|
… загородная встреча Хрущева [в начале 1960-х] с так называемой творческой интеллигенцией. <…>
Сергей Михалков <…> щеголял в застёгнутой на все пуговицы чёрной тройке. <…>
Во главе стола Никита Сергеевич был неутомим. Он и наливал, и закусывал, и говорил, почти не переставая. <…>
Тут-то и вклинился Сергей Михалков, выпрямляясь на деревянных ногах, одергивая пиджак и нервно ощупывая пуговицы на груди и животе: намертво ли застёгнуты, нет ли где непорядка?
— Д-дорогой Ник-кита Сергеевич! — заикаясь больше обычного, начал лукавый царедворец. — Даже когда мы п-писали о Сталине, мы были с родной партией и своим народом. И когда нам присуждали Сталинские премии, высоко оценивая наш нелёгкий писательский труд, мы воспринимали их как признание наших заслуг партией и государством, а не тем, чье имя тогда временно носили эти премии.
Хрущёв слушал, откинувшись в кресле и непроизвольно сжимая и разжимая пальцы, готовый по обстоятельствам и от души расхохотаться, и в сердцах грохнуть кулачищами по столу. <…>
— И я хочу спросить вас, д-дорогой Ник-кита Сергеевич, можем ли мы теперь с гордостью за нашу советскую литературу носить медали лауреатов Сталинской премии или должны прятать их по ящикам письменного стола?
Дорогой Никита Сергеевич просиял, вскочил и, кулаком взвинчивая воздух над головой, но, как всегда, мало заботясь о последовательности своих речей, забулькал, что партия не отрицает исторических заслуг Сталина, который боролся не только с мнимыми, а и с настоящими врагами и вместе с партией выходил победителем в этой борьбе. В общем, если бы у него, у Хрущева, была медаль лауреата Сталинской премии, он бы её носил, не снимая.
Тут торжествующий Михалков расстегнул наконец пуговицы своего пиджака и развернул плечи так, чтобы все видели, что на жилетке у него приколоты аж три лауреатские медали, на которых сталинский профиль смотрит в затылок самому себе.[5]
|
Статья в Википедии
Медиафайлы на Викискладе
