Роман А. С. Пушкина «Евгений Онегин»: Комментарий (Лотман)

«Роман А. С. Пушкина «Евгений Онегин»: Комментарий » Юрия Лотмана издан в 1980 году, в 1983 вышла дополненная редакция.

Цитаты

Надев широкий боливар… Курсив и фамильярно-метонимическая замена шляпы именем прославившего её политического деятеля указывают на сознательное использование Пушкиным жаргонизма из диалекта франтов. <…> Судя по иконографическим материалам, Пушкин носил шляпу à la Bolivar. — Глава первая

Оба образа (и Онегина, и Ленского) связаны с лирическим миром автора, но второй отнесен к тому эмоционально-идейному миру поэта до перелома 1823 г., который осознаётся теперь как сохраняющий обаяние чистоты, но наивный, а первый — как отмеченный печатью зрелого ума, но затронутый разъедающим скепсисом. Сопоставление этих образов подчёркивает и ущербность каждого в отдельности, и духовную ценность каждого из них. Сложная система стилистических переходов позволила Пушкину отделить авторское повествование и от позиции Ленского, и от позиции Онегина и одновременно уклониться от жёсткой и однозначной их оценки. — Глава вторая

Мысль о том, что этот текст является искажённым, неполным и что для вынесения суждений о пушкинском романе его следует дополнить каким-то гипотетическом «окончанием», глубоко ошибочна и основана на непонимании новаторской поэтики ЕО. Десятая глава романа представляет собой ценнейший источник. Но ценность его не в том, чтобы на её основании придумывать за автора конец романа, а в том, что она позволяет судить об отношении Пушкина к наиболее сложным вопросам его эпохи, раскрывает, какими путями шла пушкинская мысль, прежде чем ЕО отлился в канонические и классические свои формы. — Десятая глава

Введение

Природа художественных переживаний читателя, следящего за судьбой вымышленного героя или узнающего в персонаже слегка загримированного своего знакомца, весьма различна. Автору ЕО, как и автору «Горя от ума», было важным смешение этих двух типов читательского восприятия. Именно оно составляло ту двуединую формулу иллюзии действительности, которая обусловливала одновременно и сознание того, что герои — плоды творческой фантазии автора, и веру в их реальность. <…> Именно потому, что главные герои ЕО не имели прямых прообразов в жизни, они исключительно легко сделались для современников психологическими эталонами: сопоставление себя или своих близких с героями романа становилось средством объяснения своего и их характеров.

Исчерпать онегинский текст невозможно. Сколь подробно ни останавливались бы мы на политических намёках, многозначительных умолчаниях, бытовых реалиях или литературных ассоциациях, комментирование которых проясняет различные стороны смысла пушкинских строк, всегда остаётся место для новых вопросов и для поисков ответов на них. Дело здесь не только в неполноте наших знаний, хотя чем более трудишься над приближением текста к современному читателю, тем в большей мере с грустью убеждаешься в том, сколь многое забыто, и частично забыто бесповоротно. Дело в том, что литературное произведение, пока оно непосредственно волнует читателя, живо, то есть изменчиво. Его динамическое развитие не прекратилось, и к каждому поколению читателей оно оборачивается какой-то новой гранью. Из этого следует, что каждое новое поколение обращается к произведению с новыми вопросами, открывая загадки там, где прежде всё казалось ясным. В этом процессе две стороны. С одной — читатели новых поколений больше забывают, и поэтому прежде понятное делается для них тёмным. Но с другой стороны, новые поколения, обогащенные историческим, порой купленным тяжёлой ценой опытом, глубже понимают привычные строки. Казалось бы, зачитанные и заученные стихи для них неожиданно открываются непонятными прежде глубинами. Понятное превращается в загадку потому, что читающий обрёл новый и более глубокий взгляд на мир и литературу. А новые вопросы ждут нового комментатора. Поэтому живое произведение искусства нельзя прокомментировать «до конца», как нельзя его «до конца» объяснить ни в каком литературоведческом труде. — :Проблема прототипов

— «»,

Очерк дворянского быта онегинской поры

… то, что Онегин никогда не служил, не имел чина <…> — это важная и заметная современникам черта. <…> черта эта по-разному просматривалась в свете различных культурных перспектив, бросая на героя то сатирический, то глубоко интимный для автора отсвет.

Салон Татьяны — оазис высокой культуры, духовного аристократизма, это «пушкинский мир». Простота и естественность поведения людей здесь перекликаются с простотой истинной народности, и это делает переход Татьяны в столичный мир в одном отношении, безусловно, насильственным, в другом — естественным и органичным.

… видно, сколь значительное место в романе занимает окружающее героев пространство, которое является одновременно и географически точным и несёт метафорические признаки их культурной, идеологической, этической характеристики.

Отрывки из путешествия Онегина

«Новгородская строфа» является ключевой для всего «Путешествия»: в ней и задано противопоставление героического прошлого и ничтожного настоящего.

«Московская строфа» первоначально также резко противопоставляла настоящее прошедшему. На фоне исторических воспоминаний резко выступали «о кашах прения» в Английском клубе.

О Комментарии

Бросается в глаза неуверенность всех писавших о «Евгении Онегине». Критики и литературоведы как бы заранее сознают порочность замысла и ничтожность шансов на успех. <…> Непонятость Пушкина — точнее: принципиальная невозможность до конца понять — перемножена на десятилетия более или менее бесплодных попыток. Этот беспрецедентный в русской словесности феномен привёл к тому, что прочесть «Евгения Онегина» в наше время — невозможно. В недавние годы были проведены, правда, два успешных опыта чтения — использующих противоположные методы. Первый — максимальное погружение «Онегина» в контекст истории, литературы, социальной психологии. Второй — незамутнённое, абсолютно непредвзятое чтение. Для одного опыта понадобилась неисчерпаемая эрудиция Юрия Лотмана («Комментарий к “Евгению Онегину”»), для другого — конквистадорский талант Андрея Синявского («Прогулки с Пушкиным»).

— Пётр Вайль, Александр Генис, «Родная речь. Уроки изящной словесности» (гл. «Вместо «Онегина». Пушкин»), 1991

См. также

• Роман в стихах Пушкина «Евгений Онегин» (1975)