Путь Бро
«Путь Бро» — роман Владимира Сорокина 2004 года, второй в «Ледяной трилогии», приквел «Льда» 2002 года.
Цитаты
[править]Мне часто снился один и тот же сон: я видел себя у подножия громадной горы, такой высокой и беспредельной, что у меня вяли ноги. Гора была ужасно большая. Такая большая, что я начинал мокнуть и хлебно крошиться. Вершина её уходила в синее небо. До вершины было очень высоко. Так высоко, что я весь гнулся и разваливался, как булка в молоке. И ничего не мог поделать с горой. Она стояла. И ждала, когда я посмотрю на её вершину. Это всё, чего она хотела от меня. А я никак не мог поднять свою голову. Как я мог это сделать, если весь гнулся и крошился? Но гора очень хотела, чтобы я посмотрел. Я понимал, что если не посмотрю, то весь раскрошусь. И навсегда стану хлебной тюрей. Я брал голову руками и начинал поднимать её. Она поднималась, поднималась, поднималась. И я смотрел, смотрел и смотрел на гору. Но всё не видел, не видел и не видел вершины. Потому что она была высоко, высоко, высоко. И страшно убегала от меня. Я начинал рыдать сквозь зубы и задыхаться. И всё поднимал и поднимал свою тяжёлую голову. Вдруг спина моя переламывалась, я весь разваливался на мокрые куски и падал навзничь. И видел вершину. Она сияла СВЕТОМ. Таким, что я исчезал в нём. И это было так ужасно хорошо, что я просыпался. — Детство |
Переехав в большой город, я заметил, что в нём всё происходит быстрее, чем в Басанцах или Васкелово <…>. |
Дама <…> вскрикнула и стала часто, как-то по-мышиному креститься. — Революция |
Мясные машины яростно клубились. Они собирались. Рыли землю, плавили металл, громоздили камни. И строили железные машины. Машины для убийства мясных машин. Тысячи железных машин выстраивались в ряды и цепочки. Они ползли по земле. Копились в каменных пространствах. Их натирали специальным жиром. Из недр Земли высасывали тяжёлую кровь. И заливали в железные машины. Машины питались тяжёлой кровью Земли. Они рычали и ревели. И готовились давить и убивать. — Поиск |
Братство сравнивало обе страны, где мы начали свой поиск: русскоязычную и немецкоязычную. <…> Толпы мясных машин в этих странах имели свой определённый внутренний гул. В немецкоязычной толпе внутренний гул ревел о Порядке. Эта толпа жаждала Порядка. Но только в мире мясных машин. Мир Земли этой толпе представлялся Абсолютным Порядком. В русскоязычной толпе стоял совсем другой внутренний гул. Он тоже ревел о Порядке, но не в мире мясных машин, а в окружающем мире. Русскоязычная толпа была смутно обеспокоена отсутствием Абсолютного Порядка в мире. Она хотела многое исправить в этом мире. Природа мясных машин казалась ей совершенством. Но ревя об Абсолютном Порядке для окружающего мира и яростно стремясь к нему, она невольно вносила Беспорядок в жизнь мясных машин. Этот гул русскоязычной толпы разрушал природу мясной машины. Гул же немецкоязычной толпы стремился её улучшить. — Поиск |
… я находился в читальном зале. <…> Я поднял глаза. Четыре больших портрета висели на своих местах. Но вместо писателей в рамках находились странные машины. Они были созданы для написания книг, то есть для покрытия тысяч листов бумаги комбинациями из букв. <…> Сидящие за столами совершали другую работу: они изо всех сил верили этой бумаге, сверяли по ней свою жизнь, учились жить по этой бумаге, <…> чтобы в дальнейшем учить жизни по бумаге других. — Мясная машина |
Время Земли разноцветно. Каждый предмет, каждое живое существо живёт в своём времени. В своём цвете. Время камней и гор тёмно-багровое. Время песка пурпурное. Время чернозёма оранжевое. Время рек и озер абрикосовое. Время деревьев и травы серое. Время насекомых коричневое. Время рыб изумрудное. Время хладнокровных животных оливковое. Время теплокровных животных голубое. Время мясных машин фиолетовое. |
О романе
[править]2004
[править]Несмотря на весь ледяной антураж, роман пропитан любовью и стремлением согреть читателя, потому что для Сорокина пространство литературы (текста) — это поле любви, русская словесность, кажется, это единственное, что он любит в окружающем его мире. | |
— Дмитрий Бавильский, «Сорокин forever!», 14 сентября |
Чем дальше Сорокин уходит от традиционных своих «штучек» — тем интерес её его читать. От порнографии к чистому реализму, от постмодерна к добротной фантастике. Иэн Бэнкс и Рэй Бредбери — вот кто приходит на ум в первую очередь, когда читаешь «Путь Бро». <…> | |
— Александр Вознесенский, Евгений Лесин, «Человек — мясная машина» |
Замахнувшись на литературную респектабельность, Сорокин, грубо говоря, хочет, чтобы его купили в Америке. Оттого и без мата, оттого и не без политкорректности — современного варианта рыночной цензуры.[1] | |
— Александр Иванов |
История Бро <…> ничего качественно нового к роману «Лёд» не добавляет, что заставляет задуматься о её адресате. С чего бы это братьям Света интересоваться, что происходило с первым из них до того, как он обрёл космический Лёд, проникся его мудростью и отправился на поиски остальных светоносных нелюдей? Зачем им, устремлённым к сияющей вечности, хоть как-то оглядываться в паскудное прошлое? Вникать в былое своих первопроходцев, героев, мучеников — удел «мясных машин» <…>. | |
— Андрей Немзер, «Хрен редьки не слаще», 16 сентября |
И хотя в «Пути Бро» количество матерных слов и испражнений сведено к минимуму, а манипуляций с различными литературными стилями действительно меньше, чем [раньше], <…> однако и здесь Сорокин продолжает тасовать культурные тексты, горько посмеиваясь над безъязыкостью автора начала XXI века. Отзвуки его смеха вспыхивают повсюду. <…> А постоянно возникающие в тексте курсивы, явно издевающиеся над ложной значительностью чего бы то ни было? <…> | |
— Майя Кучерская, «Ледовый поход против мясных машин», 22 сентября |
В «Пути Бро» неповторимо-личностное рисуется данным не от мира сего. Оно становится возможным только в случае полнейшей маргинальности человека, оппонирующего всему роду homo и возвращающегося в этой конфронтации к вселенскому целому. | |
— Игорь Смирнов |
2005
[править]Поверь, не для того я садился писать биографию Саши Снегирёва, <…> чтобы всего лишь «занудно и неинформативно» посмеяться над консумирующим обществом. Как ты представляешь себе подобный процесс? Встаю я, стало быть, утречком, принимаю душ, гуляю с собакой, пью чай, сажусь за стол и говорю себе: «Володя, пиши-ка, брат, сегодня как можно зануднее и неинформативнее, чтобы эти гады-читатели, купив книгу, затряслись от разочарования!» Извини, но пока ещё я недостаточно извращён для подобных экспериментов. Я, дорогой Игорь Павлович, пока ещё пишу для себя, а не для консумирующего общества. <…> | |
— Владимир Сорокин, «Mea Culpa?», 14 апреля |
Прошлым летом Владимир Сорокин окончательно решил переквалифицироваться в классики. В связи с чем сменил авангардно-трэшевое издательство Ad Marginem на респектабельную фирму «Захаров». Где и выпустил роман «Путь Бро», почти свободный как от ненормативной лексики, так и от лексики, способной затруднить потенциальных переводчиков. В романе немедленно нашли подлинный трагизм, истинный космизм, глубинный историзм, несгибаемый стоицизм, сверкающий эстетизм, мерцающий артистизм, гримоидный жишумизм, тотальный глобализм, глобальный антитоталитаризм и ещё некоторое количество равно забавных и бессмысленных «измов», заменивших уже изрядно потрёпанный, а некогда единственно вожделенный (постмодернизм). Конечно, все эти «измы» успешно находили и в прежних творениях Сорокина (кто ищет, тот всегда найдёт), конечно, «Путь Бро», по сути, ничем от своих «старших братьев» не отличался, конечно, Сорокин остался стопроцентным Сорокиным, но шум всё-таки был. Гляньте-ка! Без мата и фекалий, но с философией, историей, эстетикой и трепыханьем чувств (говорением сердцем). | |
— Андрей Немзер, «Клону — клоново», 13 мая |