Проснись и пой!

Проснись и пой! — комедия Миклоша Дярфаша, по которой был поставлен спектакль Московского театра Сатиры (впервые в 1970 году Марком Захаровым и Александром Ширвиндтом).

Цитаты

— А родители твои знают, что ты поехала ко мне? — Нет! — А если б знали, всыпали б тебе? — Как пить дать. — Тогда оставайся.

Некоторые родители стараются сделать своих ребят такими же старыми как они сами, вместо того, чтобы попытаться стать такими же молодыми, как их дети.

— Меня зовут Дьюла. — А я уже слышала о тебе. Техник по телевизорам. — А больше ты обо мне ничего не слышала? — Нет. — Не слышала, что я аморальный тип? — Нет. — Значит обо мне мало говорили.

— Как тебя зовут? — А у меня очень странное имя. — Ты говори, а я переживу как-нибудь.

— Что ты читаешь? — Путеводитель по Будапешту. Что бы ты порекомендовал посмотреть в Будапеште? — Меня.

— А вы что, всегда так поздно приходите домой? — Нет, сегодня я пришел еще рано.

— Главное для человека — не постареть до самой смерти! Я вот, например, всегда буду молодой!

— А кто просил передать для меня песню, не помнишь? — Сказали, что один из ваших старых поклонников. — Это мне еще ничего не говорит. А что, именно, просили передать, не помнишь? — Помню. «Аве Мария» Шуберта. — Тогда это Адам. Директор института естествознания.

— Тетя Тони, если не секрет, сколько песен могло быть для вас заказано? — Пять. Из всех мужчин лишь пятеро могут песней напомнить мне о нашей былой любви. Народная венгерская из Швеции, застольная из «Дон-Жуана» из Канады, «Ночь на крыше омнибуса» из Италии, старинная французская из Франции, ну, а пятую ты уже знаешь. Пять мужчин — пять песен. Не так уж много по теперешним временам. И учти, девочка, никому из них я не изменяла. — Ну, если это так, то можно сказать, что вы вели вполне скромный и высоконравственный образ жизни. — Во всяком случае у многих так называемых порядочных женщин в те времена мужчин было гораздо больше, чем у меня.

— Моя первая любовь. Год 1920. Боже мой! Это было самое чистое и порядочное, почти детское увлечение. Он меня бешено ревновал ко всему на свете, гонялся за мной, как в немом кино. Хорошо, что звукового тогда еще не было. Боже! Что он творил и на какой скорости. Вскоре на арене появилась моя подруга история, сказала «брэк!», и опытной рукой развела нас в разные стороны. Через некоторое время он по политическим мотивам эмигрировал в Швецию. Сейчас он член комитета по выдаче Нобелевских премий и аккуратно ежемесячно посылает мне мою маленькую поощрительную Нобелевскую премию. — Что было дальше? — Моя вторая любовь. — Дальше! — Он был геолог. Его звали Адам. Я исходила с ним всю Венгрию вдоль и поперек. Я любила его преданно и беззаветно, хотя где-то понимала, что существую для него, как отдых от камней и минералов, которые он любил гораздо больше, чем меня. Рюкзак набит породою Над нами небосклон. Наедине с природою Палатка, я и он. А ночью мы под пологом сидим с моим геологом, И оба как в бреду Перебираем сланцы, Слюду, гранит и кварцы, И прочую руду! Вскоре он стал безработным. Вынужден был уехать в Канаду. Там он нашел что-то очень золотоносное, какую-то жилу. Деньги, которые я от него получаю, я так и называю — мой Клондайк! — Что было дальше? — Дальше была поэзия. Он был француз. О-ля-ля, мон амур, мон ами, бонжур, бонсуар… Переводчик. Правда, потом выяснилось, что он работал поваром в посольстве. Но французская кухня — это тоже большое искусство, и потом, у него была поистине артистическая душа. Он лежал у моих ног и самозабвенно читал… После первого куплета я поняла, что у него еще кто-то есть. Действительно, во Франции у него оказалась жена и пятеро детей. В то время было модно рожать много детей. Конечно, я сейчас же с ним порвала. Через некоторое время в связи с осложнившейся международной обстановкой он уехал во Францию. Сейчас он член французского парламента. — Что было дальше? — Моя четвертая любовь. Он был еврей. К тому же играл на скрипке. Оба этих обстоятельства действовали на меня, как гремучая смесь. Сейчас он католический священник в Италии. С его деньгами связаны у меня религиозные чувства. Я до них не дотрагиваюсь. Они в сберкассе. Я хочу чтоб у меня были похороны люкс. С кремацией. — Не надо говорить о смерти, тетя Тони! — Можешь спокойно говорить, я все равно до ста лет не умру. — Тетя Тони, тогда уж расскажите и о пятом. — Моя пятая любовь. Любовь отечественная. Мне бы не хотелось называть это имя вслух. — Тетя Тони, я только не могу понять как им всем пятерым пришла в голову мысль посылать вам пособие. — Ну, что ты! Конечно же, это была не их идея. Они получили соответствующее письмо, циркуляр, как я его называю. После войны от моего маленького магазина остался только дым. Я лишилась всего. Мне не на что было жить. Тогда я вспомнила о своих старых друзьях. И начала их искать. После войны, при помощи Красного Креста я узнала их адреса и разослала циркуляр: «Дорогие мои, — писала я, — вы пятеро когда-то любили меня, я любила вас. Была война, я лишилась всего. Единственная моя опора — это вы, те пять мужчин, которым я когда-то отдала свои молодые годы. Не хочу лицемерить, пишу сразу всем. Подумайте обо мне, подумайте о той, которая никогда не пожалела, что любила вас!» Не прошло и года, как я стала получать деньги, ведь есть еще на свете вечная любовь!

— Ты видел племянницу тети Тони? — Конечно, еще вчера. — И как она тебе? — Ничего девочка. Со сдвигом.

— Я сегодня поднял ряд таких вопросов, от которых у меня до сих пор ломит поясницу.

Источник

Перевод с венгерского Г. Лейбутина