Мать Тьма
«Мать Тьма» (англ. Mother Night) — роман Курта Воннегута, впервые изданный в начале 1962 года. Прототипами главного героя, очевидно, являются Фред У. Кальтенбах и Уильям Джойс.
Цитаты
[править]Я имел некоторый опыт как драматург, и доктор Геббельс хотел, чтобы я это использовал. Доктор Геббельс хотел, чтобы я написал сценарий помпезного представления в честь немецких солдат, до конца продемонстрировавших полную меру своей преданности, то есть погибших при подавлении восстания евреев в Варшавском гетто. Доктор Геббельс мечтал после войны ежегодно показывать это представление в Варшаве и навеки сохранить руины гетто как декорации для этого спектакля. | |
I had a certain amount of skill as a dramatist, and Dr. Goebbels wanted me to use it. Dr. Goebbels wanted me to write a pageant honoring the German soldiers who had given their last full measure of devotion, who had died, that is, in putting down the uprising of the Jews in the Warsaw Ghetto. |
Он не назвал главной причины, по которой можно было ожидать, что я пойду по этому пути и стану шпионом. Главная причина в том, что я бездарный актёр. А как шпион такого сорта, о котором шла речь, я имел бы великолепную возможность играть главные роли. Я должен был, блестяще играя нациста, одурачить всю Германию, и не только её. | |
He didn't mention the best reason for expecting me to go on and be a spy. The best reason was that I was a ham. As a spy of the sort he described, I would have an opportunity for some pretty grand acting. I would fool everyone with my brilliant interpretation of a Nazi, inside and out. |
Das Reich der Zwei, государство двоих — Хельгино и моё, — его территория, территория, которую мы так ревниво оберегали, не намного выходило за пределы наше необъятной двухспальной кровати. | |
Das Reich der Zwei, the nation of two my Helga and I had its territory, the territory we defended so jealously, didn't go much beyond the bounds of our great double bed. |
… рекламный предмет фунтов восемь весом, замаскированный под школьный учебник. Он предназначался для тренировки школьников в перерывах между занятиями. В рекламе говорилось, что физическая подготовка американских детей ниже, чем у детей почти всех стран мира. — глава 12 | |
… and an ad for an eight-pound weight disguised to look like a schoolbook. Object of the weight was to give schoolchildren something to exercise with, in between classes. The ad pointed out that the physical fitness of American children was below that of the children of almost every land on earth. |
Крапптауэру было шестьдесят три года, одиннадцать лет он провел в тюрьме Атланта и там едва не отдал концы. Тем не менее он все ещё выглядел вызывающе, по-мальчишески молодо, словно регулярно ходил к косметологу морга. — глава 14 | |
Krapptauer was sixty-three, had done eleven years in Atlanta, was about to drop dead. But he still looked garishly boyish, as though he went to a mortuary cosmetologist regularly. |
— Цветные будут иметь свою собственную водородную бомбу. Они уже работают над ней. Японцы скоро сбросят её. Остальные цветные народы окажут им честь сбросить её первыми. | |
"The colored people gonna have hydrogen bombs all their own," he said. "They working on it right now. Pretty soon gonna be Japan's turn to drop one. The rest of the colored folks gonna give them the honor of dropping the first one." |
Это была рукопись. Я никогда не собирался её публиковать. Я считал, что её может напечатать разве только издатель порнографии. | |
It was a manuscript I had never intended that it be published. I regarded it as unpublishable except by pornographers.It was called Memoirs of a Monogamous Casanova. In it I told of my conquests of all the hundreds of women my wife, my Helga, had been. It was clinical, obsessed, some say, insane. It was a diary, recording day by day for the first two years of the war, our erotic life, to the exclusion of all else. There is not one word in it to indicate even the century or the continent of its origin.There is a man of many moods, a woman of many moods. In some of the early entries, settings are referred to sketchily. But from there on, there are no settings at all. |
— Прежде это был День перемирия. Теперь День ветеранов. | |
"Used to be Armistice Day. Now it's Veterans' Day." |
— … у них теперь есть своя страна. Я имею в виду, что у них есть еврейские военные корабли, еврейские самолеты, еврейские танки. У них есть всё еврейское, чтобы захватить вас, кроме еврейской водородной бомбы. — глава 27; sic! | |
"… they got a country now. I mean, they got Jewish battleships, they got Jewish airplanes, they got Jewish tanks. They got Jewish everything out after you but a Jewish hydrogen bomb." |
Мишень была карикатурой на курящего сигару еврея. Еврей стоял на разломанных крестах и маленьких обнажённых женщинах. В одной руке он держал мешок с деньгами, на котором была наклейка «Международное банкирство». В другой руке был русский флаг. Из карманов его костюма торчали маленькие, размером с обнаженных женщин под его ногами, отцы, матери и дети, которые молили о пощаде. <…> | |
The target was a caricature of a cigar-smoking Jew. The Jew was standing on broken crosses and little naked women. In one hand the Jew held a bag of money labeled International Banking. In the other hand he held a Russian flag. From the pockets of his suit, little fathers, mothers, and children in scale with the naked women under his feet, cried out for mercy. <…> |
— Вот так я сейчас себя чувствую — как разделанная свинья, каждой части которой специалисты нашли применение. О господи, они нашли применение даже моему визгу! Та моя часть, которая хотела сказать правду, обернулась отъявленным лжецом. Страстно влюбленный во мне обернулся любителем порнографии. Художник во мне обернулся редкостным безобразием. Даже самые святые мои воспоминания они превратили в кошачьи консервы, клей и ливерную колбасу, — сказал я. — глава 36 | |
"That's how I feel right now—" I said, "Take a pig that's been taken apart, who's had experts find a use for every part. By God-I think they even found a use for my squeal! The part of me that wanted to tell the truth got turned into an expert liar! The lover in me got turned into a pornographer. The artist in me got turned into ugliness such as the world has rarely seen before." |
— Истинная оригинальность — вот тяжкое преступление, просто влекущее за собой необычно жестокое наказание, вплоть до coup de grâce. — глава 36 | |
"Real originality is a capital crime, often calling for cruel and unusual punishment in advance of the coup de grâce." |
— Всё, что у меня было, это любовь к одному человеку, а этот человек меня не любит. Жизнь его так поизносила, что он не может больше любить. От него ничего не осталось, кроме любопытства и пары глаз. — глава 39 | |
"All I have is love for one man, but that man does not love me. He is so used up that he can't love any more. There is nothing left of him but curiosity and a pair of eyes." |
Я приучил себя к тому, что ожидать справедливых наград и наказаний так же бесполезно, как искать бриллиантовые тиары в сточной канаве. — глава 40 | |
I had taught myself that a human being might as well took for diamond tiaras in the gutter as for rewards and punishments that were fair. |
Всю дорогу я курил сигареты и стал воображать себя светлячком. | |
I smoked cigarettes all the way, began to think of myself as a lightning bug. |
Предисловие
[править]Это единственная из моих книг, мораль которой я знаю. Не думаю, что эта мораль какая-то удивительная, просто случилось так, что я её знаю: мы как раз то, чем хотим казаться, и потому должны серьёзно относиться к тому, чем хотим казаться. — начало романа | |
This is the only story of mine whose moral I know. I don't think it's a marvellous moral, I simply happen to know what it is: We are what we pretend to be, so we must be careful about what we pretend to be. |
Я помню, как смеялись над моей тётушкой, которая вышла замуж за немецкого немца и которой пришлось запросить из Индианополиса подтверждение, что в ней нет еврейской крови. Мэр Индианополиса, знавший её по средней школе и школе танцев, с удовольствием так разукрасил документы, затребованные немцами, лентами и печатями, что они напоминали мирный договор восемнадцатого века. | |
I remember some laughs about my aunt, too, who married a German German, and who had to write to Indianapolis for proofs that she had no Jewish blood. The Indianapolis mayor knew her from high school and dancing school, so he had fun putting ribbons and official seals all over the documents the Germans required, which made them look like eighteenth-century peace treaties. |
В ночь на 13 февраля 1945 года, примерно двадцать один год тому назад, на Дрезден посыпались фугасные бомбы с английских и американских самолётов. Их сбрасывали не на какие-то определённые цели. Расчёт состоял в том, что они создадут много очагов пожара и загонят пожарных под землю. | |
High explosives were dropped on Dresden by American and British planes on the night of February 13, 1945, just about twenty-one years ago, as I now write. There were no particular targets for the bombs. The hope was that they would create a lot of kindling and drive firemen underground. |
Если б я родился в Германии, я думаю, я был бы нацистом, гонялся бы за евреями, цыганами и поляками, теряя сапоги в сугробах и согреваясь своим тайно добродетельным нутром. Такие дела. | |
If I'd been born in Germany, I suppose I would have been a Nazi, bopping Jews and gypsies and Poles around, leaving boots sticking out of snowbanks, wanning myself with my secretly virtuous insides. |
Глава 1
[править]Я окружён здесь древней историей. Хотя тюрьма, в которой я гнию, и новая, говорят, что некоторые камни в её стенах вырублены ещё во времена царя Соломона. | |
I am surrounded by ancient history. Though the cell in which I rot is new, some of the stones in it, I'm told, were cut in the time of King Solomon. |
Глава 2
[править]Sonderkommando означает — особая команда. В Аушвице это значило сверхособая команда — её составляли из заключенных, обязанностью которых было загонять осужденных в газовые камеры, а затем вытаскивать оттуда их тела. Когда работа была окончена, уничтожались члены самой Sonderkommando. Их преемники начинали с удаления останков своих предшественников. | |
Sonderkommando means special detail at Auschwitz, it meant a very special detail indeed one composed of prisoners whose duties were to shepherd condemned persons into gas chambers, and then to lug their bodies out When the job was done, the members of the Sonderkommando were themselves killed. The first duty of their successors was to dispose of their remains. |
Глава 4
[править]Однажды он спас себе жизнь во время второй мировой войны, притворившись мертвым так здорово, что немецкий солдат вырвал у него три зуба, не заподозрив даже, что это не труп. | |
He once saved his own life in the Second World War by playing so dead that a German soldier pulled out three of his teeth without suspecting that Mengel was not a corpse. |
— Когда Хёсса вешали, — рассказывал он, — я связал ему ноги ремнями и накрепко стянул. | |
"When Hoess was hanged," he told me, "the strap around his ankles, I put that on and made it tight" |
Глава 29
[править]Развёрнутая Израилем кампания претендовала и на воспитательное значение — показать, что пропагандист такого калибра, как я, — такой же убийца, как Гейдрих, Эйхман, Гиммлер или любой из подобных мерзавцев. <…> | |
The Republic's demands were framed so as to be educational, too-teaching that a propagandist of my sort was as much a murderer as Heydrich, Eichmann, Himmler, or any of the gruesome rest. <…> |
Сомневаюсь, что на свете когда-либо существовало общество, в котором не было бы сильных молодых людей, жаждущих экспериментировать с убийством, если это не влечёт за собой жестокого наказания. | |
I doubt if there has ever been a society that has been without strong and young people eager to experiment with homicide, provided no very awful penalties are attached to it. |
Я, чтобы помочь суду, который будет судить Эйхмана, хочу высказать мнение, что он не способен отличить добро от зла и что не только добро и зло, но и правду и ложь, надежду и отчаяние, красоту и уродство, доброту и жестокость, комедию и трагедию его сознание воспринимает не различая, как одинаковые звуки рожка. <…> | |
As a friend of the court that will try Eichmann, I offer my opinion that Eichmann cannot distinguish between right and wrong-that not only right and wrong, but truth and falsehood, hope and despair, beauty and ugliness, kindness and cruelty, comedy and tragedy, are all processed by Eichmann's mind indiscriminately, like birdshot through a bugle. <…> |
Эйхман пошутил. | |
Eichmann made a joke. "Listen—" he said, "about those six million—" |
Глава 32
[править]У полковника Фрэнка Виртанена был вид нахального розовощёкого младенца, какой тогда часто придавали пожилым мужчинам победа и американская походная форма. | |
Colonel Frank Wirtanen had the impudent pink-baby look that victory and an American combat uniform seemed to produce in so many older men. |
— Деньги? И как оценивается моя служба в деньгах? | |
"Cash?" I said. "How was the cash value of my services arrived at?" |
Глава 38
[править]… тоталитарное мышления, мышления, которое можно уподобить системе шестерёнок с беспорядочно отпиленными зубьями. Такая кривозубая мыслящая машина, приводимая в движение стандартными или нестандартными внутренними побуждениями, вращается толчками, с диким бессмысленным скрежетом, как какие-то адские часы с кукушкой. <…> | |
… the totalitarian mind, a mind which might be likened unto a system of gears whose teeth have been filed off at random. Such a snaggle-toothed thought machine, driven by a standard or even a substandard libido, whirls with the jerky, noisy, gaudy pointlessness of a cuckoo clock in Hell. <…> |
Перевод
[править]Л. Дубинская, Д. Кеслер, 1991 (с незначительными уточнениями)