Врач (ст.-слав. врачь) — лицо, посвящающее свои знания и умения предупреждению и лечению заболеваний, сохранению и укреплению здоровья человека, получившее в установленном порядке право на занятие врачебной деятельностью. Врач — также лицо, получившее высшеемедицинское образование по соответствующей специальности.
Врач должен быть одет в богатые одежды, носить на руке дорогой перстень, иметь лучшего коня, дабы думы о хлебе насущном не отвлекали врача от забот о пациенте.
Врачу вовсе не обязательно верить в медицину — больной верит в неё за двоих.
— Жорж Элгози
Василий Иванович ещё немного прижёг ранку.
— Да разве у уездного лекаря не было адского камня?
— Не было.
— Как же это, Боже мой! Врач — и не имеет такой необходимой вещи?
— Ты бы посмотрел на его ланцеты, — промолвил Базаров и вышел вон.
Как все просто и жестоко! Собрались люди и готовятся произвести какое-то действие, от которого один человек может оказаться мертвым. Если посмотреть со стороны, незнающему: усыпили, вскрыли грудь, пустили какую-то машину, сердце остановилось. Разрезали, что-то делают внутри, вставляют какую-то штуку. Зашивают, бьют током, сердце сокращается все быстрее, быстрее. Стягивают рану. Просыпается. Ожил. Чудеса!
Или нет. Сердце не идет. Раз, второй, еще ток. Что-то копошатся, ругаются. Тянутся минуты, часы. Вот главный ушел. Все стихло. Зашивают, уносят. Труп. Убили. Как же так можно?!
Оказывается, можно…
У каждого хирурга на протяжении его жизни бывают случаи, когда зрение, ум, руки достигают величайшей гармонии, когда деятельность мысли превращается в ряд блестящих озарений, когда мелочи окружающего совершенно исчезают и остается лишь одно — поединок знания и одаренности с тупым идиотизмом стоящей здесь же рядом смерти.
<…>
Она стояла тут, рядом, — та, которую изображают с косою в руках, слепая, бессмысленная, отвратительная своим кретиническим упрямством; ее голос слышался Володе в сдержанно предупреждающих словах наркотизатора; это она сделала таким синевато-белым еще недавно розовое маленькое ухо, это она вытворяла всякие фокусы с пульсом; это она хихикала, когда Володино лицо заливало потом, когда вдруг неожиданно стал сдавать движок и принесли свечи; это она пакостно обрадовалась и возликовала, когда доктор Шапиро сделал неловкое движение и чуть не привел все Володины усилия к катастрофе.
Но майор медицинской службы Устименко знал ее повадки, знал ее силы, знал ее хитрости, так же как знал и понимал свои силы и возможности. И в общем, не один он стоял тут, возле операционного стола, — с ним нынче были, хоть он и не понимал этого и не думал вовсе об этом, и Николай Евгеньевич Богословский, и вечная ругательница Ашхен Ованесовна, и Бакунина, и Постников, и Полунин, и те, которых он никогда не видел, но знал как верных и добрых наставников: Спасокукоцкий, и Бурденко, и Джанелидзе, и Вишневский…
Они были здесь все вместе — живые и ушедшие, это был военный совет при нем, при рядовом враче Устименке, но сражением командовал он. И, как настоящий полководец, Володя не только вел в бой свои войска, свои уже побеждающие армии, но вел их с учетом всех обходных возможностей противника, всех могущих последовать ударов в тыл, клещей, котлов и коварнейших неожиданностей. Он не только видел, но и при помощи своего военного совета предвидел — и вот наконец наступило то мгновение, когда он больше мог не задумываться о сложных и хитрых планах противника.
— Здравствуйте. Врача вызывали?.. Ничего, ничего, я сам разденусь…
— Здравствуйте. Врача вызывали? Что с вами, девушка? ...
— Здравствуйте. Врача вызывали?.. Алло, здесь есть кто живой? Врач ещё нужен?.. Ой, маленький, ты один? А где мама? <...>
— Здравствуйте, врача вызывали?.. На что жалуетесь, папаша? ...
— Здравствуйте, врача вызывали?.. Что? Не нужен... Как?.. Не пони… Что значит в следующий раз? ...
Ещё один шестой этаж без лифта... Чёрт бы побрал этих царей, как они строили, никаких условий для врачей...
Ещё один маленький вызов... И книжку... И спать... Ещё один ма-аленький вызовок... Держись... Держись... Дверь и больной, дверь и больной. Вот и дверь.
— Здравствуйте, врач. Кашляю... Отодвиньтесь от меня: я сам уже где-то...
Вот и всё. Вот и всё. Что-то ломит... И ноги не идут. Домой... Домой... Противно как во рту... Голос сверху. Доктор, человеку плохо. Врач. Где? Голос сверху. Здесь, на девятом этаже. Врач. Иду.
Смерть не хочет щадить красоты,
Ни веселых, ни злых, ни крылатых.
Но встают у нее на пути
Люди в белых халатах.
Люди в белых халатах
Вот опять у нее на пути.
Светофоры, дайте визу,
Едет «скорая» на вызов!
Кто-то на Пушкарской задыхается.
Есть тревога на лице,
Есть магнезия в шприце,
Щас она нам быстро оклемается.
Родила у них где-то в войну, под Волочиском, супруга штабс-капитана, урожденная цу Штаккельберг унд Вальдек. Это я хорошо запомнил, потому что холуй наш и лакей эти самые «цу» и «унд» выговаривал с захлебом, с восторгом. Родила, и все врачи ей не нравятся, недостаточно, видите ли, внимательны к ее, «унд-цу», бебешке. Сатана-баба загоняла денщиков; штабс-капитан и тот валерьянки запросил. Тут наш орел и надоумил — его позвать. «Я, говорит, ваше благородие, все в аккурат обработаю, очень будете мною довольны». Явился. Погоны и френч знакомый зауряд-врач одолжил. Вот и явился наш деятель, первая наша лошадь в конюшне медицинской службы области, явился, неся с собою лошадиные инструменты — «подзанял у ветеринара» — подобающих, разумеется, габаритов. Еще буссоль с треногой была у саперов прихвачена. Поразилась мадам цу Штаккельберг унд Вальдек, поразилась, растрогалась и навсегда уверовала в медицину после того, как невежественный Хлестаков ее с отпрыском лошадиными инструментами измерял, буссоль на нее наводил и через два часа поставил диагноз: «Все благополучно, ребенок же несколько нервный и требует особого к себе внимания, невозможного в прифронтовых условиях». Цу отбыла, развязав руки штабс-капитану, имевшему шашни с милосердной сестричкой, орел наш получил сотенную от мадам и сотенную же от месье. Тут и решил он твердо идти на медицинский, ибо понял, что к звездам, вопреки Сенеке, ведет вовсе не такой уж тернистый путь.
