Оксана (Асеев)

«Оксана» — стихотворный сборник Николая Асеева, опубликованный в 1918 году. Посвящён Ксении Михайловне Синяковой.

Цитаты

	Мокроту чёрных вёрст отхаркав, полей приветствуем изменой — еще влетит впотьмах под Харьков, шипя морской осенней пеной. <…> А подойдёшь к нему под Тулой забыть ладонь на поршне жарком: осунувшийся и сутулый в тумане роется огарком. — Борису Пастернаку
	— «Сорвавшийся с цепей», 1915

---

	Вас море держит в ладони, с горячего сняв песка, и кажется, вот утонет изгиб золотистого виска... Тогда разорвутся губы от злой и холодной ругани, и море пойдет на убыль задом, как зверь испуганный.
	— «Я знаю: все плечи...», 1915

---

	Бьются Перун и Один, в прасини захрипев.
	— «Венгерская песнь», 1916

---

	Тобой очам не надивиться, когда, закатами увит, на богатырской рукавице ты — кровью вычервленный щит! И эти царственные грани, подъемля древний голос свой, ведут мой дух в былые брани, в разгул утехи громовой. И мнится: к плачущему сыну склонясь, лукавый Калита поет грядущую былину необоримого щита.
	— «Кремлёвская стена», 1916

---

	Разве шагнуть с холмов трудно и выйти на поле, если до губ полно и слёзы весь Кремль закапали? Разве одной Москвой жёлтой живём и ржавою? Мы бы могли насквозь небо пробить державою. Разве Кремлю не стыд руки скрестить великие?.. Ну, так долой кресты! Наша теперь религия!
	— «Проклятие Москве», 1916

---

	Вы, сокрытые зыбкою сетью голубейного вымысла, угрожаете смертью тем, чьё сердце безумие вынесло.
	— «Сомнамбулы», 1916

---

	Если ночь все тревоги вызвездит, как платок полосатый сартовский, проломаю сквозь вечер мартовский Млечный Путь, наведённый известью. <…> Если мне умереть — ведь и ты со мной! Если я — со зрачками мокрыми, — ты горишь красотою писаной на строке, прикушенной до крови.
	— «Если ночь все тревоги...», 1916

---

	За отряд улетевших уток, за сквозной поход облаков мне хотелось отдать кому-то золотые глаза веков...
	— «За отряд...», 1916

---

	Как жёлтые крылья иволги, как стоны тяжёлых выпей, ты песню зажги и вымолви и сердце тоскою выпей!
	— «Как жёлтые крылья...», 1916

---

	Осмейте разговор о смерти, пусть жизнь пройдет не по-моему под глупое тявканье пушек, и, неба зрачки наполнив помоями, зальется дождем из лягушек.
	— «Осмейте...», 1916

---

	Я буду волком или шёлком на чьём-то теле незнакомом, но без умолку, без умолку возникнет память новым громом. <…> Будет тень моя беситься дни вперед, как дни назад, ведь у девушки-лисицы вечно светятся глаза.
	— «Я буду волком...», 1916

О сборнике

Он узнаваем в мифологически цельном восприятии мира, который призывал постичь Хлебников в языке. У Хлебникова — универсальность лингвистической утопии, у Асеева — проникновение мгновенное, эмоциональной вспышкой: «Если ночь все тревоги вызвездит...» Попробуйте пересказать последние две строки. Вам не обойтись без набора основных лирических понятий: любовь, красота, страдание, поэзия. В стихах они присутствуют неназванные, нанизываясь на тот невидимый стержень, чью роль выполняет метафорическая подробность — до крови прикушенная строка. Лирические понятия входят чувственно — физической болью, связавшей любовь и поэзию, или бьющим в глаза светом, который вдруг начинает излучать старая, давно стершаяся поэтическая формула — «писаная красота». Как будто реставратор снял темный слой олифы, и иконописный лик снова перед нами в первоначальной яркости красок. Мы только ощущаем, что один понятийный слой входит в другой: война, опасность, любовь... Они нерасторжимы настолько, что нет пространства для сравнения, а значит, нет повода для метафоры. Здесь, кажется, как нередко бывает у раннего Асеева, связь не метафорическая, а та полнота слиянности, взаимной обратимости, которая заставляет произнести другое слово — миф. <…> Это асеевское, узнаваемое так же, как и его удивительный по чистоте эмоциональный тон. Редкий дар, тем более в зрелой, богатой поэтической культуре, где все говорено-переговорено, пето-перепето, где любое вечное чувство грозит банальностью. Как вырваться из её тисков? Кто-то ищет психологических осложнений, неожиданных жестов... Асеев пытается запечатлеть чувство цельно, не дробя на жесты, на оттенки, на подробности, дать его принадлежащим не мгновению, а вечности. Он не ведет лирического дневника, не имеет в виду подробной исповеди сердца. Его тема — любовь и тоска в разлуке, любовь и осенняя печаль, любовь и страх смерти... В общем: «Оксана — жизнь и Оксана — смерть».

— Игорь Шайтанов, «Благополучный Асеев?..», 1990