Перейти к содержанию

Сильвические размышления

Материал из Викицитатника

«Сильвические размышления» (польск. Rozważania sylwiczne) — публицистический цикл Станислава Лема из 147 философских, футурологических, критических эссе и фельетонов 1992-2006 годов, издававшихся в журнале «Odra». Значительная часть из них вошла в авторские сборники «Сексуальные войны» 1996 и 2004 годов, «ДиЛЕМмы» 2003 года. В названии цикла — аллюзия на Silva rerum — жанр родословных книг польских аристократов.

Цитаты

[править]
  •  

… какая-то современная чахотка заразила традиционную сюжетную беллетристику. Когда в семейном кругу вспоминается литература из молодости, а также и зрелого возраста, в памяти всплывает обилие названий, которых читатели не могут забыть. На самом деле и сейчас нет недостатка в новых произведениях, но это либо результат усиленного рифмоплётства, либо засилие лексики или же родственных произведений, не радующих страстного любителя фабул. <…> Правду говоря, между приключенческо-детективными книгами и такими, которые претендуют на современный постмодернизм, попросту возникла дыра. Плодится в общем-то кокетливо расплясавшаяся фантастика, особенно с элементами магии, но, говоря абсолютно примитивно и прямо, — читать нечего. Я всегда считал, что книг, достойных постоянного пребывания на домашних полках, в мире появилось так много, что есть уже жанры и непревзойдённые, и забытые. Сваливание вины на выходящий за пределы галактики Гуттенберга визуальный натиск телевидения не является достаточным объяснением беллетристической пустоты. Похоже на то, что авторы, искусные в эксплуатации воображения, или стыдятся этого творчества, якобы второсортного, или считают, что время расцвета их способностей уже миновало. <…>
Действительно, пользующиеся успехом названия в незапамятные времена бродили стадами, и каждый, кто перешагнул порог пятидесятилетия, с лёгкостью назовет произведения и произведеньица, которые запали в память. Однако что-то такое произошло в наше время с писателями, а может, и с издателями, что они осмеливаются вести нас через изощрённую скуку, претендующую на оригинальность, а новых певцов поразительного богатства мира не встречается. Не знаю, касается ли это также литературы, адресованной детям и молодёжи, но боюсь, что за магией маленького Поттера возникла неимоверно скупо заселённая окраина, в напрасном поиске переживаний выглядящая подобно некоему пепелищу. Мы всё ещё ждём творцов, которые просто смогут занимательно и волнующе рассказать. Или они уже покинули этот мир?

  — CXXVIII («Поэзия и проза молодых IV»), 2003
  •  

Насколько странным, настолько и парадоксальным является то, что несколько моих совершенно несерьёзных беллетристических текстов, которые я сам никогда, наверное, не признавал не за что иное, кроме как за гротескные и шуточные идеи, течение времени — к моему удивлению — наполнило действительностью. В <…> «Путешествии профессора Тарантоги» для вымышленной планеты я выдумал акроним WYKLĘK от «Wytwornie Klęsk i Katastrof», с которым в том тексте соседствует NAJLĘK от «Najwyzsza Izba Lękarska». Однако с течением времени когда-то благородное и спокойное телевидение начало в мировом масштабе преобразовываться в фабрику бедствий и катастроф, ужасных страшилок, общей задачей которых в бесчисленных телевизионных программах явно является удовлетворение спроса на катастрофы, бедствия, несчастья, обильное насыщение кошмарными образами трупов, развалин, полей сражений. Вероятнее всего, зрители любят картины убийств и разрушений, наслаждаются сильными землетрясениями, пожарами, наводнениями, смертоносными лавинами и извержениями вулканов, а если их недостаточно, то почти все приключенческие сериалы показывают нам убийство как явление типичное и обыденное.

  — CXXXI («Мой роман с футурологией III»), 2004
  •  

… скелетоподобные модели сегодняшнего дня все вместе могли бы сейчас с большой вероятностью играть узников, только что освобождённых из трудового лагеря. — вариант трюизма

  — там же
  •  

В одном из последних номеров «Интернэшнл Геральд Трибюн» на второй странице я увидел фотографию Фрэнсиса Фукуямы. Она находилась в центре статьи, которую я прочитал не без улыбки, потому что Фукуяма мимолётно упомянул о своей хорошо известной книге, а именно о конце истории и конце человека. Но ни единым словом он не оценил эти свои два эссеистических залпа, которые оказались двойным промахом. Зато рассказал журналисту «Геральда», который вёл с ним беседу, что только что закончил писать очередной труд, на этот раз посвящёенный подлинной стратегии супердержав. <…> Далее в разговоре выяснилось, что Фукуяма положительно относится к американским неоконсерваторам <…>.
Это меня развеселило потому, что необыкновенная лёгкость, с которой американизированный японец поочерёдно меняет эсхатологические темы своих демонстрирующих эрудицию произведений — подобно бабочке, перелетающей с цветка на цветок, — на первый взгляд представилась мне эквилибристическим неуважением. Однако после размышления я пришёл к мнению, подытоживающему содержание упомянутой статьи, что именно теперь, то есть в ситуации постоянно нарастающего ускорения событий, быстрое игнорирование того, что написал автор, — даже если бы он был известный в мире эссеист, — это типичная тактика. Никто не воспринимает серьёзно, то есть со всей щепетильностью, очередное принципиальное изменение позиций, даже мировоззренческих. Скорее всего, это так, как и должно быть. — перевод 2015

  — CXXXV («Сплошные промахи»), 2004
  •  

Рынок тривиальных произведений продолжает наполнять творчество, посвящённое сексу, крови, преступлениям, однако, <…> если бы пересмотреть книги, возникшие в прежние времена в рамках именно этой тематики, то легко можно было бы найти произведения, не лишенные своеобразной привлекательности, находчивости, которые, однако, не переиздаются, поскольку достаточно велик прилив свежайших текстов, часто будто бы написанных левой ногой. <…> в Чехии возникла пропасть после незабываемого Карела Чапека.

  — CXXXVIII («Поэзия и проза молодых VII»), 2004
  •  

Гомбрович человек был очень особенный, сложный духовно, противоречивый, который для истории польской литературы оказался одновременно превосходным и трудноусваиваемым.
По моему мнению, <…> работа Яжембского[1] является наилучшей, хотя о Гомбровиче уже много написали и в Польше, и в мире. Однако Яжембский в большой мере переубедил меня даже в оценке более поздней, очень мрачной части наследия Гомбровича, а в особенности в отношении к «Космосу» и «Порнографии». Я не могу сказать, что он высек из меня восторг относительно этих двух заглавий, но раскрыл, насколько мастерски эти работы выполнены писателем. В своей работе он отдал должное Гомбровичу, и трудно допустить, что существуют ещё какие-нибудь биографические секреты автора «Фердидурке», которые наш эксперт его творчества ещё не открыл.

  — «Сильвические размышления CXXXIX» («Книга о Гомбровиче»), 2005
  •  

На вопрос Кшиштофа Мышковского, что я думаю о творчестве Милоша через год после его смерти, я ответил, что оно плохо и даже фатально соответствует современности, ибо переполнено всепольскостью. Мышковский в очередном номере журнала «Kwartalnik Artystyczny» моего краткого ответа не поместил, то есть полностью подверг его цензуре.

  — CXLVIII («Поэзия и проза молодых VIII»), 2005

Перевод

[править]

В. И. Язневич, 2007, 2015

Примечания

[править]
  1. Jarzębski J., Gombrowicz. — Wroclaw: Wydawnictwo Dolnosl ąskie, 2004.