Льюис Кэрролл (де ла Мар)

«Льюис Кэрролл» (англ. Lewis Carroll) — книга Уолтера де ла Мара 1932 года, выпущенная к столетию со дня рождения писателя.

Цитаты

… всё свидетельствует о том, что сказка, стихи в ней и прочее возникли в воображении Кэрролла без предварительного обдумывания <…>. Или, может быть, с возрастом он, подобно другим пожилым писателям, вспоминая о свете, озарившем достижения юности, и павшую на них небесную росу, забыл о терпении, самоотверженности, труде? Ещё удивительнее то, что за «Страной чудес» последовало такое совершенное продолжение, как «Зазеркалье». Это звёзды-близнецы, и литературным астрономам остаётся лишь спорить об относительной яркости их сияния. Обе сказки строятся на определённом композиционном приеме: в одной — это игральные карты, в другой — шахматная партия <…>. Обе к тому же — это допущение, пожалуй, не столь удачно, <…> — оказываются снами; одна девочка, о которой мне рассказали, разразилась при последнем пробуждении слезами. <…> Какова бы ни была композиция этих произведений, они всё равно остались бы по сути самыми оригинальными в мире. Гениальность Кэрролла проявлялась настолько своеобразно, что он сам не сознавал своего дара. Это часто бывает с гениями. <…> И всё же было бы неверно недооценивать интеллектуальную нить, проходящую через обе «Алисы». Сверкающие зёрна фантазии, нанизанные на эту нить, производят тем большее впечатление, что автор скрывает её столь последовательно и искусно. В «Алисах», так же как при создании поэзии, критическое чувство поэта действует непрестанно и напряжённо.

… evidence that the tale, rhymes and all <…> seems for the most part to have floated into Carroll’s mind as spontaneously <…>. Or was it merely that, with advancing age, he himself, like most elderly writers, when recalling the light that shone upon their youthful achievements and the dews that dropped on them from heaven, forgot the care, the patience and the pains? Yet another marvel is that Wonderland should^ have been followed by so consummate a sequel as Through the Looking-Glass. They ale twin stars on whose relative radiance alone literary astronomers may be left to disagree. Both stories have a structural framework—in the one playing-cards, in the other a game of chess <…>. Both, too—and this is a more questionable contrivance <…>—turn out to be dreams; and one little girl I know of burst out crying when the final awakening came. <…> Quite apart from any such design, at any rate, they would still remain in essence perhaps the most original books in the world. Indeed the genius in Carroll seems to have worked more subtly than the mind which it was possessed by realized. It is a habit genius has. <…> The intellectual thread, none the less, which runs through the Alices is the reverse of being negligible. It is on this that their translucent beads of phantasy are strung, and it is the more effective for being so consistent and artfully concealed. As in the actual writing of poetry the critical faculties of the poet are in a supreme and constant activity, so with the Alices.

Сама Алиса <…> с её спокойным, но выразительным лицом, учтивая, приветливая — за исключением тех случаев, когда она должна постоять за себя, — легко примиряющаяся, склонная к слезам, но и умеющая их проглотить; с её достоинством, прямотой, чувством долга, мужеством (даже в самых немыслимых ситуациях) и стойкостью; с её уменьем переводить разговор — <…> Алиса делает честь не только своему создателю, но и викторианскому детству! <…> Её можно было бы принять за миниатюрное воплощение всех викторианских добродетелей, <…> если бы не полное отсутствие в ней легкомыслия и не её здравый смысл, <…> который никогда не унижается до умничанья. Какими бы резкими и обидчивыми, какими бы придирчивыми, странными и раздражительными ни были её «спутники» по Стране чудес и Зазеркалью, которых ей почти никогда не удаётся переспорить, зрелость ума и чувства, мешающие её словам превратиться в простой детский лепет, а их замечаниям — в унылые наставления взрослых, и не дают опасной ситуации потерять бессмысленность. Алиса плывёт по Стране чудес и Зазеркалью спокойно, словно луна по разделённому на клеточки небу. И, если не считать нескольких, достойных Кэрролла, авторских ремарок, всё происходящее видится одними лишь её ясными глазами — идеал, выдвинутый самим Генри Джеймсом…

Alice herself <…> with her serene mobile face, courteous, amiable, except when she must speak up for herself, easily reconciled, inclined to tears, but tears how swiftly dashed away; with her dignity, her matter-of-factness, her conscientiousness, her courage (even in the most outlandish of circumstances) never to submit or yield; and with one of the most useful of all social resources, the art of changing a conversation—<…> she is not only to her author but to Victorian childhood! <…> She might indeed have been a miniature model of all the Victorian virtues <…> if it were not for her freedom from silliness and her saving good sense <…> that never bespangles itself by— becoming merely clever. However tart and touchy, however queer and querulous and quarrelsome her ‘retinue’ in Wonderland and in Looking-Glass Land may be, and she all but always gets the worst of every argument, it is this sagacity of mind and heart that keeps her talk from being merely ‘childish’ and theirs from, seeming grown-uppish, and, in one word, prevents the hazardous situation from falling into the non-nonsensical. She wends serenely on like a quiet moon in a chequered sky. Apart, too, from an occasional Carrollian comment, the sole medium of the stories is her pellucid consciousness: an ideal preached by Henry James himself…

Кэрролловский нонсенс сам по себе, возможно, и принадлежит к тем произведениям, которые, по словам Драйдена, «понять нельзя», но ведь понимать-то их и нет нужды. Он самоочевиден; и, более того, может полностью исчезнуть, если мы попытаемся это сделать. С обычным, скромным нонсенсом дело обстоит совсем иначе. Чем дольше мы о нём думаем, тем глуше звук бочки, тем сумрачнее становится вокруг. «Алисы» озаряют солнечным светом всё наше существо <…>. Кэрролловская Страна чудес — это (крошечный и необычайный) космос интеллекта, напоминающий эйнштейновский тем, что это конечная бесконечность, допускающая бесчисленные исследования, которые, однако, никогда не будут завершены.

Carroll’s Nonsense in itself, in Dryden’s words, may be such that it ‘never can be understood’, there is no need to understand it. It is self-evident: and indeed may vanish away if we try to do so. Precisely the converse is true of the sober-sided order of nonsense. The longer we ponder on that the more hollowly the tub resounds, the drabber grows the day. The Alices lighten our beings like sunshine <…>. Carroll’s Wonderland indeed is a (queer little) universe of the mind resembling Einstein’s in that it is a finite infinity endlessly esplorable though never to be explored.

В «Алисах» и вправду есть вневременность, внепространственность, — есть атмосфера, по-своему напоминающая не только «Песни невинности» и «Размышления» Траэрна, но и средневековые описания рая и многие из подобных самоцветам картин итальянцев XV века. Этим она обязана своей прозрачной прозе, такой же естественной и простой, как лепестки вечернего первоцвета, раскрывающегося в прохладе сумерек, прозе, что могла быть создана лишь писателем, который, как Джон Рёскин, с юных лет внимательно вглядывался в каждое употребляемое им слово.

The Alices indeed have the timelessness, the placelessness, and an atmosphere resembling in their own odd fashion not only those of the Songs of Innocence and Traherne’s Meditations, but of the medieval descriptions of paradise and many of the gem-like Italian pictures of the fifteenth century. This atmosphere is conveyed, as it could alone be conveyed, in a prose of limpid simplicity, as frictionless as the unfolding of the petals of an evening primrose in the cool of twilight; a prose, too, that could be the work only of a writer who like John Ruskin had from his earliest years examined every word he used with a scrupulous attention.

	Современные толкователи снов создали целую науку, однако тем, кто любит «Алис», она не нужна. <…> хоть в этих сказках и скрыты сокровища, обнаружить и оценить которые полностью можно, лишь опираясь на опыт многих лет, ребёнок, который ещё живёт в нас, вкушает сладчайший нектар «Алис», погружаясь воображением в её чистейшие воды.
	Our modern oneiromantics have their science, but the lover of the Alices is in no need of it. <…> even though there are other delights in them which only many years’ experience of life can fully reveal, it is the child that is left in us who tastes the sweetest honey and laves its imagination in the clearest waters to be found in the Alices.