Сельский врач (Кафка)

«Сельский врач» (нем. Ein Landarzt) — рассказ Франца Кафки 1917 года, давший название сборнику 1919 года.

Цитаты

Таковы люди в наших краях. Они требуют от врача невозможного. Старую веру они утратили, священник заперся у себя в четырёх стенах и рвёт в клочья церковные облачения; нынче ждут чудес от врача, от слабых рук хирурга. Что ж, как вам угодно, сам я в святые не напрашивался; хотите принести меня в жертву своей вере — я и на это готов; да и на что могу я надеяться, я, старый сельский врач, лишившийся своей служанки? Все в сборе, семья и старейшины деревни, они раздевают меня; хор школьников во главе с учителем выстраивается перед домом и на самую незатейливую мелодию поёт: Разденьте его, и он исцелит, А не исцелит, так убейте! Ведь это врач, всего лишь врач…

So sind die Leute in meiner Gegend. Immer das Unmögliche vom Arzt verlangen. Den alten Glauben haben sie verloren; der Pfarrer sitzt zu Hause und zerzupft die Meßgewänder, eins nach dem anderen; aber der Arzt soll alles leisten mit seiner zarten chirurgischen Hand. Nun, wie es beliebt: ich habe mich nicht angeboten; verbraucht Ihr mich zu heiligen Zwecken, lasse ich auch das mit mir geschehn; was will ich Besseres, alter Landarzt, meines Dienstmädchens beraubt! Und sie kommen, die Familie und die Dorfältesten, und entkleiden mich; ein Schulchor mit dem Lehrer an der Spitze steht vor dem Haus und singt eine äußerst einfache Melodie auf den Text „Entkleidet ihn, dann wird er heilen, Und heilt er nicht, so tötet ihn! S’ist nur ein Arzt, s’ist nur ein Arzt.“

	Веселитесь, пациенты, Доктор с вами лёг в постель!
	„Freuet euch, ihr Patienten, Der Arzt ist euch ins Bett gelegt!“

	Голый, выставленный на мороз нашего злосчастного века, с земной коляской и неземными лошадьми, мыкаюсь я, старый человек, по свету. Шуба моя свисает с коляски, но мне её не достать, и никто из этой проворной сволочи, моих пациентов, пальцем не шевельнет, чтобы её поднять. Обманут! Обманут! Послушался ложной тревоги моего ночного колокольчика — и дела уже не поправишь! — конец
	Nackt, dem Froste dieses unglückseligsten Zeitalters ausgesetzt, mit irdischem Wagen, unirdischen Pferden, treibe ich mich alter Mann umher. Mein Pelz hängt hinten am Wagen, ich kann ihn aber nicht erreichen, und keiner aus dem beweglichen Gesindel der Patienten rührt den Finger. Betrogen! Betrogen! Einmal dem Fehlläuten der Nachtglocke gefolgt — es ist niemals gutzumachen.

Перевод

Р. М. Гальперина, 1965

О рассказе

	Временное удовлетворение я ещё могу получать от таких работ, как «Сельский врач», при условии, если мне ещё удастся что-нибудь подобное (очень мало вероятно). Но счастлив я был бы только в том случае, если бы смог привести мир к чистоте, правде, незыблемости.
	Zeitweilige Befriedigung kann ich von Arbeiten wie "Landarzt" noch haben, vorausgesetzt dass mir etwas derartiges noch gelingt (sehr unwahrscheinlich) Glück aber nur, falls ich die Welt ins Reine, Wahre, Unveränderliche heben kann.
	— Франц Кафка, дневник, 25 сентября 1917

	Финал новеллы Кафки обнажал его глубочайшее сомнение в действенности гуманистических идей, его убеждение в их практической бесполезности и неосуществимости.
	— Борис Сучков, «Мир Кафки», 1965

В нём как бы сконцентрирована вся кафковская особость. <…> Образы то беспощадны, нестерпимо резки для глаза, то разорваны, метафорически-сумеречны. Господствует логика сновидения, его ускользающе-многозначная, откровенно субъективная символика. Это затрудняет расшифровку заложенного в рассказ смысла. И всё-таки ключ <…> этот — жизнь, жизнь самого Кафки. В том же году, когда был написан рассказ, произошло два события: Кафка вторично обручился и вторично разорвал помолвку с Фелицией Бауэр и у него впервые пошла горлом кровь. Он принял решение принести семейную жизнь в жертву своему писательству, и обострение болезни его в решении этом укрепило. Решение принято, но боль остаётся, и остаются, даже нарастают сомнения. Вот конфликт, что лёг в основу рассказа. Уяснив себе конфликт, мыслимо проникнуть и в ту знаковую систему, через которую он художественно себя реализует. «Ночной колокольчик», вызвавший врача к больному, — это писательское призвание Кафки. Откликнувшись на его звон, герой платит непомерную цену: оставляет Розу в объятиях конюха. Вряд ли её следует прямо отождествлять с Фелицией Бауэр. Но связь между ними существует: рана больного мальчика имеет розовый (rosa) цвет, служанку зовут Роза (Rosa). Так служанка соприкасается с болезнью. Но в дневнике Кафка называет своей «болезнью» Фелицию. И уже через «розовое» имя служанки между собою связанными оказываются врач и больной. Они — различные ипостаси Кафки. Недаром врач мгновенно попадает к больному, недаром он оказывается в постели больного. И бежит он от самого себя, почему и терпит неудачу… Но «Сельский врач» впечатляет и без расшифровки. Рассказ засасывает и не отпускает: всё помнишь, всему удивляешься и чувствуешь себя странно взволнованным. Будто притронулся к тайне — глубокой и важной.

— Дмитрий Затонский, Предисловие к сочинениям Кафки, 1991

В рассказе обращают на себя внимание некоторые странные и необязательные на первый взгляд детали: неожиданное в заснеженном пространстве сюжета сравнение лошадей с верблюдами, обидные песенки детей, а главное — навязчивое внимание рассказчика к шубе. Мотив шубы побуждает сопоставить текст Кафки с библейскими историями о пророке Элияу и его преемнике Элише. <…> Кафка открыто вводит в рассказ актуальную для него проблематику: живучесть еврейской традиции и обращение к ней людей, воспитанных в духе рационализма. Отчаяние героя вызвано не тем только, что он не сумел исцелить больного. Его причина существенно глубже. Это — кризис веры и бесплодность безверия, о чем Кафка написал словами резонёра на богато декорированной театральной сцене: <цитирует конец рассказа>. <…> «Ускользающий еврейский плащ» и «свисающая с коляски шуба, которую не достать» — равно метафоры, парафразирующие современным языком преемственную духовную суть еврейства, наиболее ярко явленную у библейских пророков и ставшую центральной ценностью в хасидизме. В этом плане рассказ «Сельский врач» свидетельствует о бессилии героя, на которого возложена особая миссия ответственности за деревенских жителей, как на сынов Израилевых — за мироздание и человечество («быть царством священников и народом святым»). Стоящий за героем автор-еврей не может ни черпать из колодца традиции, ни соответствовать навязываемой ему новой универсалистско-ассимиляторской модели еврейского существования. — Лехаим. — 2009. — №1.; в духе типичных религиозных толкований творчества Кафки

— Зоя Копельман, «Еврейский Кафка: рассказ „Сельский врач“», 2009