Спорить умеют многие, мало кто умеет просто беседовать.
Мы добираемся до вершин чаще всего по обломкам заветных замыслов, обнаруживая, что успех нам принесли именно наши неудачи.
Человек — это рухнувшее божество. Когда люди вернутся к невинности, жизнь станет дольше и будет переходить в бессмертие так же незаметно, как мы пробуждаемся ото сна. <…> Детство — это вечный Мессия, сходящий в объятия падших людей и умоляющий их вернуться в рай.
Человек — это карликовая копия его самого. Некогда он был насквозь проникнут Духом и растворялся в нём. Он заполнял природу обильно исходившими от него токами. Из него поднимались солнце и луна, солнце — из мужчины, луна — из женщины. Законы его души, периоды тех или иных его действий находили внешнее выражение в смене дня и ночи, в чередовании времён года и смене лет. Но когда он изготовил для себя эту массивную раковину, воды отхлынули от него; он больше не заполняет влагой вен и прожилок; он сжался так, что стал похож на каплю. Он знает, что его строение всё ещё пригодно для него, но пригодно как одежда с большим запасом на вырост. Скорее, надо бы сказать, что некогда оно соответствовало ему, теперь же гармонирует с ним как нечто находящееся далеко и высоко от него. Он опасливо преклоняется перед собственной работой. Теперь мужчина уже следует за солнцем, а женщина за луной.[2]
A man is a god in ruins. When men are innocent, life shall be longer, and shall pass into the immortal, as gently as we awake from dreams. <…> Infancy is the perpetual Messiah, which comes into the arms of fallen men, and pleads with them to return to paradise.
Man is the dwarf of himself. Once he was permeated and dissolved by spirit. He filled nature with, his overflowing currents. Out from him sprang the sun and moon; from man, the sun; from woman, the moon. The laws of his mind, the periods of his actions externized themselves into day and night, into the year and the seasons. But, having made for himself this huge shell, his waters retired; he no longer fills the veins and veinlets; he is shrunk to a drop. He sees, that the structure still fits him, but fits him colossally. Say, rather, once it fitted him, now it corresponds to him from far and on high. He adores timidly his own work. Now is man the follower of the sun, and woman the follower of the moon.
Статья в Википедии
Медиафайлы на Викискладе
