— Дорогой мой Фон Борк, мы живём в век утилитаризма, всё теперь продаётся и всё покупается. Честь — понятие средневековое.
— А-а, старый знакомый! Изумительно сделанный фальшивый шиллинг!
— Мы не понимаем, что́ ты там говоришь, Майкрофт! — Я выдержал 42 минуты. Вполне достаточно, чтобы переждать газовую атаку.
— Шерлок, хочу тебе дать братский совет. Поскольку ты будешь иметь дело не с уголовным миром, а с политиками — не верь никому, ни единому слову.
— Мы на некоторое время здесь останемся в качестве экспонатов будущего музея.
— К Вам Премьер-министр Великобритании лорд Томас Бэллинджер… Прикажете впустить? — Просите.
— Ну, Ватсон, прекрасный пол — это уже по вашей части.
— Помните, Ватсон, ту, которую я заподозрил в страшном коварстве за излишнее волнение? — А потом оказалось, что у неё просто не был напудрен нос! — Да! [смеются] Нет, это просто невозможно строить какие-нибудь предположения на таком неверном материале!
— Стулья были разбросаны… И один стул он даже держал в руках — как бы защищаясь им, как бы защищаясь! [изображает]
— На ковре здесь есть пятно крови… с обратной стороны ковра тоже есть… а на паркете его нет! Как это понимать, Ватсон? — Как это понимать, инспектор? — Как это понять, Питкин, а?! — Я полностью исключаю элемент мистики в данном конкретном случае и думаю, что пятно… найдётся.
— Смит, научите меня пользоваться этой штукой. [о телефоне]
— Но, вообще-то, мистер Холмс, у нас такие вещи не делаются в Скотленд-Ярде. То, что мы оказались в этой квартире, ночью, без хозяев — это… это просто кража со взломом и только. — Помолчите, инспектор. Что Вы понимаете в кражах… — Я в кражах?! Да все лондонские рынки по сей день находятся под моим контролем!
— Вы были неподражаемы, Ватсон… Неподражаемы.
— Я продолжаю утверждать, что вы находитесь во власти какой-то… какой-то нелепой фантазии.
— Обстоятельства всё время опережали нас. Мы с вами катились, как два бильярдных шара в лузу.
— Вот так иногда при помощи женской шпильки можно проникнуть в государственную тайну.
— Я никогда не писал стихов, даже когда ухаживал за миссис Ватсон.
— Выгораживая вас, я беру на себя слишком много. И поэтому в благодарность вы должны рассказать мне, зачем вы всё это сделали.
— Я имела неосторожность часто принимать его у себя.
— Поставьте себя на моё место, мистер Холмс. Доктор Ватсон, что я должна была делать? — Рассказать обо всём мужу. — Нет, я не могла. Я не могла, я совершила кражу, мистер Холмс. Я воспользовалась ключом мужа, открыла шкатулку, взяла документ и отнесла его на Годольфин-стрит.
— Что это всё значит?! — Это значит, что мистер Холмс оказал неоценимые услуги Великобритании. И я горжусь, что отблеск славы этого великого человека падает на меня. — Миссис Хадсон?! — Это я, доктор Ватсон! Наконец-то Вы меня узнали! Всё, что здесь происходит — это государственная тайна! И даже Вам я не могу открыть её.
— Если бы Вы, мой друг, отложили Ваше эффектное появление минут на пять, ему не пришлось бы прыгать в окно. А так он заснул на бегу, в ста метрах от дома.
— Мистер Холмс, что с моим хозяином? — Не волнуйтесь, миссис Хадсон, всё в порядке, он просто спит.
— Он очень долго говорил по телефону.
— Немецкий язык грубоват, но всё-таки один из самых выразительных в Европе.
— Ватсон, я обязан был обманывать Фон Борка, но Вам я сказал чистую правду. [показывает книгу по пчеловодству]
— Холмс, я вспоминаю старые добрые времена, и те убийцы, душегубы, потрошители, которых Вы ловили в прошлом веке, кажутся мне невинными младенцами…, наивными овечками… рядом с волками, с которыми мы познакомились в последнее время. Можно украсть миллион или убить богатого дядюшку… это я могу понять… Но как понять какого-нибудь высокопоставленного негодяя, который ради частной наживы толкает свой народ к войне?!
— И будущее, по-вашему, не так мрачно, как мне кажется? — Надеюсь, Ватсон. Двадцатый век только начинается.