Перейти к содержанию

Стихотворения Ивана Крылова

Материал из Викицитатника

Большую часть стихотворений Иван Андреевич Крылов (1769—1844) написал в 1790-е годы, некоторые были впервые опубликованы спустя несколько лет после его смерти.

Цитаты

[править]
  •  

Заря торжественной десницей
Снимает с неба тёмный кров
И сыплет бисер с багряницей
Пред освятителем миров.
Врата, хаосом вознесенны,
Рукою время потрясенны,
На вереях своих скрыпят;
И разъяренны кони Феба
Чрез верх сафирных сводов неба,
Рыгая пламенем, летят.

  «Ода Утро», 1789
  •  

О, сколь блаженны те державы,
Где, к подданным храня любовь.
Монархи в том лишь ищут славы,
Чтоб, как свою, щадить их кровь!
Народ в царе отца там видит,
Где царь раздоры ненавидит;
Законы дав, хранит их сам.
Там златом ябеда не блещет,
Там слабый сильных не трепещет,
Там трон подобен небесам.

  «Ода <…> на заключение мира России со Швециею», 1790
  •  

И се под небесами слышно
Согласье стройно громких лир,
Россия торжествует пышно
Екатериной данный мир.
Восток чудится изумленный
И вопиет — Ужель вселенной
Избранны россы обладать? —
Но кто ж восстать на росса смеет,
Когда бесстрашный росс умеет
Ужасной молнией играть?

  «Ода на случай фейерверка, сожжённого 15 числа сентября 1793»
  •  

Ты грустна, мой друг, Анюта;
Взор твой томен, вид уныл,
Белый свет тебе постыл,
Веком кажется минута.
Грудь твоя, как легка тень
При рассвете, исчезает,
Иль, как в знойный летний день
Белый воск от жару, тает.
Ты скучаешь, — и с тобой
Пошутить никто не смеет:
Чуть зефир косынку взвеет,
Иль стан легкий, стройный твой
Он украдкой поцелует,
От него ты прочь бежишь.
Без улыбки уж глядишь,
Как любезную милует
Резвый, громкий соловей;
Не по мысли всё твоей;
Всё иль скучно, иль досадно,
Всё не так, и всё не ладно. <…>
Так уборы, пышность, мода,
Слабы все перед тобой:
Быв прекрасна, как природа,
Ты мила сама собой.

  «Утешение Анюте», 1793
  •  

Но где есть слово человека
Тебя обильно превознесть? —
В ком долгота найдётся века
Твои все чудеса исчесть? <…>
Чтоб бога знать, быть должно богом;
Но чтоб любить и чтить его,
Довольно сердца одного.

  — «Подражание псалму 17-му», 1795 [1833]
  •  

Ты в солнцах, ты во громах чуден, —
Но где ты чудесами скуден? —
Ты и в пылинке тот же бог!

  — «Подражание 37-му псалму», 1796
  •  

Подай царю твой, боже, суд, <…>
Как неисчерпаем океан,
Его сокровища узрятся;
Среди его цветущих стран
Довольство с миром водворятся, —
И дом его, ко славе скор,
Превысит верх Ливанских гор.

Его благословит народ;
Рабы, как чада, будут верны.
Предупредят зарей восход
От всех ему хвалы усердны, —
И, мудрости его внемля,
Ему восплещет вся земля.

  — «Ода, выбранная из псалма 71-го», 1796-97 [1847]
  •  

… сам бог со мной;
Сам бог приемлет грозны стрелы,
Вселенной двигнет он пределы,
Разрушит замыслы их смелы
И с широты сметёт земной.

  — «Ода, выбранная из псалма 93-го», [1847]
  •  

Как белый чистый голубок
Весной летит с ветвистой липки,
Как легкий тихий ветерок, —
Так я летел в свой терем светлый, <…>
И где любовь меня встречала…[1][2]

  «К реке М…», 1795
  •  

При́дет время, что сон твой,
Так не будет безмятежен.
Золотой твой век пройдет:
Век тебя железный ждет;
Ждут тебя сердца жестоки,
Ложна дружба, ложна честь;
Ждут развраты и пороки,
Чтоб тебе погибель сплесть.

  «К спящему дитяти», 1790-е [1847]
  •  

Имея разум ослепленный
И цену слаб вещей познать,
Напрасно хочешь вне вселенной
Своё ты счастье основать.
Вотще свой рай ты удаляешь
И новы благи вымышляешь.
Умей ценить природы дар
И, не взлетая, как Икар,
Познай вещей ты совершенство —
И ты себе найдёшь блаженство.

  «Ода Блаженство», 1790-е [1847]
  •  

Обласканный не по заслугам,
И вам и вашим всем подругам
Крылов из кельи шлёт поклон,
Где, мухою укушен он…

  «В. П. Ушаковой», 1823
  •  

… мой добрый Меценат, <…>
В простоте сердечной
Готов всегда и всем сказать, что, на меня
Щедрот монарших луч склоня,
Ленивой музе и беспечной
Моей ты крылья подвязал.
И, может, без тебя б мой слабый дар завял
Безвестен, без плода, без цвета,
И я бы умер весь для света. — Оленин, как начальник Крылова, неофициально предварительно цензурировал его басни[3]

  «Алексею Николаевичу Оленину (при доставлении последнего издания басен)», 1825 [1828]
  •  

Люблю, где случай есть, пороки пощипать —
Всё лучше-таки их немножко унимать.

  «Про девушку меня идёт худая слава…», февраль 1830
В декабре Клушин ответил посланием «К другу моему И. А. К.»[2].
  •  

Едва одно желанье вспыхнет,
Спешит за ним другое вслед;
Едва одна мечта утихнет,
Уже другая сердце рвет.
Не столько ветры в поле чистом
Колеблют гибкий, белый лён,
Когда, бунтуя с рёвом, свистом,
Деревья рвут из корня вон;
Не столько воды рек суровы,
Когда ко ужасу лугов
Весной алмазны рвут оковы
И ищут новых берегов;
Не столько и они ужасны,
Как страсти люты и опасны…

  •  

Не так легко поправить мир!
Скорей воскреснув новый Кир
Иль Александр, без меры смелый,
Чтоб расширить свои пределы,
Объявят всем звездам войну
И приступом возьмут луну; <…>
Но свет — останется, поверь,
Таким, каков он есть теперь;
А книги будут всё плодиться.

  •  

Наука нужная, приятна,
Без коей трудно век пробыть;
Наука всем равно понятна —
Уметь любить и милым быть.

  •  

Чинов я пышных не искал;
И счастья в том не полагал,
Чтоб в низком важничать народе, —
В прихожих ползать не ходил.
Мне чин один лишь лестен был,
Который я ношу в природе, —
Чин человека; — в нём лишь быть
Я ставил должностью, забавой;
Его достойно сохранить
Считал одной неложной славой.

  •  

Индейски берега жемчужны
Теперь мне надобны и нужны.
Нередко мысленно беру
Я в сундуки свои Перу.

  •  

Богиня резвая, слепая,
Худых и добрых дел предмет,
В которую влюблён весь свет,
Подчас некстати слишком злая,
Подчас роскошна невпопад,
Скажи, Фортуна дорогая,
За что у нас с тобой не лад?

  •  

Как мрак бежит перед зарёй,
Как лань, гонима смертью злою,
Перед свистящею стрелою,
Так ты бежишь передо мной
И хочешь скрыться вон из виду;
Когда другим, всё мне в обиду,
Ты льёшься золотой рекой
И в том находишь всю забаву,
Чтоб множить почесть их и славу.

  •  

Пусть, изо всех надувшись сил,
Герой о громкой славе грезит,
На стены мечется и лезет.
Бок о бок трётся с смертью злой,
Бригады с ног валит долой;
Пусть вечность он себе готовит
И лбом отважно пули ловит;
Пусть ядры сыплет так, как град,
Всё это будет невпопад,
И труд его совсем напрасен,
Коль он с тобою не согласен.

Как слабый след весла в волнах
Едва родится, исчезает.
Как лунный свет в густых парах
Едва мелькнёт и умирает, —
Так дел его геройских плод
И мал, и беден, и беспрочен:
Ему как будто изурочен
Во храм болтливой славы вход. <…>
И вся его награда в том,
Что, дравшись двадцать лет иль боле.
Герой домой придёт пешком,
Все зубы растерявши в поле.

Но если ты кого в герои
Захочешь, друг мой, посвятить,
Ни брать тому не надо Трои,
Ни флотов жечь, ни турков бить.
Пускай сидит он вечно дома,
Не лезет вон из колпака;
Военного не зная грома,
Он будет брать издалека
И страшны крепости и грады; <…>
И, не знакомясь век со шпагой,
Помпеев, Кесарев затмит
И всю вселенну удивит
Своею храбростью, отвагой;
Его причислят к чудесам,
И в те часы, когда он сам
Не будет знать, чем он так славен,
Богам вдруг сделается равен
И возвеличен к небесам.

  •  

Вот как ты, Счастье, куролесишь;
Вот как неправду с правдой весишь!
Ласкаешь тем, в ком чести нет,
Уму и правде досаждая,
Безумство, наглость награждая,
Ты портишь только здешний свет.

  •  

Сердце наше таково:
Твёрдо, холодно, как камень;
Но наступит час его,
Вспыхнет вдруг, как лютый пламень.
Все в нём страсти закипят,
И тогда один уж взгляд
Волновать его удобен
И, вливая в душу яд,
Душу связывать способен.

  •  

Заплачу большой ценой
За вину, что воружаться
Смел на пол я нежный твой;..

  •  

Пусть Венера во сто лет,
Колотя в поддельны зубы
И надув увядши губы,
Мне проклятие дает
За вину, что слишком строго
Заглянул к ней в туалет
И ценил его я много;..

  •  

… Ветрана, <…>
Как сердца она меняет;
Как нередко в сутки раз
Верностью своей линяет,
Не храня своих зараз;..

  •  

Среди лесов, стремнин и гор, <…>

Ни башней гордых высота
Людей надменья не вещает;
Ни детских чувств их не прельщает
Здесь мнима зданий красота.
Знак слабости и адской злобы,
Здесь стены сердцу не грозят,
Здесь тьмами люди не скользят
В изрыты сладострастьем гробы.

Там храмы как в огне горят,
Сребром и златом отягченны;
Верхи их, к облакам взнесенны,
Венчанны молнией, блестят;
У их подножья бедность стонет,
Едва на камнях смея сесть;
У хладных ног их кротость, честь
В своих слезах горючих тонет.

Там роскошь, золотом блестя,
Зовёт гостей в свои палаты
И ставит им столы богаты,
Изнеженным их вкусам льстя;
Но в хрусталях своих бесценных
Она не вина раздаёт:
В них пенится кровавый пот
Народов, ею разоренных.

  •  

В пустыне тихой я блажен.
Не суетами развлекаться
В беседах я шумливых тщусь,
Не ползать в низости учусь —
Учусь природе удивляться.

  •  

Но что за громы вдалеке?
Не ад ли страшный там дымится?
Не пламя ль тартара крутится,
Подобно воющей реке?
Война! — война течет кровава! —
Закон лежит повержен, мертв,
Корысть алкает новых жертв,
И новой крови жаждет слава!

Сомкнитесь, горы, вкруг меня!
Сплетитеся, леса дремучи!
Завесой станьте, черны тучи,
Чтоб злости их не видел я.
Удары молнии опасны,
В дубравах страшен мрак ночной,
Ужасен зверя хищна вой —
Но люди боле мне ужасны.

  •  

Желанье? <…>
Ему-то мы привыкнув слепо верить,
Привыкли всё его аршином мерить;
Оно-то свет на свой рисует лад;
Оно-то есть томящий сердце яд.

На эту мысль попав, как на булавку,
Желаньям всем я тотчас дал отставку. <…>
Все вещи я своим поставил строем
И мыслил так: все счастья вдалеке
Пленяют нас; вблизи всё скоро скучит;
Так всё равно (не ясно ль это учит?),
Что быть в венце, что просто в колпаке;
Что быть творцом прекрасной Энеиды,
От нежных муз почтенье заслужить,
Князей, царей и царства пережить;
Что быть писцом прежалкой героиды,
Иль, сократя высоких дум расход,
Писать слегка про свой лишь обиход;
Что на полях трофеи славы ставить,
С Румянцевым, с Каменским там греметь,
Отнять язык у зависти уметь,
И ненависть хвалить себя заставить;
Что, обуздав военный, пылкий дух,
Щадя людей, бить, дома сидя, мух.

  •  

Умей желать и доставай прилежно:
С трудом всегда приятней приобресть <…>.
Препятство злом напрасно мы зовём;
Цена вещей для нас лишь только в нём:
Препятством в нас желанье возрастает;
Препятством вещь сильней для нас блистает.
Нет счастья нам, коль нет к нему помех;
Не будет скук, не будет и утех.
Не тот счастлив, кто счастьем обладает:
Счастлив лишь тот, кто счастья ожидает.

  •  

Пусть мудрецы, нахмуря смуры брови,
Журят весь мир, кладут посты на всех,
Бранят вино, улыбку ставят в грех
И бунт хотят поднять против любови.
Они страстей не знают всей цены;
Они вещам дать силы не умеют;
Хотя твердят, что вещи все равны,
Но воду пьют, а пива пить не смеют.
По их словам, полезен ум один:
Против него все вещи в мире низки <…>.

Но что в уме на свете без страстей? —
Природа здесь для нас, её гостей,
В садах своих стол пышный, вкусный ставит,
Для нас в земле сребро и злато плавит,
А мудрость нам, нахмуря бровь, поёт,
Что здесь во всём для наших душ отрава,
Что наши все лишь в том здесь только права,
Чтоб нам на всё смотреть разинув рот.
На что ж так мир богат и разновиден?
И для того ль везде природа льёт
Обилие, чтоб только делать вред? —
Величеству её сей суд обиден.
Поверь, мой друг, весь этот мудрый шум
Между людей с досады сделал ум.
И если б мы ему дались на волю,
Терпели бы с зверями равну долю;
Не смели бы возвесть на небо взор,
Питались бы кореньями сырыми,
Ходили бы нагими и босыми
И жили бы внутри глубоких нор.

Какие мы ни видим перемены
В художествах, в науках, в ремеслах,
Всему виной корысть, любовь иль страх,
А не запачканны, бесстрастны Диогены.

  •  

А всё-таки золотят этот век,
Когда труды природы даром брали,
Когда её вещам цены не знали,
Когда, как скот, так пасся человек.
Поверь же мне, поверь, мой друг любезный,
Что наш златой, а тот был век железный,
И что тогда лишь люди стали жить,
Когда стал ум страстям людей служить.
Тогда пути небесны нам открылись,
Художества, науки водворились;
Тогда корысть пустилась за моря
И в ней весь мир избрал себе царя. <…>
Страсть к роскоши связала крепче мир.
С востока к нам — шёлк, яхонты, рубины,
С полудня шлют сыры, закуски, вины,
Сибирь даёт меха, агат, порфир,
Китай — чаи, Левант нам кофе ставит;
Там сахару гора, чрез океан
В Европу мчась, валы седые давит.

  •  

У мудрецов возьми лишь славу прочь,
Скажи, что их покроет вечна ночь,
Умолкнут все Платоны, Аристоты,
И в школах вмиг затворятся вороты.
Но страсти им движение дают:
Держася их, в храм славы все идут,
Держася их, людей нередко мучат,
Держася их, добру их много учат. <…>

Они ведут — науки к совершенству,
Глупца ко злу, философа к блаженству.
Хорош сей мир, хорош; но без страстей
Он кораблю б был равен без снастей.

  •  

Напрасно человек
В науках тратит век:
Сколь в них премудрости сыскати ни желает,
Родится глупым он и глупым умирает.[1][2]напечатано среди первых 4 известных стихотворений Крылова

  •  

На свете редкие ты вещи презираешь,
Тогда как к мелочным почтителен бываешь;
Ты любишь вредное, от здравого бежишь,
В надежде ты пустой лета свои влачишь;..

  — «К N», 1786
  •  

Досель был Герострат, стал ныне скороход,
С тех пор как русскую страну господь спасая,
Кутузовым сменить благоволил Барклая,
А чтобы русский нос не слишком поднимал,
Бог адмирала дал. — эта и следующая сомнительно приписаны Крылову В. В. Каллашем[4][2]

  «На Наполеона», 1812 [1904]
  •  

«Ты ль это, Буало?.. Какой смешной наряд!
Тебя узнать нельзя: совсем переменился!»
— Молчи! Нарочно я Графовым нарядился;
Сбираюсь в маскерад. — Хвостов перевёл её как «Наука о стихотворстве» в 1804 и многократно им переиздавал до 1830[2]

  — На перевод поэмы «L'аrt рoétiquе», 1814
  •  

Ест Федька с водкой редьку,
Ест водка с редькой Федьку. — 1825 [1904]

Примечания

[править]
  1. 1 2 Убедительно атрибутированы Крылову В. В. Каллашем в Полном собрании сочинений И. А. Крылова / под ред. В. В. Каллаша. Т. IV. — СПб.: изд. т-ва «Просвещение», 1905. — С. 450-8.
  2. 1 2 3 4 5 Г. А. Гуковский. Варианты и примечания к стихотворениям // И. А. Крылов. ПСС. Т. 3. — 1946. — С. 530-565.
  3. Н. Л. Степанов. Примечания // Крылов И. А. Сочинения в 2 т. Т. 1. — М.: Художественная литература, 1956.
  4. Известия отделения русского языка и словесности Академии наук. — 1904. — Т. IX, кн. 2. — С. 292.