Интервью Юрия Чернякова об Аркадии Стругацком

Материал из Викицитатника

В 1995 году Юрий Черняков дал Алексею Керзину интервью об Аркадии Стругацком[1].

Цитаты[править]

  •  

— … на заре телемостов в период перестройки <…> был телемост, посвящённый проблеме полёта человека на Марс. Это как раз одна из немногих телепередач, в которой принимал участие Аркадий Натанович Стругацкий. <…> Единственный человек, из всех, кто там был, космонавтов, инженеров, представителей НАСА, представителей Чкаловского отряда космонавтов, который говорил о том, что это полный бред, был Аркадий Натанович Стругацкий. Савицкая тогда кричала, что она готова, если она сейчас беременная, она готова выкинуть или лететь в космос и рожать там, на что Аркадий Натанович говорил: на Земле столько дел и так мало денег, что угрохивать ради, в общем, дешевого рекламного трюка… <…> Вот это умение, во-первых, иметь свою точку зрения, во-вторых, отстаивать её, основанное не на собственном самосознании, не на ощущении самоценности, не на понимании себя как высшего эксперта или судьи, а основанное только на знаниях, знаниях очень широких, то, что я, как врач, обычно называю, на умении взвешивать клиническую ценность симптома. Стругацкий на этом телемосту выступил как раз как хороший клиницист — он оценил клиническую ценность всех симптомов — и трюкачество, и технические несовершенности современной научной и технической базы, этическую ценность, необходимость — положил всё это на одну чашку весов, на вторую чашку весов положил все то, что человечество может решить объединёнными усилиями, как оно объединилось, якобы, для полёта на Марс, и понял, что чашка с Марсом улетела далеко вверх.
А. Керзин: И за что потом был лаян…

  •  

… в основном Аркадий Натанович всегда считал, что печатать надо всё. Всё, что пишется. Потому что как найти жемчужное зерно, если ты не имеешь навозной кучи? А надеяться на то, что тебе попадётся сразу груда жемчужин в виде кучи…[2]

  •  

Я, честно говоря, достаточно много читая, слыша Стругацких, принять гипотезу о примате эзопова языка в произведениях Стругацких, что только потому, что советская действительность не давала возможности говорить то, что, дескать, ты думаешь, <…> что только это вызвало к жизни фантастическую литературу Стругацких — я, честно говоря, не могу. У меня по-настоящему глубокое убеждение, что эта оценка привнесена западными исследователями.
<…> начинается оттепель — <…> появляется возможность, во-первых, говорить то, чего раньше говорить было нельзя, а самое главное, позволить себе увидеть то, что раньше видеть было нельзя. А тут тебе сразу дают рецепт для идеологической оценки — фантастическая оболочка. Фактически всё время ведь говорится: Стругацкие меньше фантасты, больше социологи. Вы посмотрите, что пишет Ле Гуин во всех рекламных строчках: «Предтеча Стругацких — это Чехов и Гоголь, как я понимаю». Простите, что Ле Гуин понимает в Чехове и в Гоголе? Да и в Стругацких. И, с моей точки зрения, как раз этот крен в политическую социологию в оценке Стругацких умаляет по-настоящему значение сути фантастики братьев Стругацких. Ведь они же совершенно недаром, чем дальше и дальше в своих произведениях, уходят от технократии сначала к социологическому моделированию, а потом к биологическому моделированию. <…> Фантастика, модели, предвидения, сюжетика, построение, ведь это же, простите, не критика.
Можно говорить так: «Хищные вещи века» — это критика современного нам тогда общества. А куда мы тогда, простите, денем все эти удивительные социогенетические, социопсихологические предвидения, которые есть в этой вещи? <…>
Это что, это критика? Чего? Будущего? Критика тенденций? Простите, это самое последнее дело, это марксизм — критиковать тенденции. И никогда в жизни Стругацкие этим не занимались. Значит, это нормальное социальное предвидение. Это Жюль Верн, но не в электричестве, не в электротехнике, не в астронавтике, а в социологии, в социогенетике, в социопсихологии. И в индивидуальной психологии. С этой точки зрения мы можем это назвать эзоповым языком? Это то, о чём они думали, то, о чём думали вы… Правильно, мы росли вместе с ними. Надо сказать, что сейчас надо, если серьёзно говорить, то надо исследовать поколение, выросшее на Стругацких не по политологам, не по идеологам, а по тем, кто сейчас работает в социологии, психологии и в социогенетике. Там это заложено, вот это понятие «развитие человеческой психологии». И оно заложено именно у Стругацких. Кстати, ни у одного другого современного писателя-фантаста с такой чёткой очерченностью и направленностью этого нет. Ни у современного российского, ни у современного западного.

  •  

Поэтому, согласиться в оценке Стругацких, что это, скажем, Даниэль и Синявский, надевшие фантастическую личину, я не могу ни в коей мере. Это талантливый, большой писатель второй половины XX века, ощущавший своим нервом изменение человека и его психики в социуме XX века, в особенностях этого социума, то есть, социума научно-технической революции, социума глобальной цивилизации.

Примечания[править]

  1. Аркадий и Борис Стругацкие. Собр. соч. в 11 томах. Том 12, дополнительный. — Донецк: Сталкер, 2003. — С. 351-366. — 10000 + 3000 экз.
  2. Однако, в условиях информационного взрыва «навозные кучи» слишком огромны для исчерпывающего поиска. (см. Станислав Лем, гл. IX «Суммы технологии»)