Малышка Рок

«Малышка Рок^[1]» (Маленькая Рок^[2], фр. La Petite Roque) — авторский сборник Ги де Мопассана 1886 года из 9 рассказов (заглавный опубликован в конце 1885).

Цитаты

	… я всегда представлял себе [её] мысли в виде квадратов. <…> Есть люди, чьи мысли всегда кажутся мне круглыми и катящимися, как обручи. Как только заговорит такой человек — пошло-поехало, покатилось десять, двадцать, пятьдесят круглых мыслей, больших и маленьких, и я так и вижу, как они бегут одна за другой до самого горизонта. — перевод: Е. Любимова, 1977
	… je toujours imaginé que [s]es idées sont carrées. <…> Il y a d’autres personnes dont les idées me semblent toujours rondes et roulantes comme des cerceaux. Dès qu’elles ont commencé une phrase sur quelque chose, ça roule, ça va, ça sort par dix, vingt, cinquante idées rondes, des grandes et des petites que je vois courir l’une derrière l’autre, jusqu’au bout de l’horizon.
	— «Мадемуазель Перль» (Mademoiselle Perle)

	… отлив уже начался <…>. Я быстро шагал по жёлтой равнине, упругой, как живое тело, и словно потевшей у меня под ногами. Только что море было тут. Теперь я с трудом различал грань отделяющую пески от океана, — она отходила всё дальше, почти теряясь из виду. У меня было впечатление, что я присутствую при гигантской феерии. Совсем недавно передо мной простиралась Атлантика, и вот она внезапно ушла с отмели, как декорация в люк. Я шёл по пустыне, и только ощущение солёной влаги на губах, напоминало мне о близости океана. <…> Судно как бы вырастало из земли, принимая на фоне жёлтой бескрайной равнины чудовищные размеры. <…> Изуродованное, разбитое, оно лежало на боку <…>. Песок уже заполз в него, набился во все щели: он цепко держал свою жертву, обладал ею и не собирался с ней расставаться Судно как бы пустило в него корни: нос глубоко зарылся в коварный податливый грунт, а задравшаяся корма бросала в небо вопль отчаяния — два белых слова на чёрном борту: «Мари-Жозеф».^[1]
	… comme la mer baissait rapidement <…>. J’allais vite sur cette plaine jaune, élastique comme de la chair, et qui semblait suer sous mon pied. La mer, tout à l’heure, était là ; maintenant, je l’apercevais au loin, se sauvant à perte de vue, et je ne distinguais plus la ligne qui séparait le sable de l’Océan. Je croyais assister à une féerie gigantesque et surnaturelle. L’Atlantique était devant moi tout à l’heure, puis il avait disparu dans la grève, comme font les décors dans les trappes, et je marchais à présent au milieu d’un désert. Seuls, la sensation, le souffle de l’eau salée demeuraient en moi. <…> Elle semblait sortir du sol et prenait, sur cette immense étendue plate et jaune, des proportions surprenantes. <…> Elle gisait sur le flanc, crevée, brisée, montrant <…>. Le sable déjà l’avait envahie, entré par toutes les fentes, et il la tenait, la possédait, ne la lâcherait plus. Elle paraissait avoir pris racine en lui. L’avant était entré profondément dans cette plage douce et perfide, tandis que l’arrière, relevé, semblait jeter vers le ciel, comme un cri d’appel désespéré, ces deux mots blancs sur le bordage noir : Marie-Joseph.
	— «На разбитом корабле» (L'Épave)

	Как быстро пролетают они, эти монотонные годы парижской жизни, не оставляя в памяти никаких ярких воспоминаний^[1], эти долгие и быстротечные, банальные и весёлые годы, когда пьёшь, ешь, смеёшься, сам не зная почему, когда тянешься губами ко всему, что можно отведать или поцеловать, — и ничего, в сущности, не желаешь!^[2]
	Comme elles vont vite les années monotones de Paris où n’entre dans l’esprit aucun de ces souvenirs qui font date, ces années longues et pressées, banales et gaies, où l’on boit, mange et rit sans savoir pourquoi, les lèvres tendues vers tout ce qui se goûte et tout ce qui s’embrasse, sans avoir envie de rien.
	— «Отшельник» (L'Ermite)

	В представлении крестьянина все усилия религии сводились к тому, чтобы наполнять небесные сундуки, заставлять прихожан раскошеливаться, выкачивать деньги из их карманов. Это было нечто вроде огромного торгового дома, где кюре являлись приказчиками, хитрыми, пронырливыми, оборотистыми, и обделывали дела господа бога за счёт деревенских жителей. — «Отец Амабль»^[2]
	Dans l’esprit du paysan tout l’effort de la religion consistait à desserrer les bourses, à vider les poches des hommes pour emplir le coffre du ciel. C’était une sorte d’immense maison de commerce dont les curés étaient les commis, commis sournois, rusés, dégourdis comme personne, qui faisaient les affaires du bon Dieu au détriment des campagnards.
	— «Папаша Амабль»^[1] (Le Père Amable)

	[Свадебный] обед состоялся в трактире <…>. Его усадили посредине, напротив снохи; и не успел он сесть за стол, как тотчас же принялся за еду. Раз сын платит, надо урвать своё. С каждой ложкой супа, попавшей в его желудок, с каждым куском хлеба или мяса, растёртым его беззубыми деснами, с каждым стаканом сидра или вина, влитым в горло, он, казалось, отвоёвывал частицу своего добра, возвращал часть денег, проедаемых этими обжорами, спасал крохи своего имущества. Он ел молча, с алчностью скупца…^[2]
	Le repas eut lieu à l’auberge <…>. On le casa au milieu de la table, en face de sa bru, et dès qu’il fut assis, il se mit à manger. C’était son fils qui payait, après tout, il fallait prendre sa part. A chaque cuillerée de soupe qui lui tombait dans l’estomac, à chaque bouchée de pain ou de viande écrasée sur ses gencives, à chaque verre de cidre et de vin qui lui coulait par le gosier, il croyait regagner quelque chose de son bien, reprendre un peu de son argent que tous ces goinfres dévoraient, sauver une parcelle de son avoir, enfin. Et il mangeait en silence avec une obstination d’avare…
	— там же

Малышка Рок

	Правосудие представлялось ему чем-то вроде генерала, который всё замечает и придает оторванной пуговице не меньшее значение, чем удару ножом в живот.^[2]
	Il se figurait la justice comme une espèce de général à qui rien n’échappe et qui attache autant d’importance à un bouton perdu qu’à un coup de couteau dans le ventre.

	Он схватил за шиворот супрефекта, когда тот остановился у них в деревне, совершая служебную поездку, а мэр принял её за предвыборное турне: блюдя семейные традиции, [он] состоял в оппозиции к правительству.^[1]
	Il pas même pris au collet le sous-préfet qui s’arrêtait dans le village au cours d’une tournée administrative qualifiée par [il] de tournée électorale ; car il faisait de l’opposition au gouvernement par tradition de famille.

Крупная муха с синеватым брюшком, ползшая по бедру, задержалась у кровяных пятен, двинулась дальше вверх, вприпрыжку взбежала по боку, взобралась на одну грудь, спустилась и обследовала другую: нельзя ли поживиться на трупе чем-нибудь съедобным?^[1]

Une grosse mouche à ventre bleu qui se promenait le long d’une cuisse, s’arrêta sur les taches de sang, repartit, remontant toujours, parcourant le flanc de sa marche vive et saccadée, grimpa sur un sein, puis redescendit pour explorer l’autre, cherchant quelque chose à boire sur cette morte.

	Пютуэн уселся верхом на стул, — он даже в комнате не мог отрешиться от своей мании верховой езды.^[2]
	Putoin s’était assis à cheval sur une chaise, continuant, même dans les appartements, sa manie d’équitation.

Примечания

↑ ¹ ² ³ ⁴ ⁵ ⁶ Перевод Ю. Б. Корнеева // Ги де Мопассан. Собрание сочинений в семи томах. Т. 6. — М.: Правда, 1977.
↑ ¹ ² ³ ⁴ ⁵ ⁶ Перевод Е. В. Александровой // Ги де Мопассан. Полное собрание сочинений в 12 томах. Т. 6. — М.: Правда, 1958. — С. 159-282.

[к-1] ¹ ² ³ ⁴ ⁵ ⁶ Перевод Ю. Б. Корнеева // Ги де Мопассан. Собрание сочинений в семи томах. Т. 6. — М.: Правда, 1977.

[а-2] ¹ ² ³ ⁴ ⁵ ⁶ Перевод Е. В. Александровой // Ги де Мопассан. Полное собрание сочинений в 12 томах. Т. 6. — М.: Правда, 1958. — С. 159-282.

[1]

[2]