Неутраченное время

«Неутраченное время» (польск. Czas nieutracony) — трилогия романов Станислава Лема, опубликованная в 1955 году, и рассказ «Сестра Барбара» (Siostra Barbara, 1953). Первый, «Больница Преображения» (1948), — реалистический, второй («Среди мёртвых») и третий («Возвращение») — соцреалистические. После двух переизданий (в 1957 и 1965 гг.) автор настоял, чтобы в дальнейшем полностью издавался и переводился только первый роман.

Цитаты

• см. Операция «Рейнгард» — фрагмент романа «Среди мёртвых» (Wsrod umarlych)

... он сам страшно потел во время процедуры, так ещё и колкостями, топотом, бросанием инструментов и бранью он весь персонал доводил до седьмого пота. <…> в операционной он бурлил, кипел, ферментировал <…>. И вообще Чу́ма напоминал Стефану размашистую театральную декорацию, какой-нибудь исполинский лес с замком, который не следует разглядывать вблизи. — «Дежурство доктора Тшинецкого» (Dyzur doktora Trzynieckiego, сб. «Сороковые годы. Диктанты», 2005); перевод: В. И. Борисов, 2012

— «Возвращение» (Powrót)

	Стефан читал статью Носилевской «Изменение ритма альфа у шизофреников при ремиссии после одной и двух серий инсулинотерапии» как самую прекрасную любовную лирику.
	— там же

	... она читала [его статью] «Химико-динамические показатели предракового периода мышей, питающихся 3:4, 5:6 дибензантраценом» как самую прекрасную любовную лирику. — рассказ должен был войти в окончание «Возвращения», однако оно было переработано; перевод: В. И. Язневич, 2012
	— «Сестра Барбара» (Siostra Barbara), 1953

О трилогии

	Это был период, когда я каждые несколько недель ночным поездом, в самом дешёвом сидячем классе, ездил в Варшаву на бесконечные конференции в издательстве «Ksiaka i Wiedza», где пережёвывали мою «Больницу Преображения». Пани Вильчкова постоянно <…> объясняла мне, что роман реакционен и ущербен в идеологическом отношении, поэтому мне нужно выстроить «противовес для композиционного равновесия». И таким образом из меня выдавливали продолжение. <…> Часть этого воспитания происходила с помощью корреспонденции. Мне объясняли, что здесь нужно немного переработать, там добавить, там сократить и т.д. Мне постоянно подавали надежду, так что я всю дорогу переписывал этот роман и что-то изменял. <…> Но это тоже не помогло! Ничего не помогало. Вы знаете, это такая тактика салями, которая заключается в том, чтобы принудить к уступкам с помощью маленьких шажков. Если автор написал второй том, то напишет и третий. Если испортил немного, то можно довести его до того, что испортит всё. Конечно, толку от всего этого не было, потому что книга вышла только благодаря Октябрю. Я даже получил какую-то награду за ту гадость, которая возникла в результате продолжения со вторым и третьим томами. <…> Вот подумайте, с 1950 по 1954 год я всё это перерабатывал, переделывал и всё это было плохо. Впрочем, подобным образом поступали и с моими коллегами по перу; может быть, не всегда точно таким же способом, но это была общая судьба. Эта книга путешествовала от стола к столу, у неё менялись редакторы, которые часами терзали мою душу. Я не хочу называть фамилии этих специалистов от идеологического «строгания», потому что они сами, наверное, удивляются, как это было возможно. Я писал бесчисленные варианты — один кошмар. Когда спустя годы я нашел эти груды перечёрканных машинописных листов, все их выбросил и сжёг. Не хочу говорить, что это напоминало протоколы допросов, так как в этих бумагах нельзя было прочитать, что говорил, например, Вирский или Куропеска, но все «мелодии» были похожи. <…> Однако, глядя на всё это с расстояния, я думаю, может быть, и хорошо, что так произошло, ведь если бы мне было легче, я был бы совершенно высосан.
	1-е предложение: Jeździłem co kilka tygodni do Warszawy, najtańszą klasą siedzącą, bo byłem wtedy ubogi, nocnym pociągiem na nie kończące się konferencje do "Książki i Wiedzy", gdzie maglowano mój Szpital Przemienienia. б.ч. 2-го абзаца: Tłumaczono mi, że tu trzeba przerobić, tam dodać, tam ująć itd. Wciąż stwarzano mi nadzieję, tak że ciągle ją na nawo pisałem, wciąż zmieniałem. Muszę powiedzieć, że choć mam tę ciężką właściwość pisania wielowariantowego, jednak nikt mnie nie doprowadził do takiego stanu, jak ci różni panowie i panie w tym czasie. Sądząc, iż książkę uda się uratować, pisałem ją w nieskończoność, aż wyduszono ze mnie coś, czego wcale napisać nie miałem zamiaru. Oczywiście to wszystko nic nie dało, bo książka ukazała się dopiero dzięki Październikowi.
	— «Беседы со Станиславом Лемом» (гл. «Время, утраченное не совсем», 1981)

	… некоторые философские темы из «Больницы Преображения» развиты в последующих томах; можно сказать, что проблематика серьёзно выходит за пределы идеологического камуфляжа, и её чтение требует только некоторого усилия, необходимого, чтобы процедить реальные дилеммы через пропагандистские лозунги. Одним словом, «Неутраченное время» напоминает кусок пирога, политый сверху кетчупом: его можно есть при условии осуществления предварительных процедур очистки, идентификации и отсева принудительных вставок в духе соцреализма.
	… niektóre wątki filozoficzne ze Szpitala Przemienienia zyskują dopełnienie w kolejnych tomach; można rzec, iż problematyka serio wyziera spoza ideologicznego kamuflażu, a jej odczytanie wymaga tylko pewnego wysiłku, potrzebnego, by odcedzić rzeczywiste dylematy od propagandowych sloganów. Jednym słowem, Czas nieutracony przypomina kawałek tortu polany z wierzchu ketchupem: da się go jeść pod warunkiem dokonania wstępnych zabiegów oczyszczających, identyfikujących i odsiewających obowiązkowe koncesje na rzecz socrealizmu.
	— Ежи Яжембский, «Скальпель и мозг», 1995