Одноэтажная Америка

Одноэтажная Америка

Статья в Википедии

Одноэтажная Америка — книга, создававшаяся Ильёй Ильфом и Евгением Петровым в конце 1935 и в течение 1936 года. Издана в 1937 году в Советском Союзе.

Цитаты

Американцы… едят очень быстро, не задерживаясь за столом ни одной лишней минуты. Они не едят, а заправляются едой, как мотор бензином. Французский обжора, который может просидеть за обедом четыре часа, с восторгом прожевывая каждый кусок мяса, запивая его вином и долго смакуя каждый глоточек кофе с коньяком, — это, конечно, не идеал человека. Но американский холодный едок, лишенный естественного человеческого стремления — получить от еды какое-то удовольствие — вызывает удивление.

Автомобильная поездка по Америке похожа на путешествие через океан, однообразный и величественный. Когда ни выйдешь на палубу, утром ли, вечером ли, в шторм или в штиль, в понедельник или в четверг, — всегда вокруг будет вода, которой нет ни конца ни края. Когда ни выглянешь из окна автомобиля, всегда будет прекрасная гладкая дорога с газолиновыми станциями, туристскими домиками и рекламными плакатами по сторонам. Все это видел уже вчера и позавчера и знаешь, что увидишь то же самое завтра и послезавтра.

К Бенсону мы ехали через громадные поля кактусов. Это были «джайент-кэктус» – кактусы-гиганты. Они росли группами и в одиночку и были похожи на увеличенные в тысячу раз и поставленные стоймя огурцы. Они покрыты ложбинками, как коринфские колонны, и волосками, как обезьяньи лапы. У них есть короткие толстые ручки. Эти придатки делают гигантские кактусы необыкновенно выразительными. Одни кактусы молятся, воздев руки к небу, другие обнимаются, третьи нянчат детей. А некоторые просто стоят в горделивом спокойствии, свысока посматривая на проезжающих. Кактусы живут, как жили когда-то индейские племена. Там, где живёт одно племя, другому нет места. Они не смешиваются.:34

Мы уже не удивлялись тому, что природа предвосхитила индейскую архитектуру, индейские рисунки и даже самого индейца. Такие выводы, напрашивающиеся после пустыни Наваго, показались после Зайон-кэньона слишком бедными и нерешительными. Здесь было ясно, что всё искусство — и египетское, и греческое, и китайское, и готика, и стиль Империи, и даже голый формализм — все это уже когда-то было, было миллионы лет тому назад гениально придумано природой.

Рассрочка - это основа американской торговли. Все предметы, находящиеся в доме американца, куплены в рассрочку: плита, на которой он готовит, мебель, на которой он сидит, пылесос, при помощи которого он убирает комнаты, даже самый дом, в котором он живёт, - всё приобретено в рассрочку. За всё это надо выплачивать деньги десятки лет. В сущности, ни дом, ни мебель, ни чудные мелочи механизированного быта ему не принадлежат. Закон очень строг. Из ста взносов может быть сделано девяносто девять, и если на сотый не хватит денег, тогда вещь унесут. Собственность даже подавляющего большинства - это фикция. Всё, даже кровать, на которой спит отчаянный оптимист и горячий поборник собственности, принадлежит не ему, а промышленной компании или банку. Достаточно человеку лишиться работы, и на другой день он начинает ясно понимать, что никакой он не собственник, а самый обыкновенный раб вроде негра, только белого цвета.

Деятели церкви не отстают от мирян. Весь вечер горят в Америке неоновые трубки, сообщая прихожанам о развлечениях духовного и недуховного свойства, кои приготовлены для них в храмах. Одна церковь заманивает школьным хором, другая - часом обществоведения. И к этому добавляется сентенция прямо из словаря бакалейной лавочки: "Приходите! Вы будете удовлетворены нашим обслуживанием!".

Сэры, - сказал мистер Адамс, внезапно оживившись, - вы знаете, почему у мистера Форда рабочие завтракают на цементном полу? [..] Мистеру Форду безразлично, как будет завтракать его рабочий. Он знает, что конвейер всё равно заставит его сделать свою работу, независимо от того, где он ел - на полу, за столом или даже вовсе ничего не ел. Вот возьмите, например, "Дженерал Электрик". Было бы глупо думать, сэры, что администрация "Дженерал Электрик" любит рабочих больше, чем мистер Форд. Может быть, даже меньше. А между тем у них прекрасные столовые для рабочих. Дело в том, сэры, что у них работают квалифицированные рабочие, и с ними надо считаться, они могут уйти на другой завод. Это чисто американская черта, сэры. не делать ничего лишнего. Не сомневайтесь в том, что мистер Форд считает себя другом рабочих. Но он не истратит на них ни одной лишней копейки.

Труд расчленён так, что люди конвейера ничего не умеют, у них нет профессии. Рабочие здесь не управляют машиной, а прислуживают ей. Поэтому в них не видно собственного достоинства, которое есть и у американского квалифицированного рабочего. Фордовский рабочий получает хорошую зарплату, но он не представляет собой технической ценности. Его в любую минуту могут выставить и взять другого. И этот другой в двадцать две минуты научится делать автомобили. Работа у Форда даёт заработок, но не повышает квалификации и не обеспечивает будущего. Из-за этого американцы стараются не идти к Форду, а если идут, то мастерами, служащими. У Форда работают мексиканцы, поляки, чехи, итальянцы, негры. Конвейер движется, и одна за другой с него сходят превосходные и дешёвые машины. Они выезжают через широкие ворота в мир, в прерию, на свободу. Люди, которые их сделали, остаются в заключении. Это удивительная картина торжества техники и бедствий человека.

Мы увидели довольно большой жёлтый плакат, вдохновлённый не одной лишь коммерческой идеей. Какой-то американский философ при помощи агентства «Вайкин-пресс» установил на дороге такое изречение: «Революция - это форма правления, возможная только за границей».

Идеальная чистота, доброкачественность продуктов, огромный выбор блюд, минимум времени, затрачиваемого на обед, - всё это так. Но вот беда: вся эта красиво приготовленная пища довольно безвкусна, как-то обесцвечена во вкусовом отношении. Она не опасна для желудка, может быть, даже полезна, но она не доставляет человеку никакого удовольствия. Когда выбираешь себе в шкафу автомата или на прилавке кафетерии аппетитный кусок жаркого и потом ешь его за своим столиком, засунув шляпу под стул, чувствуешь себя как покупатель ботинок, которые оказались более красивыми, чем прочными. [..] Как же получилось, что богатейшая в мире страна, страна хлебопашцев и скотоводов, золота и удивительной индустрии, страна, ресурсы которой достаточны, чтобы создать у себя рай, не может дать народу вкусного хлеба, свежего мяса, сливочного масла и зрелых помидоров? Мы видели под Нью-Йорком пустыри, заросшие бурьяном, заглохшие куски земли. Здесь никто не сеял хлеба, не заводил скота. Мы не видели здесь ни наседок с цеплятами, ни огородов. - Видите ли, - сказали нам, - это просто не выгодно. Здесь невозможно конкурировать с монополистами с Запада. Где-то в Чикаго на бойнях били скот и везли его по всей стране в замороженном виде. Откуда-то из Калифорнии тащили охлаждённых кур и зелёные помидоры, которым полагалось дозревать в вагонах. И никто не смел вступить в борьбу с могущественными монополистами. Сидя в кафетерии, мы читали речь Микояна о том, что еда в социалистической стране должна быть вкусной, что она должна доставлять людям радость, читали как поэтическое произведение. Но в Америке дело народного питания, как и все остальные дела, построено на одном принципе - выгодно или невыгодно.

Борцы валяются на ринге, прищемив друг друга, лежат так по десять минут, плачут от боли и гнева, сопят, отплёвываются, визжат, вообще ведут себя омерзительно и бесстыдно, как грешники в аду. Омерзение ещё увеличивается, когда через полчаса начинаешь понимать, что всё это глупейший обман, что здесь нет даже простой уличной драки между двумя пьяными хулиганами. Если один сильный человек хочет сломать руку другому, то, изловчившись, он всегда может это сделать. В "реслинге" же, несмотря на самые ужасные захваты, членовредительства мы не видели. Но американцы, как дети, верят этому наивному обману и замирают от восторга.

Нью-Йорк - город пугающий. Миллионы людей мужественно ведут здесь борьбу за свою жизнь. В этом городе слишком много денег. Слишком много у одних и совсем мало у других. И это бросает трагический свет на всё, что происходит в Нью-Йорке.

Американцы ездят быстро. С каждым годом они ездят всё быстрее - дороги с каждым годом становятся всё лучше, а моторы автомобилей всё сильнее. Ездят быстро, смело и, в общем, неосторожно. Во всяком случае, собаки в Америке больше понимают, что такое автомобильная дорога, чем сами автомобилисты. Умные американские собаки никогда не выбегают на шоссе, не мчатся с оптимистичным лаем за машинами. Они знают, чем это кончается. Задавят - и всё. Люди в этом отношении как-то беззаботнее.

Общество городка, который вырос вокруг большого промышленного предприятия, целиком связанное с его интересами, вернее - с интересами хозяев этого предприятия, наделено ужасной силой. Официально человека никогда не выгонят за его убеждения. Он волен исповедовать в Америке любые взгляды, любые верования. Он свободный гражданин. Однако пусть он попробует не ходить в церковь, да ещё при этом пусть попробует похвалить коммунизм, - и как-то так произойдёт, что работать в большом маленьком городке он не будет. Он даже сам не заметит, как это случится. Люди, которые его выживут, не очень верят в бога, но в церковь ходят. Это неприлично - не ходить в церковь. Что касается коммунизма, то пусть этим занимаются грязные мексиканцы, славяне и негры. Это не американское дело.

Вспомнили мы и рассказанную нам в Нью-Йорке историю об одном негре, который служил на пристани контролёром и подсчитывал кипы хлопка. Работа натолкнула его на мысль о машине, которая могла бы подсчитывать кипы. Он изобрёл такой прибор. Хозяева с удовольствием воспользовались изобретением, а негра уволили. И он остался без работы.

Реклама до такой степени проникла в американскую жизнь, что если бы в одно удивительное утро американцы, проснувшись, увидели бы, что реклама исчезла, то большинство из них очутилось бы в самом отчаянном положении. Стало бы неизвестно - Какие курить сигареты? В каком магазине покупать готовое платье? Каким прохладительным напитком утолить жажду - "Кока-кола" или "Джинджер-эйлем"? Какое пить виски - "Белая лошадь" или "Джонни Уокер"? Какой покупать бензин: "Шелл" или "Стандард-Ойл"? В какого бога верить: баптистского или пресвитерианского? Было бы просто невозможно решить - Стоит ли жевать резинку? Какой фильм замечателен, а какой попросту гениален? Стоит ли идти добровольцем во флот? Полезен или вреден климат Калифорнии? И вообще без рекламы получилось бы чёрт знает что! Жизнь усложнилась бы до невероятия. Над каждым своим жизненным шагом приходилось бы думать самому.

Оказалось, что на фордовских заводах есть собственная негласная полиция. Она состоит из пятисот человек, и в ней служат, между прочим, бывший начальник детройтской полиции и Джо Луис, знаменитый боксёр. При помощи этих деятельных джентльменов в Дирборне царит полный мир. Профсоюзных организаций не существует. Они загнаны в подполье.

Он говорил о том, что в будущем видит страну покрытой маленькими заводиками, видит рабочих освобождёнными от ига торговцев и финансистов. - Фермер, - продолжал Форд, - делает хлеб, мы делаем автомобили, но между нами стоит Уолл-стрит, стоят банки, которые хотят иметь долю в нашей работе, сами ничего не делая. Тут он быстро замахал руками перед лицом, словно отгонял комара, и произнёс: - Они умеют делать только одно - фокусничать, жонглировать деньгами.

На прощанье Генри Форд, который интересуется Советским Союзом и относится к нему с симпатией, спросил нас: - Каково сейчас финансовое положение вашей страны? Мы только накануне прочли в "Правде" известную статью Гринько и поэтому могли дать ему самые свежие сведения. - И очень хорошо, - сказал чудесный механик, улыбнувшись вдруг морщинистой дедушкиной улыбкой, - никогда не делайте долгов и помогайте друг другу.

Ракет - самая верная и доходная профессия, если её можно назвать профессией. Нет почти ни одного вида человеческой деятельности, которого бы не коснулся ракет. В магазин входят широкоплечие молодые люди в светлых шляпах и просят, чтобы торговец аккуратно, каждый месяц, платил бы им, молодым людям в светлых шляпах, дань. Тогда они постараются уменьшить налог, который торговец уплачивает государству. Если торговец не соглашается, молодые люди вынимают ручные пулемёты ("машинган") и принимаются стрелять в прилавок. Тогда торговец соглашается. Это - ракет. Потом приходят молодые люди и вежливо просят, чтобы торговец платил им дань за то, что они избавляют его от первых молодых людей. И тоже стреляют в прилавок. Это тоже ракет. Работники жёлтых профсоюзов получают от фабрикантов деньги за срыв забастовки. У рабочих они же получают деньги за то, что устраивают их на работу. И это ракет. Артисты платят десять процентов своего заработка каким-то агентам по найму рабочей силы даже тогда, когда достают работу сами. И это тоже ракет. Доктор по внутренним болезням посылает больного печенью к зубному врачу для консультации и получает от него сорок процентов гонорара. Тоже - ракет.

- Нет, нет, сэры, я всё время хочу вас спросить: почему вдруг мы дали Филиппинам независимость? Серьёзно, сэры, мы хорошие люди. Сами дали независимость, подумайте только. Да, да, да, мы хорошие люди, но терпеть не можем, когда нас хватают за кошелёк. Эти чёртовы филиппинцы делают очень дешёвый сахар и, конечно, ввозят его к нам без пошлины. Ведь они были Соединёнными Штатами до сегодняшнего дня. Сахар у них такой дешёввый, что наши сахаропромышленники не могли с ними конкурировать. Теперь, когда они получили от нас свою долгожданную независимость, им придётся платить за сахар пошлину, как всем иностранным купцам. Кстати, мы и Филиппин не теряем, потому что добрые филиппинцы согласились принять от нас независимость только при том условии, чтобы у них оставалась наша армия и администрация. Ну, скажите, сэры, разве мы могли отказать им в этом? Нет, правда, сэры, я хочу, чтобы вы признали наше благородство. Я требую этого.

Америка - страна, которая любит примитивную ясность во всех делах и идеях. Быть богатым лучше, чем быть бедным. И человек, вместо того чтобы терять время на обдумывание причин, которые породили бедность, и уничтожить эти причины, старается всеми возможными способами добыть миллион. Миллиард лучше, чем миллион. И человек, вместо того чтобы бросить все дела и наслаждаться своим миллионом, о котором мечтал, сидит в офисе, потный, без пиджака, и делает миллиард. Заниматься спортом полезнее для здоровья, чем читать книги. И человек всё своё свободное время отдаёт спорту. Человеку необходимо иногда развлекаться, чтобы отдохнуть от дел, и он идёт в кино или бурлеск, где его не заставят думать над каким-нибудь жизненным вопросом, так как это помешало бы ему отдохнуть. Смеяться лучше, чем плакать. И человек смеется. Вероятно, в своё время он принуждал себя смеяться, как принуждал себя спать при открытой форточке, заниматься по утрам гимнастикой и чистить зубы. А потом - ничего, привык. И теперь смех вырывается из его горла непроизвольно, независимо от его желания. Если вы видите смеющегося американца, это не значит, что ему смешно. Он смеется только по той причине, что американец должен смеяться. А скулят и тоскуют пусть мексиканцы, славяне, евреи и негры.

Все эти картины ниже уровня человеческого достоинства. Нам кажется, что это унизительное занятие для человека - смотреть такие картины. Они рассчитаны на птичьи мозги, на тяжелодумность крупного рогатого человечества, на верблюжью неприхотливость. Верблюд может неделю обходиться без воды, известный сорт американских зрителей может двадцать лет подряд смотреть бессмысленные картины. [..] Культурный американец не признает за отечественной кинематографией права называться искусством. Более того: он скажет вам, что американская кинематография - это моральная эпидемия, не менее вредная и опасная, чем скарлатина или чума. Все превосходные достижения американской литературы - школы, университеты, литература, театр - всё это пришиблено, оглушено кинематографией. Можно быть милым и умным мальчиком, прекрасно учиться в школе, отлично пройти курс университетских наук - и после нескольких лет исправного посещения кинематографа превратиться в идиота.

С поклонением индейке связан ещё один странный обряд - поднесение подарков друг другу. Многолетняя, умело проведённая торговая реклама сделала так, что поднесение подарков превратилось для населения в своего рода повинность, из которой торговля извлекает неслыханные прибыли. Вся заваль, собравшаяся за год в магазинах, продаётся в несколько дней по завышенным ценам. Магазины переполнены. Ошалевшие покупатели хватают всё, что только увидят. Американец делает подарки не только своей жене, детям или друзьям. Подарки делаются и начальству. Актёр из киностудии делает подарки своему режиссёру, кинооператору, звукооператору, гримёру. Девушка из конторы делает подарок своему хозяину, писатель делает подарок издателю, журналист - редактору. Большинство подарков имеет совершенно незамаскированный характер взятки.