Возлюби ближнего своего (Ремарк)
Возлюби ближнего своего (Ремарк) | |
Статья в Википедии |
«Возлюби ближнего своего» (нем. Liebe Deinen Nächsten) — роман Эриха Марии Ремарка, опубликованный в 1939 году.
Цитаты
[править]Часть первая
[править]Водка согревает сердце и улучшает настроение. — 1 (пер. Е. Никаева) | |
Wodka wärmt das Herz und beruhigt das Gemüt. |
Первый закон жизни: опасность обостряет чувства. — 2 | |
Erstes Gesetz des Lebens: Gefahr schärft die Sinne. |
Ожидание — последний барьер перед отчаяньем. — 3 | |
Jetzt gab es nur noch eins, zu warten. Es war die letzte Barriere vor der Verzweiflung. |
Самый крепкий аромат, который только есть на земле — аромат свободы. — 3 (пер. Е. Никаева) | |
Er atmete tief und genoß den stärksten Rausch, den es gibt: den Rausch der Freiheit. |
Сигарета в нужную минуту лучше, чем все идеалы мира. — 4 | |
Jemand hat mir einmal gesagt, eine Zigarette im richtigen Augenblick wäre besser als alle Ideale der Welt. |
Самые естественные вещи вгоняют человека в краску, а подлость — никогда. — 5 | |
Bei den natürlichsten Sachen errötet der Mensch. Bei den gemeinen nie. |
Для тонущего человека важно только одно — вынырнуть на поверхность, и ему совершенно безразлично, какова окраска рыб, плавающих вокруг. — 5 (пер. Е. Никаева) | |
Für jemand, der unter Wasser schwamm, gab es nur eins: wieder hochzukommen… es war ihm gleich, was die Fische für Farben hatten. |
Если нам не помогают живые, — пусть помогают мертвые! — 5 (пер. Е. Никаева) | |
Wenn die Lebenden uns nicht helfen, müssen die Toten es tun! |
— Жестокий век. Мир укрепляется пушками и бомбардировщиками. Человечность — концентрационными лагерями и погромами. Мы живём в эпоху, когда всё перевернуто с ног на голову. Нынче агрессор — покровитель мира, а избитый и затравленный — возмутитель общественного порядка. И подумать только — целые народы верят этому! — 6 | |
»Ein rauhes Zeitalter. Der Frieden wird mit Kanonen und Bombenflugzeugen stabilisiert, die Menschlichkeit mit Konzentrationslagern und Pogromen. Wir leben in einer Umkehrung aller Werte, Kern. Der Angreifer ist heute der Hüter des Friedens, der Verprügelte und Gehetzte der Störenfried der Welt. Und es gibt ganze Völkerstämme, die das glauben!« |
Чем примитивнее человек, тем более высокого он о себе мнения. Они порождены какой-то внутренней неукротимой силой слепой убежденности. А сомнения и терпимость присущи только культурному человеку. — 7 | |
Je primitiver ein Mensch ist, für um so besser hält er sich, das sehen Sie ja an den Anzeigen hier. Das gibt«- Marill grinste -»die Stoßkraft! Die blinde Überzeugung! Zweifel und Toleranz sind die Eigenschaften des Kulturmenschen. |
Странно, — размышлял Керн, — сколько может пережить один человек за то время, пока другой не успеет и прочитать газету. — 7 | |
Merkwürdig, wie schnell etwas einstürzen kann, dachte Kern… schon, während ein anderer immer noch die Zeitung liest. |
— Понять-то я пойму! Но простить — это для меня слишком тяжелая задача. Я лучше забуду. — 8 | |
»Verstehen meinetwegen!« Kern wandte sich um. »Verzeihen ist mir zu anstrengend. Ich vergesse lieber.« |
То, что повторяется часто, уже не может болеть так сильно. — 8 | |
Was oft kommt, trifft nicht mehr so. |
Всё, что чувствуешь от души, — правильно. Вот ты и окунись в своё чувство. — 8 | |
Alles ist richtig, was man fühlt. Wirf dich hinein. |
Часть вторая
[править]— Виноват не нападающий, а пострадавший! Он, и только он — причина всех огорчений. Такова моднейшая психология. — 10 | |
Nicht der Angreifer, der Angegriffene ist schuldig! Er ist die Ursache des Ärgernisses. Modernste Psychologie. |
— Будьте предателем! Это вполне современно! — 10 | |
Seien Sie ein Verräter! Das ist modern! |
Иной раз лучше приказывать, чем просить. — 11 | |
Und daß befehlen oft mehr nützt als bitten. |
Ничего не страшно, пока тот, кого ты любишь, еще жив. — 11 (пер. Е. Никаева) | |
»Nicht schlimm«, sagte sie.»Solange anderer lebt, nie schlimm.« |
Грусть иногда бывает единственным счастьем. — 11 (пер. Е. Никаева) | |
Traurigkeit ist manchmal – letztes Glück. |
Благотворительность — это корова, которая плохо доится и даёт очень мало молока. — 11; или «подобна яловой корове» (пер. Е. Никаева) | |
Und die Wohltätigkeit ist eine Kuh, die wenig und schwer Milch gibt. |
Не брать с собой ничего из прежней жизни. Ничего! И не оглядываться — от этого только устаешь и теряешь силы.[1] — 11 | |
Man soll nichts mitnehmen von früher. Nichts. Und man soll auch nicht zurückschauen, das macht nur müde und kaputt. |
Чем больше пустяков считаешь везением, тем чаще тебе везёт. — 12 | |
Mit Glück kann man gar nicht weit genug unten anfangen. Um so öfter kommt es. |
Когда человек боится, с ним в большинстве случаев ничего не случается. Случается только тогда, когда он меньше всего этого ожидает. — 12 (пер. Е. Никаева) | |
Wenn man Angst hat, passiert meistens nichts. Es passiert nur etwas, wenn man gar nicht damit rechnet. |
Керн не хотел поддаваться страху, но чувствовал, что страх сильнее его. «Во всем виновата ночь, — подумал он. — И страхи ночи. Дневной страх разумен, ночной — не имеет границ!» — 14 | |
Er wollte sich nicht unterkriegen lassen, aber er fühlte, daß es stärker sein könnte als er. Es ist die Nacht, dachte er, die Nacht und die Angst der Nacht. Die Angst am Tage ist vernünftig; die Angst der Nacht ist ohne Grenzen. |
Иной раз человеку кажется, будто он очень хитёр; именно тогда он обычно и делает глупости. — 14 | |
Manchmal glaubt man, schon sehr gerissen zu sein; dann macht man gewöhnlich Dummheiten. |
В час ночи стали называть друг друга по имени, в три часа перешли на «ты», в четыре совсем перестали стесняться. Слова «свинья», «собака», «дерьмо» уже не считались оскорблениями, а лишь взрывами удивления, восхищения и симпатии. — 15 | |
Sie kämpften, aber sie waren fair. Um drei Uhr duzten sie sich. Und um vier Uhr waren sie völlig familiär; die Bezeichnungen Schweinehund, Mistvieh und Arschloch galten nicht mehr als Beleidigungen, sondern als spontane Ausdrücke des Erstaunens, der Bewunderung und der Zuneigung. |
Любовь и месть редко к человеку приходят одновременно. — 15 | |
Steiner hat mir einmal gesagt, Liebe und Rache gleichzeitig wäre das Seltenste in der Welt. |
Город кажется человеку чужим, пока он в нем не поест и не выпьет. — 16 | |
Eine Stadt erscheint einem so lange feindlich, bis man in ihr gegessen und getrunken hat. |
Лучше изливать свою печаль перед картинами Делакруа, Рембрандта и Ван Гога, чем перед рюмкой водки или в окружении бессильной жалости и злости. — 17 | |
Besser vor einem Delacroix, einem Rembrandt oder einem van Gogh zu trauern als vor einem Schnaps oder im Kreise ohnmächtiger Klage und Wut. |
Человек велик в своих высших проявлениях. В искусстве, в любви, в глупости, в ненависти, в эгоизме и даже в самопожертвовании. Но то, что больше всего недостает нашему миру, — это известная, так сказать, средняя мера доброты. — 17 | |
»Der Mensch ist groß in seinen Extremen«, sagte er. »In der Kunst, in der Liebe, in der Dummheit, im Haß, im Egoismus und sogar im Opfer – aber das, was der Welt am meisten fehlt, ist eine gewisse mittlere Güte.« |
Хорошая память — основа дружбы и гибель любви. — 17 | |
Ein gutes Gedächtnis ist die Grundlage der Freundschaft – und der Verderb der Liebe. |
Всё на свете зависит только от малой толики тепла. — 17 | |
Alles auf der Welt hängt nur von einem bißchen Wärme ab. |
Бесполезные вещи! Впрочем, именно они-то и согревают нас больше всего! — 17 | |
Unnütze Dinge! Geben übrigens die meiste Wärme! |
Unsere Urväter zitterten vor Donner und Blitz, vor Tigern und Erdbeben – unsere Mittelväter vor Schwertern, Räubern, Seuchen und Gott – wir aber zittern vor dem bedruckten Papier – sei es als Geldschein oder als Paß. |
История культуры — это история страдания тех, кто её создавал. — 18 | |
Die Geschichte der Kultur ist die Leidensgeschichte derer, die sie schufen. |
Дороги существуют для того, чтобы по ним идти. — 20 | |
Eine Straße war dazu da, sie entlangzugehen. |
Перевод
[править]Исидор Шрайбер, 1990.
О романе
[править]... это всего лишь человеческие взгляды, которые положены в основу данной книги. То, что в ней нередко затрагивается политика, вытекает из её содержания. Жесткость изложения диктуется самой судьбой действующих лиц. Если книга способствует обостренному восприятию наложения событий, помогая пережить судьбу невинных людей, ставших жертвами, то она достигла поставленной цели. Это произведение не претендует на какие-либо художественные изыски.[2] | |
— Ремарк, неопубликованный при жизни комментарий, 1940 |
Примечания
[править]- ↑ Вариант перевода: «Нельзя брать прошлое с собой. И нельзя оглядываться, это утомляет и ведет к гибели».
- ↑ Томас Ф. Шнайдер. Воинствующий пацифист? — 1993.