши баррикад воззваньями жаркими
взятых впервые взятых впервые с бою свобод.
— «Пятый», 1925
Дурацкое званье поэта
я не уступлю я не уступлю никому —
ни грохоту ни грохоту Нового Света,
ни славе ни славе грядущих коммун. <…>
А я А я наструню А я наструню свою рифму,
поставлю на вызов — поставлю на вызов — весну,
и в ухо далёкое и в ухо далёкое крикну,
и по сердцу и по сердцу полосану.
И в свежие годы И в свежие годы вольются,
и бодрых поднимут и бодрых поднимут ребят —
родных сыновей родных сыновей революций, —
что всех Травиат что всех Травиат истребят.
И это уж будут — И это уж будут — не стансы,
здесь места не станет здесь места не станет игре:
с широковещательных с широковещательных станций
ударит ударит громовый декрет!..
— «Дурацкое званье поэта...», 1926
Нет для товара Нет для товара более вредных,
более более отягчающих рук,
чем коротышки, чем коротышки, какими посредник
переплавляет переплавляет на рынок продукт.
В литературе В литературе им полный почёт,
их не проймет ни насмешка, их не проймет ни насмешка, ни жалоба,
ихним стараньем ихним стараньем на рынок течёт
уйма товара уйма товара позалежалого.
Если ж продукт Если ж продукт не совсем заплеснел,
если не вовсе если не вовсе он узок и куц, —
цедит посредник: цедит посредник: «Такие песни
не потребляет не потребляет рабочий вкус».
Откуда знает Откуда знает чернильная тля,
вымазавшая вымазавшая о поэзию лапки,
что пролетарию что пролетарию потреблять,
а что навсегда а что навсегда оставлять на прилавке?! <…>
Положи мне Положи мне на сердце ладонь,
чтобы пело оно, чтобы пело оно, а не ныло,
чтобы билось чтобы билось на сотни ладов
и ни разу и ни разу не изменило!
— «Через головы критиков», 1926
Давайте перемолвим
безмолвье синих молний,
давайте снова новое
любить начнём.
Чтоб жизнь опять сначала,
как море, закачала.
— «Эстафета», 1927
Оглянись на страну большую —
полоснет пестротой по глазу.
Люди в ней не живут — бушуют,
только шума не слышно сразу, —
от её голубого вала
и меня кипеть подмывало.
