Свет в конце туннеля (Вл. Гаков)

Свет в конце туннеля (Об «адском картографе» Герберте Франке, его предшественниках и окружении) — предисловие Вл. Гакова 1989 года к сборнику романов Герберта В. Франке, опубликованному в 1991 году. Обзор немецкой фантастики и творчества Франке.

Цитаты

«Научная фантастика» (термин, нигде и никем из критиков внятно и однозначно не объяснённый, однако интуитивно угадываемый читателями этой литературы)… — вариант трюизма

В литературном отношении всё, что написал Шеербарт, — это классическое творчество аутсайдера, никому не наследовавшего и не оставившего после себя учеников. Его какая-то «детская» проза искушённому читателю может показаться упражнениями графомана. Однако если рассматривать сочинения Шеербарта в контексте эпохи — эпохи предвоенной, революционной и «упадочно-декадентской», — то трудно не заразиться его особым светоносным пафосом. Прилагательное «светоносный» я употребил не для красного словца. Ощущение света, мистического, играющего, льющегося отовсюду, пронизывает страницы произведений Шеербарта. Он как религиозный подвижник истово верил в исцеляющую силу света и даже строил вполне серьёзно проекты какой-то невообразимой «прозрачной» архитектуры… Не принадлежа формально ни к какой литературной школе, своим противопоставлением романтических звездных далей мерзкой, погрязшей в мелочных заботах Земле писатель определённо строил свою собственную утопию. Самая известная из его книг — «Лезабендио» (1913) — это лишь на первый взгляд научно-фантастический роман о возведении разумными червеобразными обитателями астероида Паллас их собственной «вавилонской башни». Сквозь привычный для любителей фантастики антураж проступает пусть наивная, но исступленная, до конца выстраданная мечта; целый калейдоскоп визуальных образов, метаморфоз увлекает, отрывает читателя от опостылевшей повседневности.

Все романы Доминика строятся сюжетно вокруг какого-нибудь чудесного изобретения, будь то новый вид топлива, способ добывания электроэнергии из воздуха или даже «невидимость» в духе уэллсовского Гриффина. Но суть не в этом. Каким бы ни было открытие или изобретение, судьбу ему автор определяет неукоснительную: служить вящей славе фатерлянда! Герои Доминика словно предвосхищали (и как знать — не послужили ли примером) будущих вернеров фон браунов, ковавших железные мускулы германской нации, которой свыше ниспослана власть над миром. А в поздних произведениях Доминика техника преподносилась новой немецкой молодежи и вовсе в расово-мистических одеждах, что также было ко двору.

… в 1939 году все научно-фантастические издания в «третьем рейхе» были безоговорочно причислены к «Schmutz umd Schund» и запрещены, запрет, как выяснилось, обычно пунктуальные и законопослушные немцы выполняли нестрого. Милую сердцу идеологов фашизма «астрально-националистическую» фантастику словно взял под своё крыло ангел-хранитель. Но если сочинения Ганса Доминика назвать «нацистской пропагандой», строго говоря, было бы некорректно (больше им подходит изобретённый западной критикой ярлычок «мягкий шовинизм»), то о сочинениях таких авторов, как Ханс-Хайнц Эверс, это можно говорить вполне определённо. Традиции оказались живучи. Уже в наши дни «грошовые серии» о похождениях сверхчеловека, на плечах которого — бремя власти над миром, возродились в ФРГ в облике Перри Родана. Герой серии (выпуски её, а их более сотни, исправно поставляет целая авторская команда), как ни странно, подкачал по расовой линии. Он американец, а значит — не совсем ариец, правда, и его нынешний «фатерлянд» простирается до границ Галактики. Но вот враги Перри Родана — все те же: недочеловеки, слабые, безвольные, дегенеративные космические расы — слабые, впрочем, не настолько, чтобы не представлять никакой угрозы его империи… Есть и другие занятные детали. Доведённый до идиотизма пунктуальный подсчёт присоединённых миров и пущенных в расход врагов. Несомненная печать «фюрерства» на челе «защитника расы» Перри, без железной воли и гения которого нового порядка в Галактике не навести. Отмечу, что и «гений» его — специфический, не нуждающийся даже в рудиментах культуры и образованности.

Изучение того водопада, который ежегодно низвергается на прилавки книжных магазинов, показывает, что собственно немецкой научной фантастики издается в Федеративной Республике мизерное количество. Её и выпускают-то чаще всего как стыдливый, унизительный довесок к основной массе переводной американской продукции. Если поскрести по сусекам литератур ФРГ, Австрии и Швейцарии, то буквально — десять-пятнадцать книг, вообще достойных упоминания.

… творчество Герберта Франке заметно изменяет только что нарисованную, в общем, унылую и бесперспективную картину. Польские читатели и писатели-фантасты давно не обижаются, когда критики ведут разговор отдельно о «польской фантастике» и о «фантастике Станислава Лема». Тут никаких намёков на культ личности, боже упаси! Просто нужно отдавать себе отчёт в том, что это совершенно несопоставимые по величине (разнопорядковые, как скажут учёные-естественники) литературные миры… С тем же основанием, но на меньшей шкале можно говорить отдельно о современной фантастике ФРГ и о творчестве Герберта Франке.

… в рассказах Франке <…> отмечу их сверхкомпактность. Как мне кажется, стремление следовать золотому правилу «словам тесно — мыслям просторно…» в ряде случаев оборачивается против писателя. Рассказ — жанр художественной прозы — превращается в тезис служит только экономному изложению идеи.

… читатель Герберта Франке, «проглотивший» все его романы подряд, рискует запутаться. Дело не в том, что писатель неизобретателен, вследствие чего переписывает сам себя, нет, скорее он постоянно себя дописывает. Подобно американцу Филиппу Дику, с которым Герберта Франке охотно и часто сравнивают критики, немецкий писатель словно пишет и все никак не может закончить свой «главный» роман. Откладывает (отчего некоторые произведения оставляют впечатление незавершённых), затем возвращается снова и снова откладывает… Те же критики отмечают, что Филипп Дик смело переходит границы научно достоверного, когда они начинают его теснить как писателя; Франке же вследствие своей редкой «лояльности» по отношению к науке никогда не посмеет этого сделать. Он серьёзнее многих коллег по перу относится к этой внешне дежурной приставке «научная».

С первых же крупных произведений Герберт Франке утвердил себя в научной фантастике как последовательный, если не сказать — одержимый «антиутопист». Это не значит, что его мучит мизантропия, а мир предстаёт перед ним лишь в черном свете. Хотя за ним и закрепилась репутация писателя мрачного, беспросветного, «неутомимого адского конструктора, представляющего читателю один проект технократической преисподней за другим» (Ф. Роттенштайнер), сам Франке смотрит на собственное творчество иначе.

Как не хотелось мне приводить изрядно затасканное сравнение со «светом в конце туннеля»! Но что поделаешь — вон и в заглавие статьи оно перекочевало — ранние произведения Герберта Франке вызывают в сознании именно этот образ. В его каталоге антиутопий обязательно присутствует — не надежда даже, а какой-то еле уловимый намек на неё. На мой вкус, слишком законспирированный — как будто автор всякий раз одергивает себя, пообещав человечеству благоприятный исход. Быть может, из-за боязни определённым образом «разоружить» читателя — поверит, понадеется и руки опустит? Не знаю… Но с другой стороны, и особой завороженности нарисованным триумфом Зла — а ею, как мне кажется, грешат и произведения трёх «китов» современной антиутопии: Замятина, Хаксли, Оруэлла — в произведениях Герберта Франке я не обнаружил.

Гедонистический, утопающий в праздности «рай сытых» в романе «Клетка для орхидей», несомненно, навеян идеями Олдоса Хаксли. Как и в «Дивном новом мире», рай оказывается таковым лишь на первый взгляд. Возложив все заботы насущные на автоматизированных слуг, цивилизация платит за «беспроблемность» существования бесчеловечностью, переходит в прямом и переносном смысле на существование растительное.

«Стеклянная западня», как убедится читатель, — это модель ада милитаризованного, мир-казарма. При чтении романа припомнится, наверно, и философствующий идеолог-палач О'Брайен из великой книги Джорджа Оруэлла «1984». То же упоение правящей элиты властью, своего рода безумие, при котором удовлетворение приносят уже не страдания жертв, не вырванное под пыткой заверение в лояльности, а скорее наоборот — наблюдение за непрекращающимися попытками заключённых этого мира-тюрьмы вырваться на волю, которая, само собой разумеется, представляет собой лишь фантом, иллюзию… «Допустим, ты пробил головой стену. Но что ты будешь делать в соседней камере?» — мрачно шутил польский сатирик Станислав Ежи Лец; лучшего эпиграфа к роману Франке «Стеклянная западня», как мне кажется, не сыскать.

Чтение подряд нескольких крупных произведений писателя могло бы превратиться в затею попросту невозможную (без риска впасть в депрессию), если бы… Если бы автор, как я уже сказал, не забывал вовремя зажигать тот самый «свет». Правда, в самом-самом конце туннеля.

Две книги 70-х годов — «Зона-нуль» (1970) и «Игрек минус» (1976) — на мой взгляд, самые удачные из многократно переписанных версий; после знакомства с ними все предыдущие предстают скорее рабочими эскизами.

Если бы научная фантастика не баловала нас, своих поклонников, время от времени этим редким чудом — свершившимся пророчеством, — разве любили бы мы её столь беззаветно!

Но всё-таки ощущение если не кризиса, то какой-то — хотелось бы верить, что временной, — «пробуксовки» в творчестве Франке меня не покидает всё это последнее десятилетие. Причём дело не в литературном уровне — он-то как раз совершенствуется от книги к книге <…>. Как все немцы, прилежный и педантичный, Франке постоянно учится и шлифует то, что наработал ранее; если читать его произведения в хронологическом порядке, творческий рост налицо. Но… как уже было сказано, сильная сторона его творчества — не «литература», а «идеи». Они же словно попали в какую-то гравитационную ловушку: постоянно вращаются вокруг одного и того же, не в силах вырваться на новый простор.

Так что же… Сказал наконец немецкий писатель Герберт Франке всё, что столь долго и мучительно вынашивал? Открыл ли для себя самого источник света, который хоть и слаб, почти призрачен, но всё же даёт возможность человеку пройти весь путь по туннелю, который и есть жизнь? Посмотрим, почитаем его новые книги.