«Чёрные всадники и другие стихи» (англ.The Black Riders and Other Lines) — дебютный сборник стихов Стивена Крейна. Впервые издан в 1895 году, должен был включить 75 стихотворений, но издательство заставило исключить 7 из них (от 3 теперь известны лишь первые строки)[1]. Стихи не озаглавлены, пронумерованы в наиболее полном критическом издании[2][3].
В пустыне
Я встретил человека — нагого, дикого;
Сидя на корточках,
Он держал в руках своё сердце
И грыз его.
Я спросил: — Вкусное ли оно, друг?
— Оно горькое, горькое! — ответил человек,
Но мне нравится его грызть,
Потому что оно горькое
И потому что это моё сердце.[5] — 3
In the desert
I saw a creature, naked, bestial,
Who, squatting upon the ground,
Held his heart in his hands,
And ate of it.
I said: "Is it good, friend?"
"It is bitter-bitter," he answered;
"But I like it
Because it is bitter,
And because it is my heart."
Да, тысяча языков у меня во рту,
Но девятьсот девяносто девять лгут.
Я надеялся, что последний
Поможет мне пропеть то, что я хочу,
Но он застыл во рту как мертвый.[5] — 4
Yes, I have a thousand tongues,
And nine and ninety-nine lie.
Though I strive to use the one,
It will make no melody at my will,
But is dead in my mouth.
Однажды выискался человек, Сказавший[1]:
— Постройте мне всех людей на Земле в шеренги!
Немедленно поднялся страшный шум —
Люди не желали строиться в шеренги.
Весь мир охватила междоусобная война[1];
Она продолжалась долгие годы.
Пролилась кровь людей,
Терпеливо стоящих в шеренгах
И не согласных в них вставать.
В конце концов тот человек, стенавший от страха,
Был предан казни.
Люди, пережившие эти кровавые времена,
Избавились от былой наивности.[5] — 5
Once there came a man
Who said:
"Range me all men of the world in rows."
And instandy
There was terrific clamor among the people
Against being ranged in rows.
There was a loud quarrel, world-wide.
It endured for ages;
And blood was shed
By those who would not stand in rows,
And by those who pined to stand in rows.
Eventually, the man went to death, weeping.
And those who stayed in bloody scuffle
Knew not great simplicity.
Бог заботливо снарядил корабль мироздания. <…>
Сладил он остов и паруса,
Держал в руках и руль,
Собираясь его приделать. <…>
Вдруг — в это роковое мгновенье —
Его по ошибке окликнули
И он повернулся узнать, в чём дело.
Корабль же — смотрите-ка — улучив момент,
Мягко, бесшумно соскользнул в воду.
С тех пор, навеки лишённый руля,
Плывёт он по морям… — 6
God fashioned the ship of the world carefully. <…>
Made He the hull and the sails,
Held He the rudder
Ready for adjustment. <…>
Then-at fateful time-a wrong called,
And God turned, heeding.
Lo, the ship, at this opportunity, slipped slyly,
Making cunning noiseless travel down the ways.
So that, forever rudderless, it went upon the seas…
Гремел багровый гром войны.
Опустошенная земля почернела,
Женщины плакали,
Дети метались в испуге.
Вдруг объявился человек,
Который не мог постичь смысл происходящего.
Он спросил: — Зачем всё это?
Тотчас миллионы людей захотели ему ответить.
Поднялся нестройный многоголосый гвалт,
Но ответа на этот вопрос не было.[5] — 14
There was crimson clash of war.
Lands turned black and bare;
Women wept;
Babes ran, wondering.
There came one who understood not these things.
He said: "Why is this?"
Whereupon a million strove to answer him.
There was such intricate clamor of tongues,
That still the reason was not.
Милосердие, ты — ложь <…>.
В присутствии Справедливости — смотритe-ка
Стены твоего храма прозрачны,
И сквозь них видна твоя сущность
Игра теней. — 16
Charity, thou art a lie <…>.
In the presence of justice,
Lo, the walls of the temple
Are visible
Through thy form of sudden shadows.
Бог[6] в гневе
Избивал человека,
Наносил ему
Оглушительные, громоподобные удары;
Весь шар земной ходил ходуном.
Отовсюду сбежались люди.
Человек кричал, отбивался
И в исступлении кусал Бога за ноги.
Люди восклицали:
— Ах, какой нехороший человек!
И добавляли:
— Ах, какой грозный Бог![5] — 19
A god in wrath
Was beating a man;
He cuffed him loudly
With thunderous blows
That rang and rolled over the earth.
All people came running.
The man screamed and struggled,
And bit madly at the feet of the god.
The people cried:
"Ah, what a wicked man!"
And
"Ah, what a redoubtable god!"
Я встретил человека, что гнался за Горизонтом —
Так и бежал за ним вокруг света. <…>
— Послушай, — сказал я, — это пустая затея.
Тебе никогда не удастся…
— Лжёшь! — крикнул он
И побежал дальше. — 24
I saw a man pursuing the horizon;
Round and round they sped.
I was disturbed at this;
I accosted the man.
"It is futile," I said,
"You can never —"
"You lie," he cried,
And ran on.
Артель рабочих
Соорудила огромный каменный шар
На вершине горы.
Потом труженики спустились в долину
И, обернувшись, стали любоваться делом рук своих.
— Это грандиозно, — говорили они.
Им нравилось их творение.
Вдруг шар качнулся и покатился вниз;
Он мгновенно настиг людей
И раздавил их всех.
Некоторые, правда, успели вскрикнуть.[5] — 31
Many workmen
Built a huge ball of masonry
Upon a mountain-top.
Then they went to the valley below,
And turned to behold their work.
"It is grand," they said;
They loved the thing.
Of a sudden, it moved:
It came upon them swiftly;
It crushed them all to blood.
But some had opportunity to squeal.
Человек увидел в небе золотой шар.
Он стал взбираться на небо
И наконец добрался до шара.
Тот оказался глиняным.
Но вот что странно:
Когда человек спустился на землю
И снова посмотрел вверх —
Шар опять был золотым.
О чудо! Это был золотой шар.
Клянусь небесами!
Это был золотой шар.[5] — 35
A man saw a ball of gold in the sky,
He climbed for it,
And eventually he achieved it—
It was clay.
Now this is the strange part:
When the man went to the earth
And looked again,
Lo, there was the ball of gold.
Now this is the strange part:
It was a ball of gold.
Aye, by the heavens, it was a ball of gold.
На горонте сгрудились скалы.
Стоило мне взглянуть туда —
Горы пошли в наступление.
Приближаясь, они пели:
— Смотри! Мы идём! Мы идём![5] — 37
On the horizon the peaks assembled;
And as I looked,
The march of the mountains began.
As they marched, they sang:
"Aye! We come! We come!"
Традиции, вы — для грудных детей;
Вы — молоко для младенцев,
Но не пища для взрослых людей.
Поэтому…
Но увы, все мы — младенцы.[5] — 45 (ироничный парафраз названия тогда ещё популярной в Новой Англии книги 1780-х годов «Новоанглийский букварь, или Молоко для младенцев, извлечённое из сосцов обоих священных заветов»[7])
Tradition, thou art for suckling children.
Thou art the enlivening milk for babes;
Bot no meat for men is in thee.
Then—
But, alas, we all are babes.
Множество красных дьяволов
Выплеснулось на страницу моего сердца.
Они были такими крошечными,
Что я мог раздавить их пером.
Ещё многие барахтались в чернильнице. — 46
Many red devils ran from my heart
And out upon the page.
They were so tiny
The pen could mash them.
And many struggled in the ink.
— Господи, вокруг — настоящие варвары,
Они задирают носы к звёздам,
Словно к цветам на небе,
И раб твой затерялся среди пряжек их башмаков.
По справедливости я должен быть не ниже их.
— Глупец, отломи ветку и увенчай себя. — 52
My Lord, there are certain barbarians
Who tilt their noses
As if the stars were flowers,
And thy servant is lost among their shoe-buckles.
Fain would I have mine eyes even with their eyes.
Fool, go pluck a bough and wear it.
Когда-то я знал чудесную песню, <…>
Её пели птицы,
Которых держал я в корзинке.
Когда однажды открыл я дверцу,
Боже! они все улетели прочь.
Я вскричал: — Вернитесь, мои маленькие мысли! <…>
Они взмывали всё выше,
Пока не стали казаться мне горстью песка,
Брошенной между мною и небесами. — 65
Once, I knew a fine song, <…>
It was all of birds,
And I held them in a basket;
When I opened the wicket,
Heavens! they all flew away.
I cried: "Come back little thoughts!" <…>
They flew on
Until they were as sand
Thrown between me and the sky.
В пустыне
Некто голый, звероподобный
Сидел на корточках,
Держал в руках своё сердце
И ел его.
Я спросил: — Что, вкусное?
Он ответил: — Горькое — горькое,
Но мне нравится,
Что оно горькое,
Потому что это моё сердце. — 3
Человек гнался за горизонтом,
Горизонт от него ускользал. <…>
Я сказал человеку:
— Это немыслимо,
Ты никогда…
— Врёшь! — крикнул он
И продолжил погоню. — 24
I saw a man pursuing the horizon;
Round and round they sped.
I was disturbed at this;
I accosted the man.
"It is futile," I said,
"You can never —"
"You lie," he cried,
And ran on.
Многие каменщики
Сложили огромный кирпичный шар
На вершине горы.
Затем они спустились в долину
И обозрели своё творение.
— Величественно, — сказали они;
Шар им нравился.
И вдруг он покачнулся
И покатился на них
И мгновенно всех раздавил.
Но некоторые успели взвизгнуть. — 31
Человек увидал в небе золотой шар;
Он полез за ним
И в конце концов добрался к нему
Шар был глиняный.
И вот что странно:
Когда человек вернулся на землю
И опять посмотрел в небо,
Там был золотой шар.
И вот что странно:
Это был золотой шар.
Клянусь небом, это был золотой шар. — 35
Явился некогда человек,
Сказавший:
«Постройте мне всех людей всего мира в шеренги».
И сразу
Ужасный ропот начался в народе
Против того, чтобы строиться в шеренги.
И шумная свара пошла по целому миру,
И длилась она веками;
И кровь проливали
Те, что не желали стоять в шеренгах,
И те, что жаждали стоять в шеренгах.
И умер тот человек, и перед смертью плакал.
А те, что выстояли в кровавой схватке,
Так и не поняли простую истину. — 5
Господь построил корабль мирозданья тщательно. <…>
Сделал Он корпус и паруса,
И руль держал Он в руках,
Собираясь его приладить. <…>
И тут, в роковую минуту, что-то случилось,
Бог повернулся взглянуть, в чём дело,
Корабль улучил момент и, ловкий, лукавый,
Тихонько-тихонько — шасть
— и скользнул со стапеля,
И, навек оставшийся без руля, пошёл по морям… — 6
Звучал багряный гул войны.
Земля чернела и чахла;
Женщины плакали;
Дети бежали, ошеломленные.
Один человек не видел, в чем же тут смысл.
Он спрашивал: "Ради чего?"
Зашумел миллион желавших ему объяснить.
Такой был нечленораздельный гвалт,
Что смысла не было слышно. — 14
На горизонте горы группировались;
И пока я глядел,
Эти гиганты двинулись в наступленье.
Двигаясь, они пели:
«Да! Мы придём! Мы придём!». — 37
Традиция, ты для грудных детей,
Ты живительное молоко для младенцев,
Но уж никак не мясо для мужчин.
Так, стало быть
Но, к сожаленью, мы все младенцы. — 45
Красные чёртики прыгали из моего сердца
Прямо на страницу.
Такие крошечные,
Что перо могло бы их размозжить.
И продолжали бороться в капле чернил. — 46
Лично мне маленькая книжка моих стихотворений нравится больше, чем «Алый знак доблести». <…> В ней я пытаюсь изложить в целом мои взгляды на жизнь, какой она мне представляется…[1]
I like my little book of poems better than I do "The Red Badge of Courage". <…> In it, I aim to give my ideas of life as a whole, so far as I know it…
↑ 1234А. И. Кудрявицкий. Плавание за горизонт // Полное собрание стихотворений Стивена Крейна [с оригиналами] / сост., перевод, вступ. статья, примечания А. И. Кудрявицкого. — Чебоксары: Медиум, 1994. — С. 10, 12.
↑The Poems of Stephen Crane. A critical edition by Joseph Katz. New York, Cooper Square Publishers, 1966.
